– Что вы имеете ввиду?
– Это происшествие… Неспроста ведь. Вы не должны были рисковать собой, чтобы насолить мне.
У Янины остановилось дыхание. «Да как он смеет!» – пронеслись в ней фразы, задыхающиеся, потухающие в ярости.
– Как вы смеете! – вскрикнула она, понимая, что после произнесенного, после того, что он осмелился вообразить, она окончательно возненавидит его.
Она никогда бы не подумала, что Николай способен подумать такое, вообразить, что она любит его до того самозабвенно, что готова уйти из этого мира ради него. Она не подумала в тот момент, как тяжело ему далась та фраза, что это была лишь догадка, которая не давала ему покоя.
– Вы так скверно знаете меня – стала бы я барахтаться в ледяной воде из-за раненных чувств! Что я, по-вашему, совсем не в силах сдерживать себя во имя самоуважения? – Янина высокомерно отвернулась и фыркнула.
Ее озлобило то, что в его словах была доля правды, ведь в смятении она покинула безопасное поместье. Янину день ото дня тяготило то, что она видела – окружающие упорно действовали себе во вред, отпихивая возможное, пусть зыбкое, пусть где-то натянутое, счастье. Оно ждало ее на досягаемой высоте. Стоило только оттолкнуться.
– Милая, я лишь хотел убедиться, что это случайность, не связанная со мной…
– Очистить совесть?! Что ж, знайте, что вы так мало значите для меня вместе с вашей драгоценной супругой, что можете быть спокойны! Какого же вы мнения о себе, – продолжала она возмущенно, – что возомнили такое!!!
– Простите, я не был уверен… Я просто спросил, – безнадежно вставил Николай, поникнув.
– Обманываете меня – так обманываете искусно, чтобы самому остаться довольным. Не терплю расчет.
Николай был отчасти обижен таким в корне неверным и убежденным истолкованием своих намерений, но решил не топить их обоих в своей обиде, а отойти в сторону. Когда он ушел, Янина вдруг отчетливо поняла, что и он всеми силами старается устроить ее брак. И мерзко ей стало на душе.
55
Безразличный человек, которому признались в любви, порой становится уязвимым: он рискует привязаться из благодарности. Но теперь этот эпизод был настолько досаждающ, что он почти испытывал неприязнь к бывшей любовнице за то, что она сдвинула его с истинного пути. Не мог он поиграть женщиной и безболезненно расстаться – совесть в нем требовала возмездия. И в то же время он с облегчением, грустью и чувством гадливости думал о Денисе Федотове и понимал, как мало он достоин его Янины.
Анна попрощалась с сестрой еще в комнатах и лежала теперь на постели, прикидывая, что надеть к ужину. Литвинов пустился проводить свояченицу до кареты. Она спустилась к нему без всякого намека на улыбку, истощенная, с глубокими кругами под глазами и вяло отозвалась на приветствие.
– Ну вот и все… – проговорил Николай в конце концов, неловко размахивая руками.
– Все когда-то кончается, – непримиримо отозвалась Янина, упрямо смотря ему в глаза.
– Яня, я…
– Перестань оправдываться… Пошло, правда… Не нужно, не заставляй меня чувствовать себя еще паршивее.
– Но я не хочу, чтобы тебе было плохо из-за этого…
– Мне не плохо.
– Ты должна понять, – мягко, но настойчиво произнес Николай, со страхом и надеждой вглядываясь в отзыв ее взгляда.
«Мечется ли она, или ей все равно уже? Едва ли…»
– Я понимаю.
– Я…
– Пожалуйста, не надо! – молящим и вместе с тем неумолимым тоном обрушилась она на Николая. – Не терплю объяснений! Самые сокровенные мысли, облеченные в слова, так пошлы! Вдобавок не могу я вытерпеть, когда ты оправдываешься, прячешь взгляд… Это недостойно тебя, ты хорош, когда ты силен.
Янина порывисто поднялась со ступенек, на которых упрямо восседала несмотря на холод, и быстро пошла к экипажу. Но резко обернулась.
– Но тогда велика вероятность неверно понять чувства другого… – проронил Николай.
– Пустое…
– Нет же! Потом всю жизнь тебе же казниться, что не выслушала сегодня, строить искаженные домыслы и донимать себя вопросом, так ли все было…
– Вы преувеличиваете свое значение для меня. Я едва ли вообще буду думать о вас впредь.
Николай удрученно и месте с тем озлобленно стоял, не зная, что прибавить еще, но понимая, что долг перед совестью выполнен.
– Я столько хочу, но ничего не могу, потому что заперта в этом теле! Принято считать, что человек сам виноват в собственных проблемах, а вы скажите это мне, и я рассмеюсь вам в лицо. Я не виновата, что родилась женщиной, что неимущая, что сирота…
– Но вы можете упрекнуть себя, что не обеспечили себя в браке с Денисом.
«Нашел, что сказать… Как можно было так унижаться!» – внутренне закрыв глаза, подумала Янина. Да, понимания от него нечего ждать теперь.
– И вы находите это честным? Не пытаться помочь, а лишь снисходительно винить с чувством собственного благополучия.
– Неужели честнее прозябать всю жизнь в таких темных мыслях?
Янина промолчала.
– Была бы я с ним в тисках, но других… Хотя что говорить, теперь непременно буду, и ваше горячее желание исполнится. Сейчас-то я, по крайней мере, не обременена детьми… Правда, не понимаю, что мне это дало… С моим характером – и такая бездеятельная жизнь! Это пытка…
Николай сочувственно воззрился на свояченицу.
– Тогда проблема все равно в вас – вас ничего не устраивает.
– Николай, – устало и уже не имея желания разубеждать или ранить его, – не заставляйте меня говорить, в чем ваша проблема.
– Я просто не хочу мириться и не буду. И ведь теперь все наладилось, – слегка сбитый с толку и взволнованный, отвечал Литвинов.
– Как ты можешь… Как ты моешь простить ее за все и жить с этим грузом, не с чистого незапятнанного ни изменой, ни подозрением листа?
– Мы в равной степени запятнали себя… И не нужно утверждать, что наша ситуация другая по сравнению с их. Она любила… Ради этого можно на многое закрыть глаза. Это высшее чувство. И потом, я многое понял, я разговаривал с проповедником… Не все они хитрые лжецы, ратующие лишь за обогащение церкви. Все мы не без греха. Так не лучше ли дать ближнему еще одну возможность, чем презирать его, отравлять себя и его, гнить за живо и всю жизнь точить злобу?!
– Вы оправдываете ее, – изумилась Янина тем более, чем сама делала то же самое – на Анну нельзя было долго злиться. – Вы так мягки с ней. И, как бы я не хотела сейчас спорить о гордости, она почему-то тонет в ваших доводах, кажется такой глупой и мелкой… Наверное, здесь, как и везде, имеет смысл сохранить баланс и не позволять этому прощенному ближнему совсем уж сесть себе на шею… Но вам это не грозит – вы достаточно крепки. Могу лишь сказать, что счастливый вы человек, раз так мыслите… Как бы я ни хотела проповедовать другое. Я не могу не признать, что вы правы, черт возьми.
Николая вновь кольнуло упоминание его силы.
– Я простил. А это, если хотите, признак, скорее, силы, чем умения на всю жизнь затаить злобу, отравляться ей и называть это гордостью.
Янина задумалась, и на лице ее не было следов несогласия.
– Вы, однако, оптимист, сударь… – разочарованно усмехнулась Стасова.