Ненормальные. 20 житейских историй

О войне на Кавказе Витя Котляревский узнал в Краснодаре, на рынке. Быстроглазый, энергичный торговец мандаринами Заур, не жалея времени и слов, рассказывал грузчикам, как грузины веками притесняли абхазов, а подлый Гамсахурдия окончательно набросил удавку на шею свободолюбивого народа. Набросил, но не задушил, не поставил на колени! Мужчины уходят в леса, гонят неприятеля, но тяжело им биться за свободу и независимость Родины – силы неравные! Горячие свои речи Заур неизменно заканчивал призывом помочь абхазским братьям и при этом обещал такое вознаграждение, о каком ни один грузчик даже и мечтать не смел.

– Чё, прямо вот так: любой может пойти воевать? – удивлялся Витя-Кот. – Даже если в армии не служил?

– В армии тебя чему научат? Портянки наматывать и морды салагам бить, – смеялся в ответ Заур. – Но вначале сам от «дедов» не раз получишь. А главное, кто твоим родным поможет, пока ты два года будешь по плацу кирзой стучать?

Виктора, ожидавшего осенней повестки, не пугали слухи о жестокой армейской «дедовщине». Драться он умел, без этого пацану в станице кисло жить – ни мужики, ни девки уважать не будут. И оружие в руках держал – с детства с отцом ходил на зайцев, мог даже в меткости с ним посоперничать. Только раньше и думать не думал, что этими умениями можно зарабатывать.

Раньше всё было ясно-понятно: детство, учёба, работа. Хорошо работаешь – хорошо получаешь, есть деньги – можно жениться. Анжелка… Она училась в параллельном классе, жила по соседству. Когда, вслед за Советским Союзом, в одночасье развалился колхоз «Ленинский путь», многие сельчане метнулись, кто куда. Анжелика подалась в Москву. Виктор хотел с ней уехать, да не вышло. Отец не вынес краха недостроенного социализма, парализовало его.

В то же время мать – колхозный ветврач, старшая сестра – табельщица и сам Витя, только-только окончивший сельхозтехникум, все разом оказались безработными. Семейные сбережения быстро ушли на врачей и знахарей, лекарства и снадобья. Только ничего не помогло, так и остался Котляревский-старший лежать в беспамятстве с перекошенным ртом.

Сестра первой себе другое дело нашла: начала возить шмотки из Турции и торговать из-под полы. Но когда на границе её свои же таможенники обобрали, бросила всё и уехала в Сочи: в курортном городе даже в трудные времена туристов много, потому всегда есть работа. Устроилась официанткой, хахаля завела. Домой приезжала редко, ненадолго, но успевала брату всю душу вымотать упрёками: здоровый лоб, а с мамкой в огороде грядки пропалывает да корову пасёт – не стыдно?

Виктор злился, ругался с сестрой, с матерью, даже на младенчески беспомощного отца срывался, но выхода не видел. И взрослые-то мужики работы не могли найти, а с парнем без опыта да без пяти минут призывником ни один кадровик даже разговаривать не хотел.

В активе у Вити Котляревского имелись лишь профессия механизатора, пара крепких рук и упёртый характер – с этим и отправился в Краснодар.

Поначалу сунулся в автопарк, хотел водителем наняться. Только тут тоже всё в деньги упёрлось: директор за трудоустройство большую мзду затребовал. Просить помощи у родителей, едва сводивших концы с концами на инвалидную пенсию отца, Виктор постыдился, у сестры не захотел – помнил её устало-возмущённое лицо да обидные слова. Скрипнул зубами и бесплатно устроился на рынке грузчиком. Там же дёшево снял койку у торговки семечками, там и с Зауром познакомился.

– Мужчина не имеет права смотреть, как его родные голодают, – разливая кислое домашнее вино, отечески внушал Заур. – Нужна работа? Вот, война – самая что ни на есть мужская работа. Ты же Виктор – победитель, значит! Тебе нельзя сдаваться!..

Война в рассказах вербовщика больше походила на турпоход: всех наёмников обеспечат необходимым снаряжением, научат пользоваться оружием, правильно вести себя в лесу, останется лишь разумно действовать – и не попадёшь ни в плен, ни под пулю. Но окончательно решила дело обещанная крупная сумма.

О том, что вступил в ряды освободителей Абхазии, Витя никому не сказал. Домой, правда, съездил, с родителями попрощался. Отцу, не узнавшему сына, пожал вялую руку, матери соврал, что нашёл работу в Адлере, даже билет показал. Но не в поезд сел, а в «газель» друга Заура – хмурого чернобородого Александра Даудовича.

По дороге машина несколько раз останавливалась, к Виктору присоединились ещё пятеро мужчин. Ехали молча, не глядя друг на друга. Границу миновали без задержки, никто фургон не остановил, документы не спросил.

Поздно ночью Александр Даудович, он же командир отряда Сандро, привёз их в прибрежное село, поселил на окраине, в бывшем пансионате, приспособленном под военный учебный центр. Здесь инструкторы учили новичков стрельбе и приёмам рукопашного боя; рассказывали о правилах поведения в лесу и благородной миссии защитников братского народа.

Вскоре Виктор понял: хоть и связаны завербованные бойцы одним делом, но друг другу чужие. От каждого нужно держаться подальше, иначе обязательно найдётся подлая сила, будет давить тебя на потеху другим, и никто её не остановит.

Отчего Каба решил, что с Виктором такой номер пройдёт, непонятно, только сразу начал к нему цепляться. Поначалу мелочно доставал: то толкнёт, то обзовёт. Виктор молча кипел, понимал: Каба старше и сильнее. Однако вскоре мелочи закончились: Каба подкинул Виктору в рюкзак блок дорогих импортных сигарет и сам же его там «нашёл». После крыл «вора» матом, смотрел с вызовом злыми глазами, поигрывая ножом, – ждал ответной реакции. Другие наёмники собрались вокруг них и с весёлым азартом наблюдали стычку, улюлюкали, подталкивая к драке, разве что на победителя не ставили. Витя тогда копчиком ощутил: от того, позволит он сейчас взять над собой верх или нет, зависит его дальнейшая судьба. В единственный удар он вложил всю силу, какую смог собрать внутри своего вибрирующего негодованием и страхом тела, и всадил кулак точно в горбатую переносицу.

Каба рухнул и несколько секунд лежал под сочувственно-насмешливые комментарии мужиков. Потом встал, сверкнул из прищуренных угольно-чёрных глаз лютой злобой – будто выстрелил, усмехнулся и отошёл, утирая рукавом кровь. С того дня он прекратил доставать Виктора, вроде как вообще перестал замечать, но скрытая ненависть искрила между ними предгрозовым напряжением, не позволяя Виктору даже во сне забыть тот взгляд, обещающий смерть.

Через пару недель отряд Сандро – два десятка ополченцев и наёмников – ушёл в лес. Всем выдали оружие и показали, в какой стороне враги.

Сандро жёстко держал дисциплину в отряде, а его заместителю Лазарю на это авторитета не хватало. Как только командир отбывал на инструктаж, Каба, если не смывался в одиночку невесть куда, начинал мутить воду: постоянно кого-то задирал, с кем-то ссорился. Однако до открытых драк, как это случалось в учебном центре, не доходило – Сандро сразу предупредил: кто в лесу междоусобную войну развяжет, того он сам лично без суда расстреляет.

Виктор не приближался к Кабе, старался даже не смотреть в его сторону, но если и не видел, всегда знал, где тот находится и чем занят.

Командир возвращался, привозил разведданные о грузинских группировках и приказ: найти, уничтожить. Отряд снимался с места, перемещался ближе к предполагаемому расположению врага.

Ожидание боя будоражило, заставляло мышцы напрягаться, сердце стучать быстрее. Отражение своего возбуждения Виктор видел в глазах сослуживцев. Никто не думал, что идёт умирать, все шли убивать. Виктор заходил на позицию чуть впереди своего постоянного напарника – опытного и осторожного Лазаря.

– Кот, куда прёшь? – возмущался Лазарь. – Не лезь, успеешь на тот свет!

Виктор не мог объяснить, что опасается врага с тыла больше, чем пуль с фронта, пусть уж Лазарь принимает его страх за безрассудство и мальчишеский боевой азарт.

Однако обнаружить лагерь неприятеля и вступить в открытый бой им ни разу не удалось – грузины успевали уйти. Досадуя, что опять «пар ушёл в гудок», ополченцы шли прочёсывать местность.

– Стреляйте в того, кто навстречу идёт, – наставлял Сандро. – Навстречу, значит с той стороны, значит, враг. Всё. Думать не надо. Мы защищаем свою свободу, а потому правы, даже если ошибаемся.

Вечерами бойцы собирались в лагере, выставляли дозор и укладывались на ночлег, ощущая себя настоящими воинами, защитниками. Рассказывали друг другу об удачно подстреленных бандитах-одиночках. О двух своих товарищах, погибших от пуль грузинских снайперов и погребённых в лесной чаще, старались не вспоминать. Оба погибшие были наёмниками, никто их близко не знал, но после похорон все резко посерьёзнели, стали собраннее и осторожнее.

В лес, даже по нужде, Кот ходил строго по инструкции – с напарником. Разменявший шестой десяток Лазарь казался Коту стариком, и Кот относился к нему почтительно. Оба молчаливые, неторопливые, они отлично ладили, однако близко не сходились. Лазаря удивляла не свойственная молодости постоянная настороженность Кота. Когда прочёсывали лес, Лазарь видел: Кот не трус. Тем непонятнее был затаённый страх в глубине его глаз.

Разгадывать чужую тайну Лазарь не рвался, потому не придал большого значения рассказу Виктора о конфликте в учебном центре. Да и говорил тот про подкинутые сигареты и разбитый нос Кабы со смешком.

– Он когда встал, я думал, меня с говном смешает… Он ведь чечен, да? Чечены обиды не прощают, – небрежно покусывая травинку, рассказывал Кот, сидя рядом с Лазарем на привале.

– Кто чечен? – удивился Лазарь. – Каба? Ты почему так решил? Да он вообще не с Кавказа! Из Казахстана он. В тюрьме там сидел. Потом, как началось это… ну, разделение Союза, выпустили всех уголовников, пошёл воевать. После Казахстана, Сандро говорил, Каба в Карабахе воевал. На чьей стороне – не знаю, врать не буду. Потом как-то в Турции оказался. А потом к Малхазу прибился, тот его к Сандро привёл.

Малхаза, тоже ополченца из отряда, Кот знал. В самом начале перестройки Малхаз удачно заполучил в собственность причал близ села и занялся браконьерской вырубкой бука. По ночам отправлял баржи с ценной древесиной в Турцию. Оттуда деньги ему привозил специальный курьер, которого узнавали в лицо и пропускали все подкупленные охранные службы.

– Вот раньше Каба и был таким курьером, – подтвердил Лазарь. – А потом он и с турками разругался, и с Малхазом. Знаешь, как с турецкого «каба» переводится? Грубый, наглец. Он же такой, этот Каба, всегда хочет скандалить.

– И никто ему в морду не дал?

– Почему? Получал, и не раз. И ничего. Каба с виду страшный. На самом деле трус, как все урки, и кроме денег ему ничего не надо. Ты не думай, он, даже если и не забыл, как ты ему нос расквасил, до конца войны ничего тебе не сделает. Ему Сандро пригрозил: если в отряде драться будет, денег не увидит как своих ушей. Вах, Кот, я знаю: для Кабы эта угроза страшнее смерти.

Лазарь добродушно рассмеялся, но ничуть Виктора не успокоил. Наоборот, чем больше хороших новостей об удачных операциях абхазов привозил Сандро, тем тревожнее становилось на душе у Виктора: со всей очевидностью приближался день окончания войны, а значит и день, когда Каба получит свои деньги.

Между набегами на предполагаемые стоянки неприятеля местные ополченцы втихаря навещали родственников, а наёмники доставали карты. Играли без «интереса»: Сандро строго-настрого запретил ставки. Кабе такая игра претила, но спорить с командиром он не смел и, вслед за абхазами, тоже стал куда-то исчезать. Возвращался с сумкой, полной сыра, мяса, фруктов. Говорил, оскаливая в усмешке крепкие зубы: «У меня в каждой деревне девочка. Любят они меня. Угощают». Мужики ему не верили. Ходили слухи, что Каба мародёрством промышляет. Однако консервы всем надоели, еду брали. Виктор ни разу не взял, чем ещё больше раздражал Кабу, а после одного случая окончательно уяснил: на войне в живых остаётся тот, кто стреляет первым.

В тот день они с Лазарем патрулировали окрестности поляны, где, ожидая командира, в очередной раз отбывшего к своим кураторам, отряд стоял лагерем.

Странные звуки со стороны густых зарослей первым услышал Виктор и обратил на них внимание Лазаря. Взяв оружие наизготовку, они двинулись туда, откуда доносились хруст, шелест и то ли хрип, то ли стон. Лазарь осторожно раздвинул ветви и отшатнулся. Прижав палец к губам, жестом позвал: взгляни.

Виктор вначале ничего не понял, показалось: в куче тряпья борются два голых человека, – но тут же сообразил: нет, не драка. Это мужик в чёрной куртке с капюшоном и спущенных штанах пытается насильно овладеть женщиной. Лицо её закрывал задранный подол, голые ноги метались, бились о траву, она не кричала, мычала сдавленно.

Лазарь махнул рукой, дескать, давай, пошли, не наше дело. Но Виктор этого жеста не увидел. Беззащитные женские ноги вдруг вызвали в памяти образы матери, сестры, школьной подруги Анжелки… В глазах потемнело, стало нечем дышать. Не помня себя, он ломанулся через кусты и с силой ударил прикладом по чёрному капюшону. Мужик обмяк, а женщина всё билась и билась под ним, теряя силы и затихая. Лазарь одним рывком сбросил с неё неподвижное мужское тело с голым задом и почему-то одной голой ступнёй.

Стараясь не замечать обнажённой плоти, Виктор опустил женщине подол платья и понял, зачем мужик снял ботинок – грязный носок торчал изо рта жертвы, в вытаращенных карих глазах застыл дикий ужас. Она была немолода, возможно, вдова – во всём чёрном. Насильник стянул ей руки за спиной рукавами спущенной с плеч блузки, вялые груди с большими тёмными сосками выпали из разорванного лифа.

Что-то успокаивающе приговаривая по-абхазски, Лазарь помог женщине освободиться, привести одежду в порядок, и она, пошатываясь, слёзно причитая, заспешила прочь.

Виктор не смотрел в её сторону. Отвращение, стыд, гнев горячо пульсировали в висках. Он с размаха пнул насильника по смуглой заднице, прицелился ему в голову, готовый выстрелить, но тот застонал, сел, и Витя узнал Кабу.

Неизвестно, как дальше развернулись бы события, если бы не Лазарь. Старый абхаз мгновенно сориентировался и представил дело так, будто патрульные только что нашли Кабу лежащим без сознания и без штанов.

Предостерегающе поглядывая на Виктора, Лазарь сочувственно успокаивал Кабу:

– Наверное, этих негодяев было много, раз они сумели победить такого сильного парня, как ты, Каба. Смотри-ка, голову тебе разбили… Но, слава богу, ничего не успели с тобой сделать, удрали, как нас услышали. А снятые штаны – это пустяк, это не позор. И вообще, Каба, ты ведь знаешь: все грузины пидарасы, поэтому надо их убивать. Сначала их самих, а потом и память о них. Мы ведь этим здесь и занимаемся, да? Слышь, парень, ты не беспокойся, никто не узнает, клянусь здоровьем своих детей, я никому ничего не скажу! И Кот не скажет.

– Так ведь, Кот? – обернулся Лазарь к Виктору, впавшему в ступор: в ушах гудело, в глазах метались зелёные блики, из живота поднимался к горлу тошнотворный комок. – Будешь молчать? А?

– Да, – сипло выдавил Виктор. У него так кружилась голова, словно не он, а ему врезали прикладом по черепу.