Марта

? Подобру-поздорову, отстань, не суй в нос свои замызганные цацки, видишь, разбираемся. Не ерзай под ногами!.. не заводи душу!.. не буди во мне стервы. – Неистово вращая потемневшими от яростного возбуждения глазами, придвинулась Марта к хозяину. Тот отступил, изумленный таким бешеным напором.

Фыркнула Вирена, хищно оскалив мелкие зубки в язвительной улыбке. Выхватила ожерелье, надела на длинную шею и, довольная, стала разглядываться в зеркало, злорадно пританцовывая перед Мартой.

? Идет-не-идет, купить-не-купить! У меня денег столько, что всю эту лавочку со всеми ее потрохами могу забрать.

Ее тоже начало охватывать радостное возбуждение. Всегда так приятно достать соперницу.

? Чего квохчешь курицей, все куплю, все куплю! Лопнешь от натуги. В эти руки много не загребешь, вон, они у тебя, словно крюки. И ожерелье это пристало, что курице бусы.

? Порою завидущая хула лучше, чем дурацкая хвала! Что досада берет по чужому добру? Аж, трясешься, что купить не можешь. Берут завидки на чужие пожитки!

? Завидны в саду черешня да вишня; кто не пройдет, тот щипнет. А здесь чему завидовать? Ты в зеркало на себя погляди получше. Вставь свои слепые зенки в него и увидишь, что в кривой роже и рот на боку. Как не крась, уже ничем сверху не закрасишь. Хотя, промеж слепых и кривой в чести.

? Ты дура беспардонная, на себя лучше погляди, нос, что лапоть на всю рожу. – Зачастила, заметно нервничая, Вирена.

? Да не такая раскрасава, что в окно ночью глянет – месяц с перепугу на землю шлепнется. Во двор выйдет – со страху три дня собаки воют. – Ткнув руки в боки, грудью вперед, ехидно издевалась Марта.

Мужики заинтересованно следили за перебранкой.

? Наша барынька возбудилась – то как!

? Рада дура дуру встретила.

? Как не крути, а деревенская корова шустрее городской кобылы. – Делились между собой довольные зрители. Не каждый день доводится услышать перебранку двух достойных друг друга стерв.

? Чего ты своим выменем мне в нос тычешь. Вон набухло, ровно у коровы перед отелом. – Вирена стала совсем близко, прищурив яростно глаза, – меня не укусишь, а себя за зад попробуй. Надо же, откормила, что не обойти, не объехать. – В ее голосе появились первые визгливые звуки.

? Знамо, такой кляче не объедешь, первый ветер в поле снесет. – Марта, наоборот, стала спокойная, что удав на охоте. – А о твой дохлый, уколоться можно. И не маши передо мной своими растопырками. Чай, не в поле чучелом огородным стоишь, ворон здесь нет. А мухи от смеху, глядя на тебя, все давно передохли. Распрыгалась, что блоха в коросте, места себе не найдешь.

? А чтоб тебе шмелем подавиться, корова не доенная,– рассердилась не на шутку Вирена, аж затряслась вся. – Зато у меня денег столько, что тебе и не снилось. – Дрожащими от злости руками открыла свою сумочку, полную золотых монет, набрала целую пригоршню, затрясла ими перед носом Марты.

? Ого, вот это да!

? Золота никогда много не бывает.

? Все равно, эта тощая кляча нашей корове рылом под хвост не достанет.

? Не все горлом, скоро и руками махать начнут.

? Здесь рукам воли лучше не давать. Тяжелая рука у бабенки.

? Само собою разумеется, но разогнав во весь дух, сразу не осадишь бабий норов. – Толпа живо отозвалась на увиденное.

? Все, всякое мое терпение лопнуло! Короче, чего тебе надобно, кучка навозная, пересохшая. Повторяю, а ты слушай, харю-то свою не отворачивай, хорошего дважды не сказывают, даром здесь трешься-ошиваешься; сказано, мы уже ничего не продаем. А что не продается, цены не имеет!

Нам закрываться пора, в городе дел полно. Что ты носишься со своей торбой, что кура с яйцом. Не надо нам твоих поганых денег! От худой курицы и яйца худые. Иди, гуляй, смерть куролапая.

? Чего это вдруг мы, – ошарашено заморгала Вирена.

? Потому, что муж мой.

? Ах, муженек уже твой? – протянула с издевкой, улыбаясь так хитро, а глаза такие злые, аж красные.

? Да мой! Что я уже замужем не могу быть?

Купец, стараясь надевать на Вирену украшения, решил до поры не вмешиваться в яростную перебранку женщин. Он вмиг остолбенел от такой неожиданности. Недоуменно оглянулся на Марту.

? Ты? Да ради Бога, да сколько угодно! Мне что жалко! Но намедни чужими были, – ехидно заметила, так же кулачки в бочки и остренький подбородок резко взлетел вперед – вверх.

? Ну и что ж, что были, а тут взяли и поженились, специально, тебе назло.

? Ты хоть знаешь, как звать мужа возлюбленного.

? Знаю, не твое куриное дело, поняла?

? И как, если это не важная тайна?

? Чмок, – мигом сорвалось с языка, – или Пипла, – добавила отрешенно, поняв что ляпнула ни к селу, ни к городу. Как же на самом деле его звать-то? Силится вспомнить.

? Махмуд, – робко пытается подсказать ошеломленный продавец. Ему очень понравилась идея Марты. Он уже успел убедиться в уме, взбалмошности, напористости этой молодой женщины. Его восточную натуру это так возбуждало!

? Ну, конечно, Махмадей, – обернулась на мужчину, – а дома как хочу, так и называю, по-разному. От большой любви обзываю, как мне захочется, понятно для особо непонятливых.

? Чмок, – заливается от зловредного смеху Вирена. – А Пипла где у него болтается?

? Мой муж, как хочу, так и зову, – решительно отрезала, сердито сверкнув глазами. – И, что у него, где болтается, не для твоих куриных мозгов, ясно? Будет мешать, обрежем.

? И давно у вас любовь, – визжит Вирена.

? Давно, с самого утра, – улыбается ехидно.

? Надо же, – сплеснула та руками, – была деревенская дура стала городская Чмошка!

? Сама ты надоедливая мошка, Кура пучеглазая. Он любит меня понятно! Сильно! всей душой и всем сердцем! Он, этот… Махмадей, – с удовольствием вспоминает имя, – даже обзывает меня… то есть называет… как? Во! Я его…– правую руку к губам, задумывается на миг. – Что светит-то все время… а, ну, да! Светильник его глаза, – засомневалась чуточку, – или двух? У него же, по-моему, два их было, – оглянулась на хозяина.

Он испуганно вытаращил глаза, – два, два, – затряс отчаянно бородой.

? Ну, точно, козел! – скривилась про себя Марта, – ему бы еще рога. Ну, да, не важно! Хорошо хоть, что со всеми глазами, – махнула рукой, и продолжила свою пышную речь – я лучезарный светильник его двух, – зачем-то выделила, – глаз. – Так что давай, снимай мое добро. Я резко передумала продавать. А что? сама носить буду. И, вообще, мы уже закрываемся, да, милый? – таким елейным голоском.

Закивал согласно головой Махмуд, молчавший до сих пор. В его словах не было нужды. Совсем растерялся, бедный, от такой неожиданности. Марта так сильно овладела его душой и телом, что напрочь забыл о торге, о выгоде. Рад был несказанно, что жениться на такой удивительной женщине, шальной, что буря в пустыне.

Для Вирены слова Марты, будто плевок на солнце.

? Я плачу золотом и покупаю все это, что на мне, тебе понятно, коза задрипаная. – Молвит ядовито с чувством, с расстановкой, медленно, наслаждаясь моментом.

? Думаешь, если он козел, значит я тоже дура?– не вынесла такого сравнения возмущенная душа Марты, – а ну, давай сюда побрякушки. Обвешалась ими, ровно елка новогодняя. Повторяю, мы закрываемся! Не только слепая, еще и тугоухая. И за что все увечья на одну тупую голову!

Потянулась к ожерелью, стала снимать бесцеремонно.