Под Куполом

3

– Это Хэллоуин. Ты не можешь… мы не можем…

Расти обмер, его руки, складывающие очередной тампон, застыли. Он словно вернулся в спальню дочерей, слушая крик Джанель: «Во всем виноват Большая Тыква!»

Расти повернулся к Линде. Она тоже слышала. Ее глаза округлились. Щеки, ранее пылающие, разом побледнели.

– Линда! – крикнул ей Расти. – Доставай рацию! Позвони в больницу! Скажи Твитчу, пусть приедет на «скорой».

– Огонь! – прокричал Рори высоким, вибрирующим голосом. Лестер смотрел на него, как, должно быть, Моисей – на неопалимую купину. – Огонь! Автобус в огне! Все кричат! Берегитесь Хэллоуина!

Толпа притихла, вслушиваясь в крики мальчика. Даже Джим Ренни их услышал. Он как раз добрался до последних рядов и начал проталкиваться к передним.

– Линда! Доставай рацию! – повторил Расти. – Нам нужна «скорая»!

Она вздрогнула, будто кто-то хлопнул в ладоши перед ее лицом. Сняла с ремня рацию.

Рори сполз на примятую траву, его начало трясти.

– Что происходит? – снова заволновался отец.

– Ох, дорогой Иисус, он умирает! – запричитала мать.

Расти наклонился над трясущимся, брыкающимся ребенком (стараясь не думать в этот момент о Джанни, но, разумеется, не мог не думать) и попытался поднять подбородок, чтобы не перекрылись дыхательные пути.

– Подключайтесь, папа, – обратился он к Олдену. – Не оставляйте меня одного. Суньте руку под шею. Зажимайте рану. Давайте остановим кровотечение.

Нажатие на рану могло привести к тому, что кусок пули, выбивший мальчику глаз, еще глубже уйдет в мозг, но Расти полагал, что поволноваться из-за этого он еще успеет. Если, конечно, мальчик не умрет прямо здесь, на траве.

Где-то вблизи – но ох как далеко – наконец-то заговорил один из солдат. Если и старше двадцати лет, то ненамного. Испуганный и печальный.

– Мы пытались его остановить. Он нас не послушал. Мы ничего не могли сделать.

Пит Фримен, «Никон» которого болтался у колена, одарил юного воина горькой улыбкой:

– Мы это знаем. Если не знали раньше, то теперь точно знаем.

4

Прежде чем Барби успел слиться с толпой, Мел Сирлс схватил его за локоть.

– Убери руку, – мягко попросил Барби.

Сирлс обнажил зубы в злобной ухмылке.

– И не мечтай, говнюк. – Он повысил голос: – Чиф! Эй, чиф!

Питер Рэндолф, хмурясь, нетерпеливо повернулся к нему.

– Этот парень мешал мне, когда я пытался освободить место от посторонних. Могу я его арестовать?

Рэндолф уже открыл рот, чтобы сказать: «Не отнимай у меня время». Потом огляделся. Джим Ренни наконец-то пробился к тем, кто оставался рядом с раненым мальчиком. Одарил Барби холодным взглядом ящерицы, сидящей на камне, повернулся к Рэндолфу и чуть кивнул.

Мел это заметил. Его улыбка стала шире.

– Джекки! Я хочу сказать – патрульная Уэттингтон. Могу я позаимствовать у вас наручники?

Младший и остальные члены его команды лыбились. Все лучше, чем смотреть на истекающего кровью мальчишку, гораздо лучше, чем приглядывать за толпой молящихся кретинов и этими козлами с плакатами.

– Час расплаты, Ба-а-а-арби, – протянул Младший.

На лице Джекки отражалось сомнение.

– Пит… я хочу сказать – чиф… я думаю, этот парень только хотел по…

– В наручники его! – оборвал ее Рэндолф. – Потом разберемся, что он хотел сделать, а чего нет. Сейчас же я хочу навести здесь порядок. – Он возвысил голос: – Все закончилось, друзья! Вы развлеклись – и видите, к чему это привело! А теперь по домам!

Джекки снимала с ремня пластиковые наручники (она не собиралась отдавать их Мелу Сирлсу, сама надела бы их на запястья Барби), когда заговорила Джулия Шамуэй. Она стояла позади Рэндолфа и Большого Джима (тот даже оттолкнул ее локтем, пробираясь к месту событий).

– Я бы этого не делала, чиф Рэндолф, если только ты не хочешь, чтобы полицию ославили на первой странице «Демократа». – И она подарила ему свою фирменную улыбку Моны Лизы. – С учетом того, что эта работа для тебя внове и все такое.

– Что ты такое говоришь? – Рэндолф нахмурился, лицо изрезали глубокие складки, которые не придавали ему шарма.

Джулия подняла фотоаппарат – тоже «Никон», но более старая модель, чем у Фримена.

– Я сделала несколько фотографий мистера Барбары, помогающего мистеру Эверетту с раненым мальчиком, пару – патрульного Сирлса, безо всякой надобности отталкивающего мистера Барбару… и одну – патрульного Сирлса, бьющего мистера Барбару по лицу. Также безо всякой надобности. Я – не очень хороший фотограф, но эта фотография у меня получилась. Не желаешь взглянуть, чиф Рэндолф? Это можно. Фотоаппарат цифровой.

Барби все больше восхищался Джулией: он не сомневался, что та блефует. Если она фотографировала, почему держала в левой руке крышку от объектива, будто только что ее сняла?

– Это ложь, чиф, – подал голос Мел. – Барби пытался ударить меня. Спросите Младшего.

– Я думаю, мои фотографии покажут, что молодой мистер Ренни помогал освобождать место вокруг мальчика и в момент удара стоял спиной к мистеру Барбаре и патрульному Сирлсу.

– Я могу забрать у тебя фотоаппарат. – Рэндолф мрачно смотрел на нее. – Как вещественную улику.

– Конечно, можешь, – радостно согласилась она, – и Пит Фримен сфотографирует тебя в этот момент. Потом ты сможешь забрать фотоаппарат Фримена… но все увидят, как ты это делаешь.

– На чьей ты стороне, Джулия? – Губы Большого Джима изогнула яростная улыбка. Улыбка акулы, готовой вцепиться в пухлую ягодицу зазевавшейся пловчихи.

Джулия улыбнулась в ответ, и глаза над этой улыбкой чистотой и наивностью не уступали глазам ребенка.

– А есть стороны, Джеймс? Помимо той, – она указала на наблюдающих солдат, – и этой?

Большой Джим не отрывал от нее глаз, его губы начали изгибаться в противоположную сторону, стирая улыбку. Потом он махнул рукой Рэндолфу.

– Будем считать, что проехали, мистер Барбара, – сказал чиф. – Погорячились.

– Благодарю, – ответил Барби.