Самовар над бездной

Я – комик, выступающий на сцене и рассказывающий о том, как начертил таблицу, в которую внёс всех своих друзей. В левой колонке – те, у кого дела обстоят лучше, чем у меня, в правой – те, у кого хуже. С каждым выступлением на этой сцене друзья перебегают из правой в левую. Внезапно я вижу, как из задних рядов к сцене ломится человек без усов, но с бородой. В руке у него пистолет, и целится он в меня. Я часто позволяю себе спорные шутки, которые могут кому-то не понравиться.

Я – тяжело болен, и от моих страданий уже ничего не помогает. Моя смерть – дело времени (как и любая, впрочем). Я положил горстку сильнейших обезболивающих в стакан и залил своим любимым мультифруктовым соком. Всё готово к отбытию.

Вертолёт колошматится на идиллической полянке. Безусый нажимает на курок. Я залпом выпиваю отраву.

Нет. Я малонадёжный Иван-дурак, залезший в мусорный бак. И упавший там в обморок.

Первое, что он почувствовал, когда очнулся, – неприятное ощущение в руках: они казались ему настолько грязными, что любое соприкосновение ладоней с какой-либо поверхностью отдавалось в теле брезгливой дрожью. Мышцы неприятно ныли.

Он осмотрелся, не вставая. Он лежал на сером линолеуме в каком-то сарае, среди граблей и лопат, через окно над дверью мягко светило солнце.

Со скрипом открылась дверь. За ней стоял грузный мужчина лет пятидесяти в бежевом рабочем комбинезоне, при виде Ивана взволнованно охнувший. Он подошёл и склонился над Иваном:

– А, так ты живой! Э, братишка, ты как?

Иван присмотрелся к его лицу и обнаружил, что над ним склонился очень известный человек – государственный чиновник, периодически упоминавшийся в качестве третьего или даже второго лица страны.

– Эй, ты в порядке?

Мужчина резко наклонился к Ивану, взял его за ворот и пару раз хлопнул его по щекам. Иван забормотал что-то о том, что с ним всё нормально.

– Идти-то можешь?

Человек помог Ивану встать и вывел его на улицу. Слегка кружилась голова, но в целом было сносно, благо и погода была неплохая. Они находились в глухом дворе жилого дома, земля была покрыта аккуратным однотонным газоном. Невдалеке виднелся памятник какой-то женщине. Чиновник усадил Ивана на какую-то скамейку и, сказав что-то, к чему Иван не прислушался, ушёл.

Что всё это значит? Внешность человека говорила о том, что он – дворник или рабочий. Иван прокрутил в голове все те видения, что проносились в его голове после того, как он вырубился там, в мусорном баке, но всё происходящее совсем не напоминало галлюцинацию или сон. Он ощупал сначала скамейку, потом собственные ноги – нет, всё было гораздо реальнее, чем во время всей этой мути.

Предположение о собственной смерти было страшно неуютным, Иван решительно его отметал. Слишком уж чётко он ощущал некоторые части своего тела – те же руки с их необъяснимой грязнотой и немного ноющий зуб.

С другой стороны, не это ли соответствует примитивным представлениям Ивана о рае – чтобы здесь дворниками служили самые мерзкие из известных ему людей? Нет. Должно быть, загробный мир устроен хитрее. Или это только начало?

Было чудовищно лениво подниматься и идти осматривать памятник, так что он удостоверился издалека – это была женщина с забранными ниже затылка кудрявыми волосами, засунувшая руку под пальто, будто что-то оттуда достающая.

Вернулся дворник – нет, кажется, он всё-таки просто похож на ту большую шишку, – стоит, смотрит. Ивана не отпускала мысль об этом сходстве, и он на всякий случай обратился к человеку по имени-отчеству чиновника, добавив с усмешкой вопрос:

– Вы не подскажете, какой сейчас год?

– В смысле? Я в зодиаке, как говорится, не понимаю.

– Ну, год, по номеру. От Рождества Христова.

Дворник загоготал, затем спросил, откуда Иван знает его имя. Иван замялся – вдруг совпадение – и тихо ответил, что прочитал у него на бейджике. Тот не понял этого слова и попытался уточнить, но Иван стал уверять его, что с ним всё нормально и ему вообще пора идти. Дворник принялся уверять Ивана в том, что он должен немного посидеть, а он сейчас сходит за помощью. И ускакал.

Оглядевшись, Иван понял, что оставаться здесь всё-таки нельзя. На всякий случай надо сматывать. Но сперва он подошёл к памятнику.

«ФЕЙГА РОЙТБЛАТ», – грозно утверждала гравировка на постаменте, снизу были приписаны годы жизни: 1890—1918.

Единственный выход из двора лежал через антикварный магазин; внутри, Иван разглядел через прозрачную дверь, работала пожилая женщина. Решил прошмыгнуть мимо неё, не привлекая внимания.

Но дверь не поддавалась; дёрнул раз-другой-третий. Женщина заметила это и подошла к двери. Жестом показала: ручку вверх. Оказалось, что для того, чтобы открыть дверь, ручку надо повернуть вверх, причём почти до противоположного положения.

– Здравствуйте, monsieur, – этого человека было бы трудно назвать «старуха» или «бабушка»: стопроцентная old lady.

Иван, бормоча извинения, пошел к выходу на улицу, но леди деликатно взяла его за плечо и усадила в винтажное резное кресло.

– Подождите лучше здесь, – сказала она. – Вас всё равно найдут, так лучше, чтобы не тратить время, посидеть здесь. Я сейчас же сообщу Бирюкову…

Она подняла трубку зеленого дискового телефона и стала с этим забавным треском набирать номер. Иван протянул руку и нажал на металлическую штуковину, на которой обычно лежит трубка, – по крайней мере, так делают в кино.

– Простите, но вы, пожалуй, с кем-то меня перепутали.

– Ничего подобного. Бирюков предупредил, что вы можете появиться именно сейчас.

– Нет, я вас уверяю, я не знаю никакого Бирюкова.

– Зато он вас знает. Он вас отправит, куда вам нужно…

Иван выскочил из магазинчика и побежал – бежал, пока совсем не запыхался. Не нужно нам тут никаких Бирюковых. Мало ли, куда это заведёт.

Обычно пустынная и неприветливая Большая Серпуховская улица сейчас была полна улыбчивых и симпатично одетых людей. По середине улицы ходили миловидные трамваи, почти целиком состоящие из какого-то прозрачного материала. Мимо Шуховской башни неторопливо плыл дирижабль с рекламой какого-то банка, названия которого Иван прежде не слышал. Пока Иван на ходу присматривался к дирижаблю, с ним столкнулся матрос в белоснежной форме. Они обменялись извинениями, и матрос поспешил к группе своих друзей – тоже в форме – от которых он отстал.

Из ЗАГСа – здесь он назывался просто Домом свадеб – вывалилась шумная компания, скучившаяся вокруг высокого бородатого жениха и рыжеволосой невесты. Все кричали слово «цеппелин», которое здесь заменяло «горько». Подозрительно уютное будущее!

Иван довольно долго смотрел на электронные часы над входом в Дом свадеб, но они решительно отказались сообщать ему год, в котором он находился. Время – 11:50, день – 5 сентября, суббота, и температуру воздуха – +17 – всё это Иван запомнил очень хорошо.

Собственно, если бы он остался в своём времени, это и была бы суббота 5 сентября. Иван побрёл вперёд и стал вести подсчёты. В уме не получилось, так что он достал телефон с календарём (никакую сеть – Иван проверил несколько раз – телефон не ловил).

Следующая после 2015 года суббота 7 сентября – в 2020 году. Потом – в 2026-м. Далее – аж в 2037-м. Потом листать надоело, да и не смотрелось это всё как что-то позднее, чем 2030 год – автомобили, например, выглядели примерно так же, как в 2015-ом. Да и люди были одеты примерно так же, хоть и несколько опрятнее – трудно предположить, что за тридцать лет мода не претерпела значительных изменений.

На 2020-й тоже не тянет. Едва ли город сможет так измениться за пять лет. А вот 2026-й – более-менее подходит. Где-то здесь, значит, ходит другой Иван, которому под сорок, солидный и полнеющий. В случае, конечно, если этому Ивану удастся вернуться назад, а потом – дожить до этих славных дней.

А главное, Москва всё-таки стала приличным местом! Одиннадцать лет для того, чтобы тротуары были неразбитыми, водители ездили аккуратно, а люди улыбались друг другу! Архитектура тоже выглядела значительно приветливее. Многие здания остались, но было и новое – теперь привычное смешение эпох смотрелось более органично.

Иван шёл вперёд, цепляясь взглядом то за одно, то за другое. Он углубился в Замоскворечье, забывая и снова вспоминая свой город – такой, в котором он жил лишь частично и который здесь был в самом расцвете. Город, в котором улица переходится в два шага, люди сидят за столиками кафе на широких тротуарах в кружевных тенях от листьев. В котором при общей оживлённости машин мало, а те, что есть, аккуратно уступают дорогу, в котором джазмены идут вприпрыжку по улице и играют – громко и хулиганисто. В котором над головой с уютным треском открываются ставни и наружу выглядывает любопытная большеглазая чаровница.

Рядом с восторженным Иваном притормозил полицейский автомобиль, откуда вышла пара офицеров в морковного цвета мундирах. Они представились и потребовали у Ивана документы: оказывается, он перешёл улицу в неположенном месте. Документов у него с собой, конечно, не было – в карманах были только телефон да ключи.

– Будьте любезны, в машину.

Несмотря на то, что надпись на табличке гласила «Полицейский участок №16 по Замоскворецкому округу Москвы», Ивану было трудно поверить, что это может быть полицией – хоть когда-нибудь, хоть гипотетически.

Это был трёхэтажный терем из тёмного стекла, по-московски бесцеремонно, но скромно втиснутый между двух зданий значительно старше. Полупрозрачными были здесь не только стены, но даже пол и потолки, так что глядя вверх Иван мог видеть снующие туда-сюда оранжевые фигуры полисменов.

Сразу у входа полицейские подвели его к какому-то аппарату, вроде ростового сканера в аэропорту. Ивана, впрочем, здесь не стали заставлять разуваться. Пару раз моргнула вспышка, после чего его вежливо попросили выйти.

Товарищ Барс (все прохожие приветствовали его именно так, по-советски) провёл его в свой кабинет и усадил на приятное зелёное кресло – правда, если на него облокотиться, оно загибалось назад так сильно, что превращалось почти в стоматологическое. Иван выпрямился и подумал, что и в этом странном будущем, несмотря на всю обходительность поведения и видимую ухоженность, полицейские чины по-прежнему держат посетителей в напряжении.

Некоторое время Барс просматривал что-то в стоящем у него на столе ноутбуке (стол тоже полупрозрачный, кроме одного ящика), затем снял фуражку и достал из нагрудного кармана электронную сигарету.