Вольные хлеба

– Поэты – и есть высшее общество. Выше нет, запомни!

– Запомню.

Подошёл к книжной полке. Там стояли первые книжки, которые я купила в Лавке писателей, не могла удержаться!

Украшением её был чёрный литой каслинский Дон-Кихот. Он кочевал со мной из Ростова в гостиницу, потом на квартиру, в общежитие, и у него потерялся меч.

– Так, посмотрим, что ты читаешь. Булгаков, это хорошо. Самойлов, французские поэты… У тебя хороший вкус. А что здесь делает Дон-Кихот без меча? Выбрось его немедленно!

– Что ты, это же символ нашей интеллигенции – полная безоружность!

– Да? Продай мне этот образ!

– Я и сама умею писать стихи…

Дон-Кихот

Статуэтка Дон-Кихота
Без меча.
Ему, бедняге,
Нелегко —
В руках – лишь книга,
И в глазах его тоска —
За добро и справедливость
Биться только на бумаге,
Если пламенное сердце,
Если верная рука!

Царство разума и света —
Где оно, вы мне ответьте!
А иначе не придёт!
И мечтателям великим
Неуютно на планете,
И с тоской глядит на это
Безоружный Дон Кихот!

Белое не станет чёрным,
Чёрное не станет белым,
И подонки, как известно,
Не читают мудрых книг.
Им понятен меч, и только!
И кому, какое дело
До твоих, мой друг, скитаний,
До метаний до твоих.

Языки нелепых мельниц
Снова мелют что попало,
Снова льются чьи-то слёзы,
А не видно никому!
И опять смеётся сытость
Над голодным идеалом,
И желанье жить иначе
Не прощается ему.

Нам, в заботах и тревогах,
Тоже часто не до книжек.
Но потёрты их страницы
Так, что светятся – насквозь!
Не горюй, мой бедный рыцарь,
Будем биться за мальчишек —
Может, им ещё удастся
То, что нам не удалось…

Правда, стихи о Дон-Кихоте я написала только через несколько лет.

И вдруг как-то вечером прихватило сердце. С чего бы, всё хорошо, отдельная комната, не надо думать, на что завтра купить поесть, могу ходить в театры и покупать книги.

Наверно, настигает прошлая немыслимая перегрузка, физическая и душевная. Боль такая – ни вздохнуть, ни шевельнуться. В голову не приходит вызвать скорую, или просто постучать соседке. Чёткая мысль – человек, помоги себе сам!

Из лекарств один корвалол, капаю и капаю его, сбиваясь со счёта…

10. Каникулы

Первая сессия позади. У меня на экзаменах одни пятёрки, не то, что в Радиотехническом. Невольно начинаешь жалеть о том зигзаге в своей жизни, больше чем на два десятка лет.

Ростов встретил настоящей зимой. Стояли морозы, впрочем, стояли – не то слово. Это в средней полосе они стоят. У нас, в степи неистовствуют, налетают бешеным ветром, колючим от снежной крупы, ещё и смешанной с грязью и песком, которые прихватили по дороге.

Дома холодно, температура не поднимается выше одиннадцати градусов. Единственное тёплое место – у стены печки, она топится газовой горелкой и должна обогревать три наших комнаты.

Старая печка, которую мы топили углём – обогревала. И эта стена всегда была тёплая. Тогда она была из белого изразца с тигриным семейством посредине. Когда печку переделывали под газ, тигров велели убрать по технике безопасности вместе с плитами.

– Будут щели – отравитесь!

Теперь щели были в штукатурке, стена стала уродливой, но это было единственное тёплое место в квартире.

В то прекрасное время Союз обеспечивал писателей квартирами. Они были собственностью Союза! И если какой-нибудь классик получал более престижное жильё, цепочка приходила в движение, и в конце оказывалась квартира для новичков или работников аппарата.

Перед курсами у меня был разговор на эту тему.

– Меняйте квартиру маме, конечно, там жить без капитального ремонта невозможно. Мы вас на улице не оставим, – сказал орг. секретарь, Николай Сергеевич.

Теперь я пошла туда снова.

– Николай Сергеевич, у нас одиннадцать градусов в квартире. Пошлите кого-нибудь из жилищной комиссии.

– Что посылать, мы всё знаем, о вас помнят. Вы поменяли мамину квартиру?

– Зимой невозможно просто. Железная лестница – сплошной лёд, в квартире холодина.