Я у мамы дурочка

Прошли годы, меня приняли в Союз писателей, я переехала в Москву.

Я очень полюбила Переделкино. Это была любовь с первого взгляда, с первого приезда. Стояла зима – белый снег, белые берёзы, белая сказка…

Со временем этот Дом творчества раз или два в году становился моим домом.

Чаще всего путёвки доставались не в сезон, но мне было хорошо там в любое время года.

Полупустая столовая, мы сидим за столом с немолодым человеком. Завтракаем вдвоём, ужинаем вдвоём, днём он в городе. Ведём ни к чему не обязывающую светскую беседу.

– Опять дождь! – хмурится он.

– Хорошо!

– Почему хорошо?

– В дождь пишется хорошо.

– А вы пишете? Я думал, вы чья-нибудь дочка. В это время здесь родственники в основном. Да вы не обижайтесь!

– Я и не обижаюсь, привыкла. Как-то забыла членский билет. Опаздываю на интересный семинар, прошу женщину на вахте в Доме литераторов: «Пропустите меня, пожалуйста! Я вам завтра билет покажу!» А она спрашивает: «Чей билет? Папин? Мамин?»

Мы смеёмся вместе. А назавтра опять:

– Ну, погода!

– Хорошо! Не тянет на улицу. А то приезжаю и несколько дней за стол сесть не могу, хожу обнимаюсь с берёзами.

– Да? А что вы пишете?

– Всегда писала стихи, для них за столом сидеть не надо. А сейчас пробую прозу, тут уж от стола – никуда.

– Дайте стихи почитать.

– Нет. Я вас боюсь.

Это была чистая правда. В какой-то момент я вдруг узнала в нём того обличителя мелкобуржуазности, из давнего семинара молодых, но отступать было поздно. Да и зачем, он меня явно не узнавал. Ну, мелькнуло много лет назад в толпе молодых поэтов лицо, и то – муж, сын, дочка в проекте.

Такой хороший повод заклеймить мелкобуржуазность как вредоносное явление для нашего строя!

– Ну что вы! Не бойтесь, я вам обещаю – если мне не понравится, я просто вам ничего не скажу.

И я дала ему стихи, дурочка. Мы продолжали встречаться за завтраком и за ужином. Он ничего не говорил о моих стихах. Светская беседа! Одиннадцать дней.

Чего мне стоило держаться, не задавать вопросов, да просто не пересесть за другой столик!

На двенадцатый он сказал:

– Я закончил, наконец, срочную работу и прочёл ваши стихи. Вы счастливый человек, а наше поколение заставляли писать на злобу дня…

Гостиница

Это было так давно, будто смотришь в перевёрнутый бинокль.

Жила в Ростове-на-Дону, работала в своём КБ и писала стихи, я всегда писала стихи. Ко мне хорошо относились в городе. Вышла первая книжка, и я считалась молодой, подающей надежды поэтессой. Поэтому, когда приезжал какой-нибудь поэт, выступать с ним посылали меня.

Он был очень пожилым, на мой тогдашний взгляд. Невысок, сутул и похож на птицу, старую птицу. Этот медленный птичий взгляд с поволокой…

Читал стихи только про любовь таинственным низким голосом, и женщины в залах замирали, заворожённые. Каждой казалось, что это адресовано именно ей.

А потом я читала свои девчоночьи стихи. Их тоже слушали. Наверно, думали, что сказали бы именно так, если бы могли писать стихи. Впрочем, не знаю, что они думали.

И он слушал мои стихи, склонив голову и прикрыв глаза.

– Знаешь, принеси мне стихи в гостиницу. Я почитаю глазами, и мы поговорим.

– Правда? Спасибо! Я обязательно приду. Когда вам удобно?

– Завтра воскресенье, ты свободна. Часа в три и приходи, пятьсот десятый номер.

Я пришла ровно в три часа. Дежурная посмотрела на меня и снова уткнулась в свои бумаги.

Гостиница была старая и стояла на главной улице моего города, сколько я себя помнила. Но как-то получилось, что я сюда пришла впервые.

Номер был как номер. Люкс ему по статусу, как я потом поняла, не полагался. Не начальство, не секретарь Союза и даже не известный московский поэт.

Первым делом протянула ему свою свёрнутую в трубочку тетрадку.

– Вот, я принесла стихи.

– Молодец, посмотрим. Хочешь чаю? У меня кипятильник с собой.

– Спасибо, я из дома. Знаете, здесь привыкли к моим стихам, а вы человек новый…

– Посмотрим твои стихи, не торопись. Потом посмотрим.

И вдруг, совершенно неожиданно, он обнял меня! Я удивилась, я так удивилась! Высвободилась и смотрела на него во все глаза. Но он снова притянул меня за плечи и стал целовать в шею. У меня началась жуткая паника. Я вырвалась и заметалась по комнате.

– Что с тобой? Ты что, не знаешь, зачем пришла?

– Я принесла стихи…

– Это же предлог! Ты не маленькая. Ну, перестань дурить, иди сюда, что я, мальчик – гоняться за тобой!

Я хотела одного – бежать от него, бежать из этой ужасной комнаты как можно дальше. Но дверь была заперта. Когда он успел запереть дверь?

– Выпустите меня!

– И не подумаю. Ты с ума сошла? – Он встал и пошёл на меня, широко расставив руки. Я всё же смогла проскочить вдоль стенки к окну и прыгнула на подоконник. Страх гнал меня, я совершенно потеряла голову.