Кружевные закаты

– Болеет… – со вздохом протянул Михаил Семенович, закатившимися глазами показывая гостю, насколько ему надоели слезливые оханья Федотова, который жаловался на самочувствие последние лет восемнадцать.

Андрей рассмеялся, тряхнув головой и, обводя глазами комнату, замолчал, предоставляя Крисницкому возможность проводить его на террасу, где, по его верному убеждению, в послеобеденный час собралась вся семья.

– Нет, благодарю вас, Михаил Семенович, я отобедал в трактире по дороге, прошу не волноваться. Вот если только чаю, – донесся до сидящих за самоваром Федотова и Надежды Алексеевны радостный голос не чужого, но все же не совсем родного человека.

Крисницкий и Андрей открыли дверь и приблизились к ним. За уместными в таких случаях возгласами, пожиманиями рук, целованиями щек и расспросами Андрей не сразу заметил полулежащую на скамье неподалеку от стола девушку, сосредоточенно изучающую занесенную перед глазами книгу и хмурившуюся на собравшихся за то, что они мешают ей пустыми и, как всегда, неуместными криками.

Она безразлично оглянулась на пришедших и вновь уставилась в книгу.

– Радость моя, – обратился к ней Крисницкий после наступившей паузы. – Что же ты не поприветствуешь гостя?

– Добрый вечер, – коротко отозвалась Алина, переворачивая страницу и не взглянув даже на вошедших.

«Что за привычка отвлекать меня в самые интересные моменты? – с раздражением подумала она. – Вечно им от меня что-то нужно».

Надежда Алексеевна неодобрительно переглянулась с размякшим от нескольких порций варенья Федотовым, но ничего не сказала, поскольку лишь Крисницкий имел право отчитывать дочь, хотя и пользовался им крайне редко.

«Что за поведение, что за тон? – удивился Андрей, старательно рассматривая лысину Федотова. – Разве такой она была?»

– Алина, – приблизился к дочери Крисницкий, – Андрей приехал.

Девушка опустила книгу, медленно подняла лицо на Андрея. Легкое безразличие и даже насмехательство сменились на нем искренним расположением. Она, весело вглядываясь в возмужавшее лицо прибывшего, тихо произнесла:

– Андрей, это правда ты?

– Кто ж еще, Аля? – весело ответил Андрей громким низким голосом.

Алина, с удивленной недоверчивой радостью переведя глаза с довольного отца на Андрея, сошла со своего ложа и, поглощающее улыбаясь, кинулась к гостю, крепко обняв его. Андрей благодарно скрепил над ее худыми плечами свои большие руки, пожалев, что в первую минуту подумал, будто она изменилась в худшую сторону.

– Ну, как ты, Аля? – вновь улыбнулся он.

– Лучше всех, разумеется, – ответила Алина, нехотя расставаясь с грудью Андрея и, выполняя приличия, села обратно.

Но к книге она больше не притронулась, с растущим интересом наблюдая за стародавним своим приятелем.

– Что на службе, Андрей? – спросил Федотов.

– Все одно и то же, – отмахнулся Андрей, садясь рядом с Надеждой Алексеевной. – Поездки, рауты, встречи с теми, кто претит…

– Где же ты был так долго? – спросила несловоохотливая в компаниях Алина.

– У меня были дела, – отозвался Андрей, испытывая смущение, ведь сам знал, что давненько не заглядывал к Крисницким.

Несколько раз он видел Михаила Семеновича в столице, но его дочь не имел счастья наблюдать с тех пор, как окончил гимназию. А ведь они неплохо ладили, она всегда с охотой отзывалась на его детские подстрекательства к проказам. Однажды они даже решили совершить поход в Египет, но уже в соседней деревне так проголодались, что потеряли уверенность в собственной выносливости и, хныча, вернулись под знакомый кров. Запаса смородины, завернутой в тряпку и размазавшейся по суме из-за жары, им оказалось мало для утоления мук голода. Тогда Андрей пришел к нехитрой мысли, что только те женщины способны мыслить и добиваться поставленных целей, у которых ладится дружба с мальчишками. Только через определенный промежуток времени он рассудил, что нет мужских и женских качеств, есть только человеческие.

– У вас всех вечно дела, – недружелюбно вздохнула Алина. – А ты только сиди и ожидай… Пока манна небесная свалится.

– Родная, – вступился Крисницкий за свои убеждения, поскольку этот разговор повторялся на их террасе не впервые, – я говорил, что для тебя безопаснее здесь…

Алина мрачно воззрилась на отца. Она не забыла еще вчерашнего удара от него, человека, от которого меньше всего ожидала подвоха. Она не знала еще, как держаться с отцом, что говорить и как свыкнуться с этой новостью. Крисницкий, забывший о том разговоре, нахмурился, но не подумал, что дочь все еще злится. Она всегда была благоразумной, подавляла обиду, чтобы не скандалить. Михаил Семенович ни разу не задумался, чего ей это стоило, как хотелось порой взбрыкнуть, послать к черту выдержку и воспитание. В этот момент слабое чувство, отголосок былого, растворяющийся теперь в нем непонятно – приторным ощущением минувшего, овладело им. Все это уже было… О ком он думал то же самое давным-давно?

– Да, да, конечно, – нетерпеливо прервала его Алина. – И тебе спокойнее выдать меня за какого-нибудь пустозвона и смотреть, как разрастается мое семейство.

Алина и все прочие кроме Андрея прекрасно знали, что Крисницкий боится брака дочери так же сильно, как ее возможного отъезда, но не афиширует это, опасаясь, как бы его не поняли неправильно. Крисницкий ничего не ответил, скрестив руки и позволив Надежде Алексеевне развязать приехавшему Андрею язык, задавая бессмысленные вопросы о службе, местном обществе, словом, о том, что нисколько не занимало никого из собравшихся за круглым деревенским столом в тот вечер.

За полетевшим разговором Андрей начал украдкой рассматривать Алину. В детстве, когда они поразительно быстро сошлись несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, она не внушала больших надежд, но теперь выправилась и стала даже миловидной. Хотя и мать и отец, конечно, были виднее. Ничего не поделаешь, такое бывает. Алина сидела прямо и спокойно, но без заносчивости, хоть и с чувствующимся ощущением превосходства, сквозившим в умных внимательных глазах. Наблюдательные, светящиеся, живые, светло – синие, они перебегали с одного лица на другое, как будто ища чего-то. Острый ум этой девушки томился в провинции, задыхаясь под гнетом ограниченности, о чем она не раз распространялась всем, кому могла, жалуясь и ища утешения, но не делая ровным счетом ничего для исправления положения. Хоть Алина думала, что ее жизнь вполне благоустроена, она не понимала, что жаждет чего-то грандиозного и готова загореться от одного неосторожного слова.

Ни ускользающей непосредственности матери, ни нарочитого магнетизма отца в ней не нашел бы ценитель прекрасного. Разве только стойкость и ум, который Алина оберегала больше других добродетелей. Маленькое детское личико, неоформленная фигура с длинной талией. Капризный чувственный, словно растянутый вертикально рот. Ровный цвет лица, и только под прищуренными глазами беловатые тени. Слегка удивленное и даже как будто уставшее выражение лица. Светлые волосы без всякого оттенка и блеска, как у блондинок, долго не выходивших на солнце. Она была приятна, пусть расстояние от носа до рта было меньше установленного неписаным каноном. А вообще Алина не слишком интересовалась своей внешностью и испытывала скуку в компании деревенских ровесниц. В сущности, не так сильно она была привязана и к родственникам, разве что доверяла порой свое душевное равновесие отцу и деду. Единственным существом, с которым она делилась всеми своими мечтами и переживаниями, была она сама. Когда Федотов впервые увидел у внучки пронзительно – печальный взгляд, какой бывает и чересчур развитых детей, привыкших к одиночеству, ему стало не по себе. С тех пор он, как и отец, привык гордиться своей заменой и поощрять всякое свободомыслие в ней, посмеиваясь и переглядываясь с прочими домочадцами, если она говорила что-то значительное.

Алина, хоть ей, по большому счету, было плевать на все, кроме того, что творилось внутри нее, заправляла всем в доме, держа всех в узде и даже не веря в то, что такое возможно. Все прислушивались к ней и считали ее ведение хозяйства разумным. И даже Крисницкий, не желающий больше знаться с человеческим родом и делающий редкие исключения, слушал ее, в глубине души свято веря, что никто в его доме никем не помыкает.

4

– Что, Андрюша, скоро ли женишься? Пора уже тебе остепениться, – спросил Крисницкий, когда глубокой ночью они, наконец, остались наедине.

Андрей не преминул отметить, что Крисницкий стал едким, зло-колким и остро – проницательным, въедающимся словно в волю, хоть ему и не особенно было это нужно. Он смотрел сквозь человека и в то же время прямо в него, хмыкая увиденному… Или сделанным не всегда верным выводам. Черты его слегка умилялись лишь при взгляде на дочь, но в них при этом появлялась тревога и печаль… Та платила внешним спокойствием и даже в некоторой мере безразличием.

Опасный надменный следяще – исследующий и вместе с тем безразличный взор старого прожженного хищника, прячущего в глубине сурово надвинутых на лицо складок расколотую душу, не подлежащую восстановлению, заострился на Андрее. Львов вымученно засмеялся.

– Не думал, что даже вы заведете речь об этом. Была, впрочем, одна девица… И нравилась мне вроде бы. Но пришло время делать предложение… Я не смог. Мне было стыдно смотреть в глаза ей и ее родителям. Пришлось уехать, чтобы больше не обнадеживать их своими посещениями.

– Чем же она не угодила тебе? – со смешком спросил Крисницкий, в душе чувствуя превосходство над этим высоким господином.

Без его, Михаила, участия, испуганный мальчик, попавший в станок, так и остался бы внизу общественного уклада, влача свойственное его тогдашнему окружению существование. Они с Тоней дали ему будущее, возможность развиваться. Сознание содеянного добра, пусть и в угоду жене, наполняло тщеславную душу Крисницкого вином понимания собственной небесполезности. Андрей знал все это и, невзирая на гордость, позволял Михаилу ставить себя выше. Порыв народа, ощущающийся в последнее время повсеместно, не вдохновлял его. Подлинные чувства Крисницкого, которые он успешно научился сдерживать еще в молодости, редко преобладали над внешней безмятежностью, или, скорее, безразличием к мелким страстишкам других. Это же передалось дочери, как успел рассмотреть Андрей, пока с интересом наблюдал за давнишним своим другом, о котором не вспоминал несколько лет.

– Слишком заученно держала себя перед гостями, – со смехом ответил Андрей после некоторого раздумья. – Иногда мне думается, что всю жизнь мне суждено прожить бобылем, поскольку ни одна девушка не отвечает моим представлениям о женщине…

– О, друг мой, – засмеялся Крисницкий своим привычным колким смехом, – тогда ты, очевидно, станешь прекрасным другом Алины. Она мыслит то же самое, только о нашем брате.

– Правда? – улыбнулся Андрей, в душе одобряя мнение старой своей приятельницы.

– Еще какая…

Вымученная напряженная улыбка Михаила иногда ставила Андрея перед сознанием того, что есть люди, которых он постичь не в состоянии. «Строят себе воздушные замки и живут в них. Сами делают свою жизнь одной сплошной проблемой», – с каким-то порицанием размышлял он.

– Вы опасаетесь, что ей не сделать хорошую партию? – осторожно спросил он, опустив голову из боязни, что этот вопрос сочтут дерзостью.

– Да, – просто ответил Крисницкий.

– Отчего же? – вступился за Алину Андрей. – Она не дурнушка, хоть и, нельзя не признать, слегка напряжена, замкнута… Но, осмелюсь предположить, с людьми, не очень хорошо ей знакомыми. А с вашими связями и ее умом ей нетрудно будет удачно…

– Андрюша, – устало перебил его Крисницкий. – Дело ведь не в этом. Она сама не хочет богатой событиями женской доли.

– А, ну, это все глупости, – усмехнулся Андрей, будто говоря о чем-то незначительном. – Многие современные девицы подвержены подобному… Это все влияние среды, времени… Что в стране творится, это не может не налагать отпечаток на молодые умы.

– Не знаю, не знаю, – вздохнул Крисницкий, морщась.

Ему доставляло своеобразное удовольствие жаловаться на собственноручно созданные взгляды дочери, получая соболезнования друзей и заверения, что все это возрастное, временное, навеянное. Никто не способен был представить, как девушка не хочет замуж, если находится в здравом уме. При том, что сам Крисницкий тайно одобрял отрешенность дочери от внешнего и понимал, что если кто-то осмелится к ней посвататься, он никогда не сможет, как дурак Федотов, с радостью сбагрить свою кровиночку в чужие руки. Все эти семьи, которые больше всего жаждут избавиться от дочерей – настоящие идиоты, ничего не смыслящие в жизни! Разумеется, Крисницкий не показывал своей тихой радости от понимания, что по крайней мере в ближайшее время дочь останется при нем, не обращая внимания на то, что тень таким образом ложится только на Алину.