5 правил счастливой жизни

Дэмиен вышел из комнаты примерно через час. В горле пересохло после всех недавних событий. Да и вообще, он был выжат насколько, что был бы не против вкачать себе воду внутривенно или стать ненадолго губкой, которая впитывает хоть какие-нибудь положительные эмоции. Он спустился по лестнице, опираясь всем весом на перила и немного хромая от затекших ног, что он отсидел, пока общался с Ареем, а после с Каспер.

Весь дом был погружен во мрак, лишь, если прислушаться, можно было услышать стук пальцев по клавиатуре – Джерри работала над очередным сценарием телешоу.

Дэмиен устало выдохнул, не желая вообще видеть сегодня мать, но их кухня была присоединена к гостиной, откуда его можно было прекрасно увидеть. И вряд ли мама оставит его в покое, ничего не спрашивая о сегодняшнем поступке. Не то, чтобы он сделал что-то плохое, но все равно чувствовал вину за то, что, как минимум, испортил всем прекрасное настроение. Точнее, это всё шутки Арея вывели его из себя, но такое объяснение для матери будет непонятным. Она даже может подумать, что сын издевается над ней.

Аккуратно и практически бесшумно он ступал по деревянному паркету, оставляя за собой лишь липкие звуки босых ног. Дальше прятаться не вышло. Как только Дэм вошел в ярко освещенную кухню, мать, что сидела за обеденным столом, мгновенно подняла голову вверх, прямо на него.

– Дэмиен, – ее строгий голос заставил Дэмиена вздрогнуть, – как твое самочувствие?

– Я бы не сказал, что хорошо, – он старался осторожно подбирать слова, судорожно выискивая стакан среди различной кухонной утвари, – но не стоит об этом беспокоиться.

Джерри продолжала строго смотреть на метания Дэма. Ее тонкие брови были сведены к переносице, словно она о чем-то долго размышляла. Она прекратила печатать, теперь неотрывно смотря в сторону Дэмиена, что того не могло не напрягать. Он несколько раз чуть ли не уронил злосчастный стакан, пока, наконец, не поднес его к фильтру.

Голос матери, низкий и грудной, в который раз заставил его содрогнуться:

– Ты так и не принимаешь таблетки?

Этот вопрос застал Дэмиена врасплох и заставил разозлиться. Приемы у психотерапевта продолжались даже у родственников, по скайпу, но лучше себя после них он не чувствовал. Что уж говорить о таблетках, что, раз попробовав, он ощутил сильнейшую головную боль и судороги по всему телу. Больше он не пробовал их принимать, боясь такого же эффекта, а, может, и хуже. Но мама была в этом вопросе неумолима, так что изредка приходилось делать вид, что он действительно их принимает. Но, видимо, его ложь не удалась.

– Я не вижу в них смысла, – как можно жестче попытался ответить он, но вышло больше с надрывом, чем строгостью.

– Дэмиен, это не обсуждается! – Мать повысила голос, но все еще старалась держать себя в руках.

Дэм еще по пути домой заметил волнение мамы, но понимал, что любое его слово сейчас будет скорее звучать жалко, чем успокаивающе. Да и то, что она ни разу за несколько часов не постучалась к нему, не побеспокоилась о его самочувствии, сострадания к ней не вызывало. Даже наоборот, сам он начинал ощущать обиду за ее безразличие. Ведь сейчас идет речь даже не о семейных взаимоотношениях, а о банальной вежливости. Казалось, что даже Каспер заинтересована в его состоянии больше, чем родная мама.

Джерри продолжала что-то строго говорить Дэмиену, но он старался не слушать ее речей. Долетали лишь некоторые фразы о необходимости принятия таблеток для его самочувствия. Что то, что произошло сегодня – не является нормой, и все сильно перепугались за него. И все в таком же духе. Дэм старался выглядеть отстраненно, допивая воду в стакане, но последняя фраза врезалась в его сознание битым стеклом:

– Ты ведь даже не стараешься вылечиться. Прекрати постоянно жалеть себя.

Он отставил стакан, болезненным взглядом смотря на мать, что старалась читать ему бесполезные и обидные морали. То, что она сейчас сказала, было невыносимо больно слышать для Дэма. Он все прекрасно знал и, уж пусть она поверит, всегда винил себя гораздо больше, чем все вместе взятые. Но неужели она не понимала, что такие фразы не сделают ему лучше, а совсем наоборот, ухудшат и без того подавленное состояние.

– Я пытаюсь… – попытался слабо оправдаться Дэмиен, но мать перебила его:

– Нет, не пытаешься! Я же вижу, как ты выбрасываешь таблетки, – последняя фраза, что прозвучала от нее, окончательно разбила Дэма, – это ведь все у тебя в голове. Просто попытайся не зацикливаться на плохом, и все у тебя будет хорошо.

Хуже слов она сказать уже не могла. Слезы обиды потекли по щекам Дэма, а он даже не сразу понял, что плачет. Предательство со стороны матери не было редкостью или неожиданностью для него. Но, даже если, думал Дэмиен, она и не слишком любящая его мать, то это никак не говорит о ней, как о плохом и бесчувственном человеке. Сейчас же все его надежды окончательно рушились; услышанные слова пульсировали в висках, приобретая новые формы: "Ты – ничтожество", "Все, что ты делаешь – придумываешь себе оправдания, чтобы жалеть себя". В воспаленном и уставшем, от всех происходивших событий, восприятии Дэма, все виделось именно так. И место обиде начала уступать злость. Злость от несправедливости происходящих событий, от непонимания со стороны всего его окружения, от всей этой неприязни в сторону его и его состояния.

– Ты не понимаешь! – Воскликнул он, громко хлопая ладонью по столу, дрожа всем телом от волнения. – Что ты можешь знать?

От напряжения в комнате звенели друг об друга стеклянные чашки, сжимаясь ближе друг к дружке в шкафчике. Лампочка, висевшая в коридоре, протяжно затрещала и стала мигать предупреждающим сигналом о скором угасании насовсем. Дом протяжно стонал в тон душевной боли Дэмиена, что готов был разорвать себя сейчас на части от всей несправедливости со стороны собственной матери. Он подлетел к ней вплотную, обжигая горячим дыханием. Всем своим видом он умолял ее об одном – принять его такого, какой он есть. Со всеми странностями, болью и боязнью собственных мыслей. Даже если он казался странным, Дэм оставался ее сыном; разве матери не должны любить своих детей любыми?!

– Какая же ты мать, – он глотал свои соленые слезы, – если не любишь собственного сына?

– Перестань, Дэмиен, – она инстинктивно отпрянула от него, но Дэм принял это на свой счет, – не нужно драматизировать еще больше.

– О, так я говорю неправду? Мы же оба знаем, что это так! Зачем я нужен тебе, скажи? Зачем я вообще здесь нужен?

Джерри не умела успокаивать. К тому же, она привыкла видеть истерики и жеманности актеров на своем шоу, отчего воспринимала все больше как игру, а не крик о спасении. И вид зареванного Дэмиена, что, на ее взгляд, устроил ей полноценный концерт, только злил. Он кричал ей прямо в лицо, со всей своей экспрессией и отчаянием:

– Почему? Почему я здесь? Почему ты просто не сделала аборт?

Она с размаху влепила Дэму звонкую пощечину, едва заслышав последние слова. Это произошло так быстро и неожиданно, что в шее Дэмиена хрустнуло, когда его голова резко развернулась в сторону от удара ладони. Звук разбился о стены и резонировал обратно в уши, отдавая вибрацией в барабанных перепонках. Он не сразу понял, что делает, но уже не мог контролировать свои дальнейшие действия: волна душевной и физической боли захлестнула его с головой; иногда это оправдывают состоянием аффекта от произошедшего потрясения. Впервые в жизни мать подняла на него руку. Она, не то что подняла, а ударила со всей силы, не сдерживая эмоций. Дэм с силой вжался в ее плечи, оттаскивая вперед себя. Мать казалась ему пушинкой, которую он прямо сейчас мог бы с легкостью переломить, несмотря на то, что он сам не мог похвастаться атлетическим телосложением. Он видел ее глаза, полные испуга, то ли от содеянного ранее, то ли от происходящего прямо сейчас. Гримаса боли появилась на ее лице, и Дэмиен понял, что вот уже продолжительное время вжимает ее в кухонную тумбу. Изначально, он просто хотел оттолкнуть ее от себя и убежать, но, схватив за плечи, уже не смог отпустить. Мать снова казалась далеким оазисом, что даже в буре его эмоций казался искусственным. Остудить его горячую голову смог лишь вид крови, расползающейся по ткани ее рубашки. Разжав успевшие окостенеть пальцы, он понял, что толкнул ее на нож, а его резьба поцарапала кожу, так как он сильно вжимал мать в тумбу.

– Я… – он отскочит от нее, словно ошпаренный, в спешке тараторя, – я не хотел этого. Где у тебя аптечка? Я принесу пластырь.

Мать ничего не отвечала, разглядывая глубокий порез от ножа, что смог разрезать тонкую хлопковую рубашку и оставить кровавый отпечаток на коже. Время замедлило свой ход. Дэмиену казалось все нереальным сном, где он не может отвечать за свои действия. Сейчас он уже не мог понять, отчего его реакция была именно такой. Может, это и называют последней стадией отчаяния?!

– Я сама все сделаю, – наконец, заговорила «мисс Максвелл», – иди в свою комнату.

– Но…

– Сейчас же.

Она отчеканила это ледяным тоном, и Дэм больше не смел возразить ей. Обжигающее чувство вины разливалось по телу, заставляя неметь все органы, от кончика языка до пальцев ног. Мог ли он предположить, что все закончится именно так. Дэмиен не мог понять, что именно он хотел доказать своим поведением, но отчетливо осознавал, что причинение физического вреда собственной матери в его планы не входило.

Войдя в темную и пустую гостевую комнату, что на время он мог называть «своей», он почувствовал гнетущий холод, исходивший не от прохладного ветра, а от самих стен этого дома. Причудливые тени извивались в складках одеяла и подушек, которые он не потрудился разгладить перед выходом в гостиную. Сейчас он жалел об этом, так как приближаться к кровати было неприятно и боязливо. Арей вряд ли бы сегодня появился еще раз, но ожидание встречи в который раз волновало Дэмиена, так как он знал, что мертвец обязательно придет навестить его в скором времени. Он будет издеваться и смеяться над его беспомощностью и слабостью, что и делает при каждой их встречи. Дэм не мог проникнуться сочувствием к Арею. Даже если он и был убит кем-то, даже если его больше нет в живых, и он больше никогда не сможет вдохнуть полной грудью свежий осенний воздух, Дэмиену было все равно. Такие, как они, не заслуживают сочувствия. Арей, погребенный под ворохом лжи и сплетен, явно не был приятным собеседником. Даже если все, что он узнает после о нем окажется ложью, Дэм уже мог сложить примерный портрет умершего. И Арей, явно, не был сильной утратой для кого бы то ни было.

Сегодняшним вечером Дэмиен не выходил из комнаты, боясь встретиться с матерью. Он практически сразу же лег в постель и провел долгие бессонные часы в раздумьях и волнении, прежде чем провалился в рваный и тревожный сон без сновидений.

Выходя на встречу с Каспер, Дэм уже не боялся спускаться вниз, так как мать с утра уехала на съемки, а вернуться должна была лишь часам к восьми, чтобы отвезти его обратно в пансион. Но, вероятнее всего, Дэмиену нужно будет брать такси – они так и не поговорили после вчерашнего инцидента, так что мать могла запросто сослаться на сильную загруженность и отказаться вести его самой. Дэм, признаться честно, сам не желал разговаривать с ней насчет вчерашнего, так как не мог найти оправдания, как себе, так и ей. Не понимая, кто больше из них виноват, он разрывался в сомнениях, а стоит ли вообще ему просить прощения. Ведь тогда мать могла решить, что весь груз ответственности за происходящее лежит только на Дэмиене и ни на ком больше. А это было неправдой. Он просто защищался от несправедливого к себе отношения, а то, что физически он оказался сильнее – не его вина.

Каспер уже ждала его, улыбаясь Дэму теплой улыбкой. Он подумал, что, наверное, именно так и должны улыбаться матери своим детям, но сразу же отогнал от себя странные мысли. Каспер всего лишь на год старше его, а он рассуждает о ней, как об одногодке матери. Но, действительно, если подумать, то она была значительно старше своих одногодок, что внешне, что по мудрости и осознанности. В Каспер была видна житейская мудрость, а ее взгляд, что раньше казался тяжелым и печальным, теперь Дэм воспринимал больше, как взгляд человека, что слишком много повидал в жизни. Наверное, он даже мог признать, что, в какой-то мере, относился к Каспер с таким уважением, как мог бы относиться к взрослому состоявшемуся человеку. К тому же, вчера она показала себя с еще одной стороны – заботы о Дэме. А это качество он ценил больше, чем все качества вместе взятые.

– Заваливайся, – весело поприветствовала она Дэмиена, хлопая по переднему пассажирскому сидению, – поедем расслабляться и забывать все тревоги.

– Опять повезешь меня в секретное место? – настроение Дэма значительно улучшилось, как только он переступил порог дома.

– Ну, конечно, – засмеялась она, – поверь, тебе оно понравится.

Дорога оказалась долгой, но ребята проболтали весь путь, так что она не показалась им утомительной. Дэмиен рассказал Каспер о прошедшем дне, о том, что произошло с ним вчера после того, как они уехали с барбекю домой, умолчав о приходе Арея, но рассказав о проблеме с матерью. Не в красках, он не стал говорить о пощечине и дальнейших событиях, но эмоционально Дэм постарался точно объяснить суть происходящего, надеясь на дельный совет от подруги.

– Знаешь, у всех семей время от времени бывают ссоры, – Каспер неторопливо вела автомобиль по узкой трассе между вечнозеленых посадок, – мне кажется, это абсолютно нормально.

– А если ссоры чересчур сильные? – он постарался мягко намекнуть на масштабность своей проблемы.

– Если сильные… – она задумалась. – Тогда это проблема. Тебе еще два года учиться?

– Считая этот, да.

– Я не знаю твою маму, но на вид она очень приятная женщина, – с осторожностью начала Каспер, – но, я понимаю, что не всегда то, что видится, является правдой. Знаешь, даже у нас с родителями время от времени происходят ссоры.

– Серьезно?

– Конечно. Вот, например, недавно была проблема из-за нашего с тобой прогула. Я думала, меня на кусочки порежут, прежде чем я успею объяснить всю ситуацию, – она неловко засмеялась, вспоминая тот злосчастный день:

Всю дорогу родители отчитывали Каспер за ее побег из пансиона, припоминая ее прошлые проделки из-за которых у нее после были сильные проблемы с учебой и дальнейшим поступлением. Некоторые связи помогали держать заветное место на факультете, но ничто не могло быть окончательно известным, когда дело идет о Беркли. Один из престижнейших университетов никогда и никому бы не пошел на уступки, если бы поступающий абитуриент был проблемным.

По приезду домой, ситуация лишь ухудшилась. Крик стоял около часа, пока уже сама Каспер не повысила голос. Она не привыкла терпеть несправедливого к себе отношения, но по отношению к родителям всегда старалась держать себя в руках и проявлять уважение. Но когда они затронули тему ее общения с Ареем, то дело приняло более серьезный оборот: