Николай налил себе чая и приготовился слушать. Он любил провоцировать Таню. Любил вытаскивать из нее самое тайное, запрятанное очень глубоко и интересное только тем, кто любит.
«Я стою на сцене. Яркий свет ослепляет меня. Тишина. Мне хочется уцепиться за чей-нибудь взгляд в зрительном зале, но я совсем не вижу зрителей.
У моих ног сидит Мастер. Я произношу последний монолог Маргариты.
– Слушай беззвучие, – говорю я Мастеру, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной.
Голос предательски срывается. На глаза наворачиваются слезы. И все ведьмовское, что накопилось во мне за весь спектакль с каждым произнесенным словом уходит из меня.
– Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься, и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Я сажусь рядом с Мастером.
Я действительно буду беречь его сон. И он не сумеет меня прогнать. Я больше не ведьма, вылетающая ночью из окна. Я простая женщина. Женщина, которая любит.
Аплодисменты. Занавес....».
– Ну как?
– Ужасно…
– Почему?
– Потому что ты опять думаешь о нем. Да, действительно, аплодисменты и занавес.
*****
Николай стоял и смотрел на нее. Таня сидела на полу и старательно вязала зеленый шарф. Рядом стояла «сиротская» кружка с чаем и тарелка с домашним овсяным печеньем. Она была жутко трогательная в его большом свитере и теплых носках. Домашняя. Хранительница тепла в его доме и в сердце.
– Привет, Ник! Ты чего так рано сегодня? Есть хочешь?
– Хочу. Тебя хочу.
Он подошел и сел рядом с ней. Она тут же обняла его за шею и поцеловала.
– Я скучала…
– Тебе же ведь скоро все это надоест. Ты снова мне сделаешь больно. Наиграешься в «хорошую жену» и уйдешь. Через три дня тебе осточертеет вязать этот ужасный шарф. Через неделю ты перестанешь печь печенье и пироги. Через десять дней…
– Зачем ты это говоришь? Ведь все может быть по-другому. В этот раз я не уйду.
– Уйдешь. Ты не сможешь без любви.
– Ты очень дорог мне, и я благодарна тебе за то, что ты всегда рядом.
– Перестань, пожалуйста. Ты любишь его, а не меня. И ты никогда его не отпустишь. В нем уже слишком много тебя, а в тебе – его. Ты сама это знаешь. Не обманывай себя и меня.
Она встала и подошла к окну. В комнате сразу стало холодно, сквозило одиночеством.
– Ты хочешь, чтобы я была честной с тобой? Хорошо, я попробую. Я не буду говорить о том, что любовь бывает разной. Это – ложь. Я не буду говорить о том, что жизнь больше любви. Это тоже ложь. Я только скажу, что нет ничего вечного. И любовь проходит, если…
– Нет, родная, она не проходит, она засыпает. Но ты ее всегда будишь! Ты даешь ей новую жизнь. Дуешь на угольки, и костер снова разгорается до небес, и он не греет, он обжигает, и ты горишь в нем.
– Я больше не буду ее будить. Пусть спит. Я обещаю. Я хочу быть здесь, рядом с тобой. Я хочу быть любимой!
– Знаешь, в чем проблема? Я тоже хочу быть любимым. Я хочу, чтобы ты любила меня так, как его.
Николай схватил ее за плечи и развернул к себе:
– Скажи, ты любишь его?
– Да…
– И если он позовет, то ты бросишь меня и уйдешь к нему?
– Да…
– Жаль, что ты не умеешь врать… Пойдем ужинать.
– Конечно, пойдем. Я пельменей налепила. Сама.
Через месяц он снова вернулся в пустую квартиру. Недовязанный шарф валялся на диване. Это единственное, что напоминало о ней. На столе лежала записка. Он знал, что в ней написано. Всего три слова. Всегда одни и те же три слова: «Прости. Береги себя».
«А кто будет беречь тебя, моя девочка?».
*****
«Ты говоришь, что мы слишком разные, чтобы быть вместе, а я говорю, что мы слишком любим друг друга, чтобы отпустить. Ты думаешь, что одной любви мало, я подхожу и молча обнимаю тебя. Я только твоя… Но ты не смотришь на меня, ты далеко, я могу только догадываться, о том, где витают твои мысли. Я замираю, мне становится холодно, как в морозный день, когда рано утром выходишь на улицу, и в лицо тебе ударяет ледяной ветер, я прячусь от него на твоем плече, но холод уже пробрался глубже к самому сердцу. Я слышу его стук… Согрей меня… Но ты освобождаешься от моих рук и идешь курить. Что с нами происходит? Ты говоришь, что ушла радость, а я говорю, что устала, ты говоришь, что отвык от меня, а я говорю, что я и не привыкала, я полюбила.
Мне холодно и страшно. Ты молча куришь. Я делаю последнюю попытку стать ближе, я дотрагиваюсь рукой до твоих волос, провожу ладонью по щеке, ты вздрагиваешь, я считаю до пяти и убираю руку. Ты вздыхаешь, тушишь сигарету, достаешь из кармана ключи, кладешь их на стол. Идешь в коридор, надеваешь пиджак, открываешь дверь. Я зажмурилась, я не могу на это смотреть, сердце стучит с бешеной скоростью, один, два, три, звук захлопывающей двери».
....Татьяна проснулась и села на кровати, по лицу текли слезы, она схватила рядом лежащий телефон и набрала сообщение: «Я скучаю…очень». Завтра ты будешь рядом, и мне перестанут сниться кошмары, ты будешь рядом завтра и всегда.
…Утро, Игорь открывает дверь своим ключом, тихонько, чтобы не разбудить Таню заходит в комнату, в руках у него огромный букет ромашек, а в глазах любовь, которой Татьяне всегда будет мало.
*****
Игорь сидел с приятелем на скамейке. Они пили пиво. Было тепло и солнечно. Хороший, уже почти летний, вечер.
– Ты спрашиваешь, какая она? Раве это можно рассказать словами… Хорошо, я попробую.
Она нежная. Очень. Когда она касается меня, мне кажется, что на мою кожу дует легкий, едва уловимый, ветерок и сотни маленьких мотыльков садятся на меня, щекоча меня своими полупрозрачными крылышками. Когда она целует меня, просто проходя мимо, дотрагивается своими губами до моего затылка и кладет руку мне плечо, я понимаю истинное значение слова «любовь». Любовь как действие, как желание быть всегда рядом.
Ну что ты смеешься? Ты же сам просил рассказать. И вовсе я не старый сентиментальный дурак. Пей свое пиво и слушай дальше.
Она чудесная. Я когда жду ее, то мне кажется, что время тянется бесконечно долго. Я прислушиваюсь ко всякому шороху за дверью. Вот лифт приехал. Сейчас она подойдет к двери и… но нет, это не она, и я снова слушаю и жду, постоянно поглядывая на часы на стене. Кипячу чайник в третий раз. И когда мне начинает казаться, что она уже не придет сегодня, дверь открывается и вместе с ней в квартиру входит счастье. «Привет, на улице так холодно, я чертовски замерзла и устала. А ты чем занимался весь день?». «Чертовски» – это одно из ее любимых словечек. Я хочу сказать, что мне весь день чертовски ее не хватало, но не успеваю. Она уже сняла куртку, сапоги, мокрую шапку и перчатки, влетела на кухню и обняла меня: «Как же хорошо дома». Да, она чудесная…
И вовсе она не устала. Потому что не проходит и десяти минут, как она начинает что-то делать. Загружает белье в стиралку, режет салат, пришивает пуговицу мне на рубашку, при этом постоянно что-то рассказывает и улыбается. И только, когда мы садимся за стол ужинать, она замолкает и смотрит на меня. Молчит она, правда, недолго: «Знаешь, когда женщина счастлива? Когда она видит, как ее мужчина ест приготовленную для него еду. И знаешь, что она думает в этот момент? Хорошо бы хватило ее на завтра. Слушай….» Да….говорит она чертовски много. И нет для меня прекрасней музыки, чем ее голос, особенно, когда она произносит: «Я тебя люблю».