Марта

Марта смотрела невидяще в окно. Повернула голову, усмехнулась мило, – живехонько срядилась и прикатила в город. А здесь тебя повстречала. – Блеснула глазами повеселевшими. – Столько печали в прошлом посеяно. Ну и пусть! Не к чему ворошить эту давнюю грусть. Авось, уже не обойдет меня больше сторонкой дальнею счастье мое неприкаянное. Время быстро летит. Вот уже сегодня другой кавалер у меня в гостях.– Легонько положила руку на его ладонь, – уже ему душа моя подарит солнца луч ночкой темною, ночкой жаркой. Уже теперь в наших встречах, как в хорошем напитке, перемешается все: сладость встреч, и горечь расставаний, стыдливость слов и нежность прикасаний. Ты как?

? Я?.. я всегда…– затряс забавно головой, – то есть, – растерялся от неожиданности такой, – совсем уже готовый. Очень даже не против!

Улыбнулась ему мягко, словно дитяти малому. Легонько потрепала по щеке ладонью. Склонила голову себе на локоть, что-то сонно еще проворковала и уснула, спокойно, мирно, что ребенок. А он боялся дыханием своим ее сон спугнуть, страшился прикрыть глаза. Ему казалось, что задремлет и пропадет видение прекрасное.

Сейчас она принадлежала ему неподдельно и навсегда. И никто уже теперь не отберет, не выдернет из его объятий. От самой этой мысли боязливой, несмелой, тихого биения ее сердца и такой беспомощной нежности мягкой руки, что схоронилась в его крепкой ладони, наполнился взрывным и ошеломляющим, как терпкое вино, ощущением счастья!

***

Румяный, улыбчивый рассвет зарею алою расплескался на полнеба. Заметались птицы беспокойные. Глаза невольно начали слипаться. Сон прихотливый, назойливый неумолимо завлекал в дрему, ласковую, что мать и затейливую, что сказка. Сквозь полуприкрытые веки споткнулся взглядом о тень причудливую. Первые лучи солнца выхватили из призрачной полутьмы фигуру женскую. На голове волосы убраны замысловато, густо утыканы бриллиантовыми заколками. Непристойная откровенность пышного, расшитого золотом платья, почти обнаженная высокая грудь, темные, бездонные глаза, умоляющие о помощи, и загадочная полуулыбка, что удерживала его взгляд, заставляя любоваться этим чудесным видением.

Трофим, очарованный, будто невменяемый, пошел следом, совершенно забыв обо всем на свете. Бедный парень даже и не заметил, когда на ней появилась темная накидка с глубоким капюшоном, в просторных недрах которого незнакомка прятала таинственный взгляд. Она довольно быстро привела его на окраину в один из заброшенных домов и исчезла. Остановился, изумленный, что может такая легкая, почти невесомая барышня делать в этой развалюхе?

Наполненный решимостью, прошел в дверь, что жалобно скрипела на одной ржавой завесе и увидел свою удивительную спутницу, только уже лежащую на столе. Оглянулся, ошеломленный. Никого! Он сам! Только свечи преющие. Полумрак. И тленный запах смерти.

Несмело подошел поближе. Неужели мертва? За кем тогда гнался все утро? Присмотрелся в застывшие черты. До чего же хороша! Будто живая. Осторожно прикоснулся к нежному запястью. Вмиг схватила за руку, хлопнула глазами. Томным шепотом прошелестела,

? Ты пришел. Я знала, ты придешь.

Трофим, огорошенный, пробовал вырвать руку из цепкой ладони. Не смог. Сила в руках девичьих неимоверная. Вот влип, так влип. Остолоп! Как теперь убраться отсюда. Кисло осматривался вокруг, переступая с ноги на ногу, словно конь нетерпеливый. Не будет же такая знатная дама сама валяться среди этой рухляди. Наверняка, кто-то приставлен за ней присматривать. Мало ли что, здесь вон одних камушков драгоценных сколько! А, что, если его сюда умышленно заманили, что бы в краже обвинить? Ужас, – зажмурился со страху. По спине мурашки забегали.

? Я умираю от неразделенной любви к тебе. С горя выпила бокал вина с ядом и уже ничего нельзя изменить. Ты же знаешь, самоубийство – грех тяжкий. Если не придешь се-годня ночью на кладбище, гореть мне вечно в пекле. Спаси мою душу! Я прошу, как настоящего мужчину, помоги несчастной. Если не смог ответить на мою любовь, то помоги избежать мук ада. Пообещай, что придешь сегодня ко мне на могилу. Что тебе стоит! Дай слово!

Глаза ее загорелись лихорадочными огоньками. Губы скривились в жалкой улыбке.

После просьбы такой, отпустил страх душу. Эка невидаль! Сколько в своей жизни раздал напрасных обещаний и не упомнит уже, только убраться бы отсюда поскорее. Замотал согласно головой, пытаясь освободить руку.

? Поцелуй, – просят полураскрытые уста. – Хочу на прощание запомнить твой поцелуй. Закрепи свое слово мужское.

Красива была той загадочной, неотразимой красотой, от которой невозможно оторвать взгляд, а в глубине страх осторожно холодил душу. Сомневающийся в необходимости выполнения этой просьбы, глянул на выход. Дамочка ухватилась за шею, губы ее потянулись к нему. Объятия крепкие, поцелуй долгий. Еле, бедняга, вырвался, из цепких рук и отшатнулся с дикого перепуга. Глаза невольно полезли из орбит, перед ним лежала мертвая, безобразная, высохшая, что прошлогодняя плесень, старуха.

У сердешного волосы на голове дыбом встали. Пробила мигом частая икота. Пятясь, выскочил на улицу. Бежал, не узнавая перед собой дороги, все время, спотыкаясь, как слепой.

Не заметил, как уткнулся носом в огорожу. Трехметровый забор взял на абордаж с одного маху. Стукнулся больно одним местом о землю. Сразу, словно очнулся. Оглянулся, на дворе белый день в разгаре, веселый, шумный, говорливый. Возле него несколько куриц хлопотливо гребутся в земле. Недалеко собаки лениво облаивают друг друга.

Пыхтел долго, очумелый, пока пришел в себя. Потихоньку заработала мысль. Дрожь рассасывалась, оставляя по себе досадный осадок. Ну и что с того, что пообещал? Многим давал слово и никогда не сдерживал его. Скольким девушкам и женщинам сулил райскую жизнь? Скольким обещал жениться? Это сколько жизней надо иметь, чтобы всех желающих осчастливить!

Капиталом их пользовался, а потом в один момент исчезал. И ничего! Жив до сих пор. Правда, проклятий на его голову сыпалось немало. Но это уже пережить можно. А так, не успеешь жениться, смотришь, а есть и получше, и побогаче. Сразу же будешь думать, как развестись.

Жена не сапог, намуляет, с ноги не снимешь. До сих пор Бог миловал. Обойдется и на этот раз. Успокоился немного. Правда, такой случай с ним впервые. Да еще когда! Когда он, наконец, нашел свое счастье. На душе так паскудно!

Вокруг будто бы и никого. Но его на мякине не проведешь. При кажущейся тишине и пустоте, бывает или свора злых, гигантских псов налетит внезапно, или еще хуже, сторожа, что похлеще любой собаки. Подстрелить могут запросто. Пропадет тогда ни за грош.

Надо поскорее смываться, пока не заметили. Назад пришлось выбираться долго. Забор оказался таким высоким, что даже не верил, как смог его перепрыгнуть. Пробовал нагнуть ветку на дереве. Долго лез, осторожный, по ней, пока перед самой оградой не обломилась, и он шлепнулся на землю. Пытался собирать камни. Несколько едва притащил. Еле поставил один на один. Было мало. Самый огромный, вросший в землю, не смог вытащить, как ни тужился, бегая вокруг.

Нашел доску, приставил к огороже. Кривая, грязная, трухлявая. Вылез по ней почти на самый верх и грохнулся обратно на землю. Сидел, чуть не плача от досады, растирая грязь по вспотевшему лицу усталыми, в кровь исцарапанными, руками.

В спину все время что-то больно тыкалось острое. Не в силах подняться, раздраженно пнул плечами, и кубарем вывалился на улицу. Подхватился и яростно толкнул ногой обнаружившуюся неожиданно небольшую калитку. Сердито оглянул себя. Штаны его модные – дырявые, руки – грязные, колено – кровоточит. Поймал извозчика и, вконец обессиленный, приехал домой. Надеясь поскорее забыть об этом жутком кошмаре, выпил залпом вино из бутылки, рухнул на кровать и вырубился. Проснулся уже вечером от требовательного стука в дверь. Еле открыл глаза. В дверях стояла Марта.

***

Разбуженный неожиданным приходом гостьи и разбитый утренним происшествием, угрюмо глядел на пустую бутылку. Голова болела жутко. Во рту все пересохло. Похмелиться – нечем. Чем головную боль снять? Да и настроение – хуже некуда.

Поднялся, шатаясь, направился к рукомойнику.

? Я знаю тебя всего-то ничего. А ты уже успел в стольких передрягах побывать. Что уже на этот раз случилось?

Она с недоумением рассматривала его неряшливую, выпачканную грязью, внешность. Промямлил в ответ что-то нечленораздельное. Марта уже задиристо, – признавайся живо, что случилось?

? Жил бы тихо, да от людей лихо, – хмуро отводил виноватый взгляд. Ему было так неловко, так стыдно.

? Ей, Богу, Марта, я безвинен, – за божился истово. – Она мне, подлая, сама голову вскружила. Напустила туману. Как меня черт попутал ввязаться в эту историю?

Марта! Голубушка! Скажи мне, кто сегодня без греха? Ну! – кисло ковырялся в рукомойнике, чувствуя, что вина за ним немалая. – Посмотри вокруг. Успокой, ради Бога, скажи, кто не солгал душой ни разу в жизни. Не обманул ближнего.

Спохватившись, подошел к гостье, взял за руку, не поднимая виновных глаз. – Прошу, прости меня, хоть немножко, за мои слова… и за поступок опрометчивый. В душе такая гадость роется, а на сердце мразь копается, что хоть криком кричи, хоть волком на луну вой. – Присел на табурет, – вот всегда у меня так. Только-только начинает что-то налаживаться в жизни, только улыбнется удача, а судьба моя коварная снова меня в дерьмо. Раз! И пхнула.

Опять швырнула дурака в грязь лицом. И вот так всегда, вначале радует встречей приятной, а потом обязательно подставит. – Отвел в сторону хмурый взгляд. – Жизнь злодейка. У нее столько злых уловок. Только обнаружит, что ты кому-то нужен, жди подзатыльника. – Отвернулся к окну обиженный.

? Снимай штаны, зашью дыру. – Марта бесцеремонно помогла раздеться зардевшемуся парню. Ему было очень неудобно.

? Разве виноват я в том, что духом слаб.

? Головой ты слаб, – Марта улыбалась хитро. – А рожа-то, рожа перемазанная вся, ровно с поросятами из одного корыта хлебал.

? Да я грязи не боюсь. – Махнул отчаянно рукой. – Она ко мне не пристает.

? Зато ума к такой роже не пришьешь.

Удобно расположилась у окна, совсем как дома. Голосом низким нараспев,

? А ты на что надеялся. Бог долго терпит, да потом больно бьет. Давай, сказывай, свою печаль, дорогой, не кройся. Все равно потом узнаю.

Кто-то другой и клещами не вытянул бы его признания в своей глупости. Но Марте рассказал все, как на духу, ничего не утаив. И как целовался со старухой, и как забор перелезал. Под конец даже вздохнул облегченно. Гостья смеялась, запрокинув голову назад, вытирая слезы кончиком платка.

? Ну и насмешил ты меня! Ну и насмешил. Это каким же надо быть дураком, чтобы повестись на такое? Язык, что помело, а вместо головы кочан на плечах болтается, да и тот вижу гусеницей изъеден.

Слушай меня внимательно, каждая ведьма, когда умирает, старается найти своей душе, которую она до этого продала сатане, замену. Вот эта старуха и решила тебя охмурить. Ты говоришь, милая девушка, злая улыбка. То, что молодой ее видел, это чистой воды обман, обыкновенное колдовское внушение. Напустила туману в глаза, вот и видел не то, что на самом деле.

А что полезла целоваться, тоже понятно. Если бы ты знал какая горячая кровь у всех, без исключения колдуний. Любая и в старости всякого мужика до смерти залюбить может.

Хотя, не пойму, а почему именно тебя выбрала? Как она на тебя вышла. Ты ее раньше где-то встречал?

? Нет, конечно. Не приведи, Господь! – перекрестился истово.

? Странно, – задумалась Марта. – Ну, ничего, поможем в твоей беде. Придумаем что-нибудь, как тебе сходить к ней и невредимым остаться.

? Что? Мне надо будет и в самом деле идти на кладбище, да еще ночью? Не пойду, – заупрямился. – Мало ли что кому обещал. Не пойду, – хмуро ковырялся в ногтях, вычищая грязь. – Не буду выполнять глупую блажь полоумной старухи, тем более уже покойной.