Гражданско-правовая защита публичных интересов

Отражение в советском гражданском законодательстве требований, обеспечивающих соблюдение публичных интересов, было уже осознанным и целенаправленным. Объективные условия развития Советского государства и общества, общепринятая идеология требовали возложения на граждан обязанности соблюдать общественные интересы[102 - Об этом свидетельствуют и слова Сталина, которые он сказал в беседе с Г. Уэллсом: «Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется, не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм социализм не отрицает, а совмещает индивидуальные интересы с интересами коллектива». Цит. по: Генкин Д.М. Великая отечественная война и вопросы гражданского права // Ученые записки ВИЮН. Вып. III. 1944. С. 27.]. Такая обязанность предусматривалась прежде всего Конституциями СССР[103 - В соответствии со ст. 130 Конституции СССР 1936 г. от граждан требовалось «честно относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития», понимаемые советскими учеными как правила социалистической этики. Лица, которые покушались на общественную собственность, в ст. 131 объявлялись врагами народа. Статья 39 Конституции СССР 1977 г. закрепляла принцип, согласно которому осуществление прав и свобод «не должно наносить ущерб интересам общества и государства, правам других граждан». Тексты Конституций см.: Кукушкин Ю.С., Чистяков О.И. Очерк истории советской Конституции. М.: Политиздат, 1987.], которые задавали общее направление отраслевому законодательству. Как следствие гражданские законы того времени охрану субъективных прав ставили в зависимость от их осуществления в соответствии с социально-хозяйственным назначением (ст. 1 ГК РСФСР 1922 г.), требовали от граждан и организаций «уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества, строящего коммунизм» (ст. 5 ГК РСФСР 1964 г.), предусматривали недействительность совершенной к ущербу государства сделки (ст. 30 ГК РСФСР 1922 г., ст. 49 ГК РСФСР 1964 г.).

В учебниках по советскому гражданскому праву среди основных его принципов назывался принцип сочетания общественных и личных интересов[104 - См.: Братусь С.Н. Принципы советского гражданского права // Правоведение. 1960. № 1. С. 47.]. Советские ученые полагали, что правом охраняется только такой личный интерес, который не противоречит интересу общественного целого или совпадает с ним[105 - См.: Мальцев Г.В. Соотношение субъективных прав, обязанностей и интересов советских граждан // Советское государство и право. 1965. № 10. С. 23.]. В научной литературе обосновывалась мысль о том, что участники хозяйственных договоров имеют обязанности не только перед своими контрагентами, но и перед государством по осуществлению цели договора и выполнению плана[106 - См.: Ойгензихт В.А. Имущественная ответственность в хозяйственных договорах: Учебное пособие. Душанбе, 1980. С. 15. Ранее Н.Г. Александров высказал точку зрения о том, что всякое правоотношение представляет собой трехстороннюю связь, в которой принимают участие не только сами непосредственные участники отношения, но и государство, с которым потенциально связан каждый из них. См.: Александров Н.Г. Юридическая норма и правоотношение: Сокращенная стенограмма доклада, прочитанного на научной сессии Московского юридического института 6 мая 1946 г. / Под ред. проф. И.Т. Голякова. М., 1947. С. 16.]. Эта идея была воспринята и судебной практикой. Например, Гражданская кассационная коллегия Верховного суда УССР в одном из своих решений признала недействительным договор, заключенный между кооперативом и гражданином, убыточный для кооперации и приведший к неоправданному обогащению гражданина за ее счет. Кооператив не являлся государственным предприятием, но в данном случае, по мнению суда, серьезно могли пострадать интересы крестьян, защита которых составляла государственный интерес[107 - См.: Вавин Н.Г. Ничтожные сделки (статья 30 Гражд. Код. РСФСР и УССР и последствия ее нарушения). М.: Изд-во «Правовая защита», 1926. С. 13.].

В целом признание приоритета государственных интересов перед частными оказывало сильное влияние на судебную практику по гражданским делам, особенно в первые годы после Октябрьской революции 1917 г. Так, Положение о разрешении имущественных споров между госучреждениями и госпредприятиями от 21 сентября 1922 г. предписывало арбитражным комиссиям руководствоваться при разрешении дел законом. Однако арбитражным комиссиям было дано право в случае необходимости принимать решения, учитывая исключительно государственные интересы (ст. 13 Положения). Комиссия могла, к примеру, освободить сторону от исполнения обязательства или гражданско-правовой ответственности даже вопреки требованиям законодательства, если того требовали интересы государства[108 - См.: Рубинштейн Б. Принцип социально-хозяйственного назначения права в гражданском кодексе РСФСР // Советское право. 1926. № 4. С. 80.].

Современный подход отечественного законодателя к закреплению гражданско-правовых мер охраны публичных интересов отличается определенным своеобразием. Если проанализировать действующий Гражданский кодекс РФ на предмет закрепления в нем норм, упоминающих публичные интересы, то можно констатировать их увеличение по мере продвижения от части первой части к четвертой. Публичный интерес до 7 мая 2013 г. упоминался в части первой ГК РФ лишь четырежды: в п. 2 ст. 1, ст. 152.1[109 - Эта статья появилась в ГК РФ в 2006 г. с принятием Федерального закона от 18 декабря 2006 г. № 231-ФЗ «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» (СПС «КонсультантПлюс»).], ст. 242 и п. 4 ст. 451 ГК РФ. Это объясняется тем, что часть первая была принята в 1994 г., когда только закладывались основы частного права в постсоветской России. Как отмечает по этому поводу Е.А. Суханов, «необходимость масштабной модернизации действующего ГК РФ была вызвана не «просчетами и ошибками» разработчиков ГК, а более глубокими причинами, связанными с «незавершенностью перехода к новому общественному строю и сохраняющимся переходным характером гражданского законодательства»[110 - См.: Суханов Е.А. Проблемы модернизации Гражданского кодекса РФ // Studia Iuridica. T. 57. Prawo prywatne ponad granicami. Ksiega pamieci Profesora Gabriela Szerszeniewicza (w setna rocznice smierci). Warszawa: Wydawnictwa Uniwersytetu Warzawskiego, 2013. С. 29.]. Главная задача законодателя заключалась прежде всего в создании необходимых условий для эффективной деятельности физических и юридических лиц в сфере гражданского оборота. Механизм охраны публичных интересов, конечно, был закреплен, но не он составлял главную заботу создателей нового Гражданского кодекса РФ. Федеральным законом от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ[111 - Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» (СПС «КонсультантПлюс»).] и Федеральным законом от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ[112 - Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» (СПС «КонсультантПлюс»).] в часть первую ГК РФ введены новые нормы, в которых содержится указание на публичные интересы, – п. 4 ст. 166, п. 2 ст. 168, п. 3 ст. 431.1. Учет этих интересов носит более явный характер. Это, по нашему мнению, обусловлено тем, что в течение последнего десятилетия наиболее ярко проявились проблемы правового регулирования, в том числе связанные с массовым распространением действий участников оборота, причиняющих вред публичным интересам. Как следствие в части четвертой ГК РФ, принятой гораздо позже, «общественные интересы», «государственные интересы», «иные публичные интересы» упоминаются чаще[113 - См., например, п. 3 ст. 1349, п. 1 ст. 1362, п. 4 ст. 1473, п. 2 ст. 1483, п. 2 ст. 1515, п. 1 ст. 1537 ГК РФ.]. И именно поэтому в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации[114 - Подготовлена в соответствии с Указом Президента РФ от 18 июля 2008 г. № 1108 «О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации» (СПС «КонсультантПлюс»).] был сформулирован новый взгляд на соотношение частных и публичных элементов в гражданском праве: предложено, с одной стороны, отказаться от излишних публичных элементов в частноправовом регулировании общественных отношений, с другой – усилить влияние государства на содержание и состояние гражданского правопорядка, ужесточить регулирование особенно в сфере вещного и корпоративного права, ограничить свободу усмотрения субъектов в интересах стабильности оборота[115 - Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 7 октября 2009 г.) // Вестник ВАС РФ. 2009. № 11.].

В целом проведенное в настоящей главе исследование позволило установить, что гражданско-правовая охрана публичных интересов объективно обусловлена спецификой природы регулируемых гражданским правом общественных отношений, а также иными факторами общественного и государственного развития. Следовательно, гражданское право, воздействуя на поведение своих субъектов, с необходимостью должно учитывать возможный риск их антисоциального поведения. И действительно, соответствующие требования, направленные на обеспечение публичных интересов, предусматривались в нормах гражданского права на всем протяжении его развития. Констатация данного факта делает необходимым его соотнесение с назначением гражданского права и, следовательно, предопределяет постановку вопроса о самой возможности гражданско-правовой охраны публичных интересов с учетом особенностей метода данной отрасли права, а также специфики присущего ей инструментария.

Глава 2. Возможность гражданско-правовой охраны публичных интересов

§ 1. Гражданско-правовая охрана публичных интересов в контексте разграничения частного и публичного права

Разрешение вопроса о том, насколько полноценно охрана публичных интересов в имущественном обороте может быть обеспечена средствами гражданского права, регулирующего общественные отношения на основе преимущественно диспозитивно-дозволительного метода, напрямую затрагивает проблему разграничения двух суперсистем права: частного и публичного.

Дело в том, что в цивилистике весьма распространено мнение о том, что публичные интересы обеспечиваются публичным правом, тогда как призвание частного права составляет охрана частных интересов[116 - В настоящей работе не рассматриваются иные теории, объясняющие разграничение частного и публичного права, например, особенностями составляющих их норм или спецификой их субъектов. Анализ данных теорий см.: Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. С. 24–26.]. При этом и разграничение частного и публичного права многие ученые, в том числе и современные авторы, осуществляют именно по критерию интереса, защита которого обеспечивается соответствующей системой норм[117 - См., например: Голубцов В.Г. Сочетание публичных и частных начал в регулировании вещных отношений с участием государства. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. С. 59; Михайлов С.В. Категория интереса в российском гражданском праве. М.: Статут, 2002. С. 54–81; Волкова И.А. Частноправовое и публично-правовое сотрудничество интересов в регулировании страховых правоотношений // Вестник Саратовской государственной академии права. 2011. № 1 (77). С. 65.]. Такой взгляд имеет сторонников и в числе выдающихся цивилистов прошлого, а наиболее полное обоснование он получил в немецкой юриспруденции XIX в.

Так, Ф.К. фон Савиньи полагал, что целью публичного права является Целое, а частного – отдельный человек[118 - См.: Савиньи Ф.К. фон. Система современного римского права. Т. I / Пер. с нем. Г. Жигулина; Под ред. О. Кутателадзе, В. Зубаря. М.: Статут, 2011. С. 286–287.]. Критерий отнесения тех или иных норм к публичному или частному праву, по мнению другого немецкого ученого – Г. Дернбурга, прост: если норма служит интересам частных лиц – это норма частного права; если определяющим для нее является общественный интерес, то она есть принадлежность публичного права[119 - См.: Дернбург Г. Пандекты. Т. 1: Общая часть / Пер. Г. фон Рехенберга под рук. и ред. проф. П. Соколовского. М., 1906. С. 53.]. Обосновывая свои позиции, немецкие ученые ссылались на римское право, в частности на знаменитое высказывание римского юриста Ульпиана: публичное право «относится к положению римского государства», а частное – «к пользе отдельных лиц»[120 - Цит. по: Римское частное право: Учебник / Под ред. проф. И.Б. Новицкого и проф. И.С. Перетерского. М.: Юриспруденция, 1999. С. 3.].

Однако еще в конце XIX – начале XX в. в научной литературе стали обращать внимание на то, что Ульпиан говорит вовсе не о делении права на публичное и частное, а о структурировании учебных дисциплин[121 - См., например: Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. С. 82. В современной литературе также обращается на это внимание. Н.М. Коршунов, в частности, отмечает, что в высказывании Ульпиана речь идет не «о разделении норм права, а о двух сторонах его изучения», а потому полагает разделение права на частное и публичное имеющим условное значение и необходимым лишь в учебных и практических целях. См.: Коршунов Н.М. Конвергенция частного и публичного права: проблемы теории и практики. М.: Норма: ИНФРА-М, 2011. С. 25–26.]. Ведь Ульпиан писал о том, что «изучение (курсив мой. – Т.Я.) права распадается на два положения: публичное и частное [право]»[122 - Дигесты Юстиниана. Т. 1. Кн. 1–4 / Пер. с лат.; Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М.: Статут, 2002. С. 84.]. В действительности же римское частное право охраняло не только частные, но и публичные интересы[123 - Современный ученый Гарсиа Гарридо видит в высказывании Папиниана «публичное право не может быть изменяемо соглашениями частных лиц» приоритет, который отдавался в римском праве публичному благу перед частным. См.: Гарридо Гарсиа М.Х. Римское частное право: казусы, иски, институты / Пер. с исп.; Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М.: Статут, 2005. С. 148.]. На это были направлены, в частности, actiones popularis, которые предъявлялись с целью предупреждения застройки общественных мест, преграждения рек, разорения могил, умышленного повреждения межевых камней[124 - См.: Муромцев С.А. Определение и основное разделение права / Вступ. ст., коммент. докт. юрид. наук, проф. Ю.И. Гревцова. 2-е изд., доп. СПб.: Изд. Дом СПбГУ; Изд-во юрид. факультета СПбГУ, 2004. С. 190.] и других аналогичных случаев неисполнения гражданином Рима особого рода обязанности, целью которой, как отмечал Р. фон Иеринг, являлось осуществление общего блага[125 - Иеринг Р. Цель в праве. С. 283.].

Российские дореволюционные ученые находили и в других институтах римского частного права нормы, которые своим назначением имели охрану именно публичных интересов[126 - См., например: Бобин М.П. Указ. соч. С. 4; Гамбаров Ю.С. Добровольная и безвозмездная деятельность в чужом интересе. Выпуск второй. Социологическое основание института neg. gestio. М.: Типография А. Мамонтова и К°, 1880. С. 3; Деларов П.П. Указ. соч. С. 16, 77.]. Как полагал в этой связи П. Деларов, «римляне были проникнуты идеей тождества блага частного и блага коллективного организма их общества»[127 - Деларов П. Указ. соч. С. 16.]. Поэтому не случайно в Законах XII таблиц собственнику балок, вышедших из его обладания помимо его воли, было запрещено требовать их возвращения в натуре, если балки были использованы для возведения сооружения. Такой запрет, как полагал ученый, есть отражение общественного характера римского права собственности, а не индивидуалистического, который обычно ему приписывался. «Право собственности, по римскому юридическому взгляду, – писал П. Деларов, – существует не ради частного блага одного собственника, а исключительно ради частного интереса всех и потому должно быть ограничено всюду, где того требует этот интерес»[128 - Деларов П. Указ. соч. С. 77.].

Ю.С. Гамбаров считал, что римская юриспруденция рассматривала в качестве основания добровольной и безвозмездной деятельности в чужом интересе «общий интерес отсутствующих хозяев, которому она придавала общегосударственное значение, защищала как общественный интерес»[129 - Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 3.]. Гражданско-правовые нормы, обеспечивавшие частные интересы, имели свое основание, цель и меру в общественных интересах, а потому выражали именно эти интересы[130 - Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 64–65.].

В целом отрицательно к разграничению частного и публичного права по критерию охраняемого интереса относились и такие дореволюционные ученые, как В.И. Синайский, Д.Д. Гримм, С.А. Муромцев, Н.Л. Дювернуа. В понятии гражданского права и в структуре его институтов они обнаруживали «наряду с интересами индивидуализма и интересы социальные, общие, которые находят согласование или примирение в юридических нормах… цивильных систем»[131 - См.: Дювернуа Н.Л. Чтения по гражданскому праву. Т. 2: Учение о вещах. Учение о юридической сделке / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. М.: Зерцало, 2004. С. 269–270.].

В.И. Синайский, в частности, полагал, что «граница между частным и общим, публичным интересом весьма условна», подчеркивая, что «интересы, связанные, например, с семьей, частной собственностью, не только частные интересы, но в высшей степени затрагивают общественные интересы»[132 - Синайский В.И. Русское гражданское право. М.: Статут, 2002. С. 55.]. Л.Л. Герваген обращал внимание на то, что в некоторых случаях разница между частными и публичными интересами не имеет решающего значения, «ибо в правильной постановке как института собственности, семьи и гражданского оборота заинтересованы не только частные лица, но все, все государство»[133 - Герваген Л.Л. На чем основано разделение права на публичное и частное, гражданское? Пг.: Типография М.А. Александрова, 1915. С. 15.]. Неверно, по мнению Л.И. Петражицкого, считать, что частное право защищает личные интересы граждан, а публичное – общественные интересы. «Именно принципы гражданского права, – пишет ученый, – являются фундаментом современного строя общежития и определяют самые существенные и жизненные общественные интересы»[134 - См.: Петражицкий Л.И. Акционерная компания. Акционерные злоупотребления и роль акционерных компаний в народном хозяйстве. По поводу предстоящей реформы акционерного права. СПб.: Типография Министерства финансов (В. Киршбаума), 1898. С. 32.]. Д.Д. Гримм также обращал внимание на то, что институты гражданского права представляют огромный общественный интерес[135 - См.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Серия «Мир культуры, истории и философии». СПб.: Изд-во «Лань», 2000. С. 568.]. В целом задачей государственного управления, по утверждению Н.Е. Чижова, должно стать «согласование частных интересов с общими, обеспечение их единства»[136 - Чижов Н.Е. Элементы понятия права. Варшава, 1880. С. 143.].

Общий вывод о неверности разграничения публичного и частного права по критерию противоположности общего блага и частного интереса был сформулирован С.А. Муромцевым. «Все право служит общему благу»[137 - Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. С. 172.], – полагает ученый. Цель гражданского права, следовательно, заключается в том, чтобы, обеспечивая интересы общежития, создать «мир индивидуальной самодеятельности и индивиду ального интереса»[138 - Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. С. 178.].

С учетом сказанного не вызывает вопросов выделение в дореволюционной научной литературе такого свойства гражданского права, как общественность[139 - Борзенко А. Указ. соч. С. 19.]. Здесь прослеживается несомненное влияние общественной теории Р. фон Иеринга, который полагал, что главная функция государства заключается в обеспечении интересов общества, защите их от угрожающих им частных интересов. Это и есть право – в противовес неправу, т. е. осуществлению частного интереса за счет общего. Ученый сформулировал собственную концепцию, согласно которой если интерес отдельного лица совпадает с интересом общества, то такое лицо служит обществу добровольно. Действовать в интересах общества в этих случаях человека побуждают мощные мотивы самосохранения: необходимость воспроизводства жизни, передачи ее другому, труда и гражданского оборота. Однако лицо, желая достичь собственной выгоды, может и неосознанно служить общему интересу. Такие действия немецкий ученый назвал рефлективными. Как следствие, «никто не думает о цели общества, а между тем последняя таким путем достигается, может быть, вернее и быстрее, нежели в том случае, когда бы преследовалась не косвенно, а непосредственно»[140 - Иеринг Р. Указ. соч. С. 36, 43,181, 267.]. В своих работах Р. Иеринг последовательно проводил идею приоритета общественных интересов перед частными, писал о том, что индивиду предоставляется мера свободы, отвечающая общественным интересам[141 - Иеринг Р. Указ. соч. С. 36, 43,181, 267.].

Однако не все русские ученые соглашались с подобным взглядом на значение публичных интересов в механизме гражданско-правового регулирования. «Софическим заблуждением» считал дореволюционный ученый А.А. Евецкий теорию Р. Иеринга, отрицающую основной, по мысли автора, принцип гражданского права, согласно которому частный суверенитет личности и индивидуальная воля являются важнейшими основаниями установления субъективных прав. Главная задача гражданского права, по мнению А.А. Евецкого, заключается в том, чтобы обеспечивать не противоречащие общественному благу интересы частного лица. Ученый, отвергая взгляд Р. Иеринга о крайнем индивидуализме современного ему гражданского права, вместе с тем подчеркивал, что начала общественности не чужды частному праву и эффективно ограничивают индивидуальный произвол и частные интересы отдельной личности[142 - Евецкий А.А. Указ. соч. С. 4–5, 8–9.].

С учетом сказанного очевидным является вывод, согласно которому ведущие отечественные цивилисты прошлого не разграничивали частное и публичное право по критерию охраняемого интереса, поскольку признавали значение гражданского права в обеспечении публичных интересов.

Действительно, будучи направленной на обеспечение правопорядка в государстве, любая норма права в конечном счете имеет в виду публичный интерес. В противном случае правило поведения не было бы признано государством, обеспечено его защитой. Поэтому исторически одни нормы права отмирали, другие появлялись, что было обусловлено необходимостью регламентации вновь складывающихся общественных отношений и как следствие удовлетворения публичных интересов, содержание которых также не оставалось неизменным. С учетом сказанного относить гражданское право к отраслям частного права только по той причине, что оно охраняет преимущественно частные интересы, неверно.

При решении поставленной проблемы нельзя не обратить внимание на то, что в науке предложен иной взгляд на критерий разграничения частного и публичного права, который в своей основе имеет самостоятельное направление цивилистической мысли, поддерживаемое научными исследованиями ведущих ученых как прошлого, так и современности. Свой источник данное направление обнаруживает в обоснованной Р. Штаммлером и Л.И. Петражицким концепции разграничения двух суперсистем права по критерию юридической централизации и децентрализации. Регулируемые публичным правом отношения, по мнению ученых, являются централизованными, поскольку они развиваются под контролем единого центра. «Другие области удовлетворения народных потребностей, в том числе насущнейших, например в хлебе и других предметах питания, в одежде, жилище и проч., находятся в сфере действия системы децентрализации с бесчисленными независимыми и по собственному усмотрению действующими хозяйственными центрами»[143 - Более подробно о критериях централизации и децентрализации см.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 2. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1910. С. 647–673 и далее.]. В отечественной цивилистике данная концепция нашла поддержку в работах И.А. Покровского, который полагал, что гражданское право в отличие от публичного, «есть система юридической децентрализации: оно по самому своему существу предполагает для своего бытия наличность множества самоопределяющихся центров», а «государственная власть принципиально воздерживается от непосредственного и властного регулирования отношений» с участием таких маленьких центров[144 - См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 39–40.].

В современной юридической науке данная концепция была уточнена и развита Е.А. Сухановым, по мнению которого «основной критерий деления права на частное и публичное состоит в характере и способах (методах) воздействия их норм на регулируемые отношения»[145 - Гражданское право России – частное право / Отв. ред. В.С. Ем. М.: Статут, 2008. С. 55 (автор – Е.А. Суханов).]. Иными словами, в основе такого деления оказывается метод правового регулирования, который действительно обладает существенной спецификой в праве частном в сравнении с правом публичным. С этой точки зрения фактически осуществляемая нормами гражданского права охрана публичных интересов не умаляет ее качеств как отрасли частного права, поскольку в основе такой охраны лежит гражданско-правовой метод воздействия на общественные отношения, составляющие предмет этой отрасли права.

Данный вывод вместе с тем не может не повлечь за собой постановку вопроса об иерархии частных и публичных интересов в гражданском праве, ответ на который оказывается очевидным только на первый взгляд. Несомненно, что главное предназначение гражданского права заключается в таком правовом регулировании имущественных и личных неимущественных отношений, которое обеспечивает максимально благоприятные условия для реализации именно частных интересов участников оборота. Вместе с тем проблема антисоциального поведения, с которой столкнулся современный гражданский оборот, есть проблема удовлетворения частных интересов за счет умаления публичных, причинения им вреда. Отсюда обратная реакция: ослабление в результате этого устойчивости и стабильности гражданского оборота приводит к нарушению частных интересов добросовестных его участников. Следовательно, вопрос об иерархии частных и публичных интересов в гражданском праве не может быть решен однозначно. Именно этот факт объясняет то обстоятельство, что дискуссия по данному вопросу продолжается уже на протяжении нескольких тысячелетий.

С древнейших времен соответствие поведения человека общественным интересам, общему благу рассматривалось мыслителями как обязательный признак добродетельного поведения. Человек в представлении, например, древнегреческих философов как самостоятельная единица как бы не существовал. Он признавался частью полиса[146 - См.: Груздев В.В. Указ. соч. С. 17.], а потому высшей ценностью человеческой жизни провозглашалось служение общему благу. По мысли Демокрита, «если кто-нибудь пренебрегает общественными делами, то он приобретает дурную репутацию, даже если он ничего не ворует и вообще не совершает никакой несправедливости»[147 - Фрагменты Демокрита. Свидетельства о нем // История политических и правовых учений. Хрестоматия. Ч. 1: Зарубежная политико-правовая мысль. С. 101.]. Древнегреческий философ полагал, что интересы государства должно ставить выше всего остального, а потому не следует в личных интересах выступать против общего блага[148 - Фрагменты Демокрита. Свидетельства о нем // История политических и правовых учений. Хрестоматия. Ч. 1: Зарубежная политико-правовая мысль. С. 100.]. Особое внимание на необходимость служения общим интересам обращал в своих трактатах и Цицерон[149 - Цицерон. Об обязанностях // Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1974. С. 63.]. Римский император-философ Марк Аврелий Антонин был уверен, что единственной целью земной жизни является деятельность, соответствующая общему благу[150 - Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления // Готовому перейти Рубикон: В 3 т. Т. 3. М.: РИПОЛ классик, 2010. С. 34–35, 104, 108. Об этом позднее писал Р. фон Иеринг, назвав такие действия рефлективными.]. «Наше общество, – писал Сенека, – весьма подобно каменному своду: он рухнул бы, если бы камни не препятствовали друг другу падать, и этим он держится»[151 - Сенека. Письма Луциллию // Сенека. Марк Аврелий. Наедине с собой. Симферополь: Реноме, 2002. С. 9, 10.].

Позднее Фома Аквинский обосновывал абсолютный приоритет общества перед человеком, который сам по себе, а также все то, что находится в его обладании, принадлежит обществу[152 - Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. II–I. Вопросы 90–114 / Пер., ред. и примеч. С.И. Еремеева. Киев: Ника-Центр, 2010. С. 75.].

Мысль о необходимости соответствия поведения человека общему благу сохранила свое значение и в переходный период от Средневековья к Новому времени, несмотря на то, что большое распространение получила идея личности, которая обладает собственными интересами, отличными от интересов общества[153 - В частности, Лоренцо Валла полагал, что у человека на первом месте должны стоять его личные интересы, на втором – интересы его родителей и лишь на последнем – интересы родины и других людей. См.: Валла Л. О наслаждении как об истинном благе. Фрагменты / Пер. Н.В. Ревякиной // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 2: Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения / Ред. – сост. второго тома и авт. вступ. ст. В.В. Соколов. М.: Мысль, 1970. С. 79–83.]. Никколо Макиавелли, например, писал, что добродетельный гражданин обязан забыть о частных обидах, если этого требуют интересы государства[154 - См.: Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия // Макиавелли. Государь. Рассуждения на первые три книги Тита Ливия / Пер. с ит. Н. Курочкина. СПб.: Типография Тиблена и К?, 1869. С. 498.]. В идеальном государстве, нарисованном Томасом Мором в «Утопии», живут люди, предпочитающие общественные интересы своим собственным[155 - More T. Utopia. London: Phoenix, 1996. P. 6–49.]. Все действия жителей утопического Города Солнца у Т. Кампанеллы должны совершаться к благу государства, а не отдельных лиц[156 - Кампанелла. Город Солнца / Пер. с лат. и коммент. Ф.А. Петровского; Вступ. ст. В.П. Волгина. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 37, 39, 47, 57.]. О важности общих дел говорил и Жан Бодэн[157 - Боден Ж. Шесть книг о государстве. Фрагменты // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 2: Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения / Ред. – сост. 2 т. и авт. вступ. ст. В.В. Соколов. С. 146–147.]. Клод-Адриан Гельвеций считал, что «полное соглашение личного интереса с общественными задачами составляет явление, превышающее добродетель»[158 - Цит. по: Евецкий А.А. Указ. соч. С. 4.]. Франсуа де Ларошфуко полагал, что чрезмерная забота частных лиц о собственном благе и отсутствие заботы о благе общественном влекут верную гибель государства[159 - Ларошфуко Ф. де ла. Максимы и размышления / Пер. с фр. М.: Де Агостини, 2011. С. 192.]. Джон Локк отрицал несовместимость общечеловеческого блага и личной выгоды отдельного человека[160 - Локк Д. Опыты о законе природы // Локк Д. Сочинения: В 3 т. Т. 3 / Пер. с англ. и лат.; Ред. и сост., авт. примеч. А.Л. Субботин. М.: Мысль, 1988. С. 48–49.]. Он выделял в особую группу преступления, направленные против безопасности человечества, полагая, что наказание за подобное деяние к правонарушителю может применить любой человек, «чтобы воспрепятствовать его повторному совершению, по имеющемуся у него праву сохранения всего человечества»[161 - Локк Д. Два трактата о правлении // Там же. С. 267.]. Подчиненность человека общим интересам обосновывалась и Жан-Жаком Руссо. Суть Общественного договора, заключенного между людьми, он сводил к следующей формулировке: «Каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого»[162 - Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права / Пер. А.Д. Хаютина, В.С. Алексеева-Попова // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969. С. 161.].

Иоганн Фихте аналогичным образом считал, что человек предназначен для того, чтобы жить в обществе, если же он живет изолированно, то такой человек противоречит сам себе[163 - См.: Фихте И. Несколько лекций о назначении ученого // Фихте И. Факты сознания. Назначение человека. Haукоучение: Пер. с нем. Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2000. С. 738–740.]. Неверным признавал противопоставление частного блага всеобщему в лице государства и Гегель[164 - См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права / Пер. с нем. Б.Г. Столпнера; Вступ. ст. В.С. Соловьева; Примеч. В.С. Нерсесянца. М.: Мир книги; Литература, 2009. С. 184.]. Порядок, при котором имеет место идеальное равновесие между личными стремлениями индивидуума и общественными требованиями, Г. Спенсер называет абсолютной этикой[165 - См.: Спенсер Г. Научные основания нравственности. Индукции этики. Этика индивидуальной жизни / Пер. с англ.; Примеч. А. Федорова. 2-е изд. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 13–14.]. Чарльз Дарвин рассматривал в качестве источника нравственных чувств общественные инстинкты, когда взаимные услуги, защита, привязанности членов рода осознаются как полезные для общества и закрепляются путем естественного отбора. «Никакое общество, – пишет ученый, – не ужилось бы вместе, если бы убийство, грабеж, измена и т. п. были распространены между его членами; вот почему эти преступления в пределах своего племени клеймятся вечным позором»[166 - Цит. по: Залеский В.Ф. Власть и право. Философия объективного права. Казань: Типография Б.Л. Домбровского, 1887. С. 28.]. Наконец, как полагал Адам Смит, «не может считаться хорошим гражданином и человек, не старающийся всеми зависящими от него способами содействовать счастью и благосостоянию всего общества»[167 - Смит А. Теория нравственных чувств / Вступ. ст. Б.В. Мееровского; Подгот. текста, коммент. А.Ф. Грязнова. М.: Республика, 1997. С. 31, 224–225, 228.].

Таким образом, философская мысль на протяжении тысячелетий обосновывала как приоритет общих интересов перед частными, так и обязанность человека всеми силами содействовать общему благу. Не случайно Гуго Гроций писал о том, что «каждый гражданин несет ответственность сперва перед государством в общественных интересах, а затем уже перед своим кредитором»[168 - См.: Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Госюриздат, 1956 (http://www.studfles.ru/preview/2265285 (дата обращения: 14.03.2010)).]. В целом несоответствие частных интересов общественным считалось недопустимым.

Иной взгляд на проблему обнаруживается в современной научной литературе, в которой констатируется существование диалектического противоречия между общественными и личными интересами, устранить которое невозможно. Как подчеркивает В.В. Субочев, государство препятствует перерастанию указанного противоречия в социальный конфликт, направляя реализацию личных и общественных интересов в нужное русло[169 - См.: Субочев В.В. Законные интересы / Под ред. А.В. Малько. М.: Норма, 2011. С. 9.].

Действительно, вопрос о защите публичных интересов в сфере гражданского оборота возникает именно тогда, когда их нарушение является следствием удовлетворения интересов частных лиц. Однако это вовсе не означает, что публичные и частные интересы не могут соответствовать друг другу, совпадать, что случается нередко. В такой ситуации гражданское право, охраняя частный интерес, одновременно обеспечивает и публичный, а лицо, удовлетворяя свой собственный интерес, способствует реализации и публичного интереса. Именно об этом писал Р. фон Иеринг, говоря о рефлективных действиях.

Надо сказать, что данный аспект проблемы глубоко исследуется социологами и экономистами, выводы которых демонстрируют важность соблюдения публичных интересов членами общества, в том числе для более полного удовлетворения в долгосрочной перспективе их собственных индивидуальных интересов. Особенно ярко данные выводы иллюстрируются при помощи социальных дилемм. Согласно одной из них если каждый член общества для достижения своего узкоэгоистичного интереса будет действовать так, что общественные ресурсы прекратят свое существование, то последствия для него лично будут гораздо хуже, чем он ожидал. И напротив, в перспективе каждый получит больше выгоды, учитывая в своей деятельности общие интересы[170 - См.: Komorita S.S., Parks C.D. Interpersonal relations: Mixed-motive interaction // Annual Review of Psychology. 1995. No. 46. P. 183–207; Parks C.D., Sanna L.J., Berel S.R. Actions of Similar Others as Inducements to Cooperate in Social Dilemmas // Personality and social psychology bulletin. 2001. Vol. 27. No. 3. P. 345.]. К примеру, если пользоваться общинными владениями, т. е. пастбищами, водой и другими общими ограниченными ресурсами, умеренно, то они восстанавливаются с той же скоростью, с какой истощаются. «Представьте себе, – пишет Г. Хардин, – что вокруг выгона, способного прокормить 100 коров, располагаются 100 ферм. Сначала каждый фермер пасет там только одну корову, таким образом, общинное пастбище используется оптимальным образом. Но затем один из них призадумывается: «А не выпустить ли мне на выгон еще одну корову, тем самым я удвою свою выгоду, а, в общем, на выгоне коров будет больше всего лишь на 1 %». Сказано – сделано: фермер добавляет еще одну корову. И так поступает каждый из них. Каков неизбежный результат? Трагедия общинного владения – утоптанная площадка без единой травинки»[171 - Цит. по: Майерс Д. Изучаем социальную психологию (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/meirs/23.php (дата обращения: 14.04.2010)).]. Анализируя этот общеизвестный пример, У. Маттеи полагает, что проиллюстрированная им «ограниченность ресурсов требует известного регулирования при принятии решений, а не неограниченной свободы»[172 - См.: Маттеи У., Суханов Е.А. Указ. соч. С. 19.].

В экономической литературе достаточно обосновано мнение, согласно которому компании одной отрасли только тогда смогут повысить цены на свою продукцию, когда согласуют общие интересы и будут учитывать их в своей деятельности. По утверждению американского экономиста М. Олсона, отказ от учета общих интересов делает невозможной и реализацию частного интереса[173 - См.: Олсон М. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп / Пер. с англ. М.: ФЭИ, 1995. С. 1–2, 7.]. Как в связи с этим не вспомнить слова римского императора-философа Марка Аврелия: «Не приносящее пользы улью не принесет ее и пчеле»[174 - Марк Аврелий. Наедине с собой. С. 113.].

Более того, масштабный отказ индивидов от учета в своей деятельности общих интересов, как показывает история, может угрожать стабильности государства и общества в целом. Историческим примером такой ситуации является огораживание в Англии XV–XVI вв. До огораживания земельные участки использовались землевладельцами индивидуально вплоть до окончания сенокоса (примерно до половины июля), а затем луга поступали в общее пользование и становились общинными выгонами. Однако уже в царствование Генриха VII земледельцы стали жаловаться на то, что распространение пастбищного хозяйства, для которого потребовалось огораживание полей, привело к уменьшению пахотных земель. Как следствие жители стали покидать деревни, что вызвало социальную напряженность в стране. Поэтому во время правления Генриха VIII был принят закон, направленный на сдерживание огораживания. Законом, за некоторыми исключениями, было запрещено держать более 2000 овец. Однако принятые меры оказались неэффективными, и во второй половине XVI в. социальная напряженность, вызванная огораживанием, достигла крайних пределов: тысячи людей, бывших арендаторов земель, вынуждены были покинуть свои дома и отправиться по стране просить милостыню. «Где раньше было множество жилищ и их обитателей, там теперь овчар и его собака», – писал по этому поводу епископ Латимер[175 - См.: Нассе Е. О средневековом общинном землевладении и огораживании полей в Англии XVI века / Пер. под ред. Д. Азаревича. Ярославль: Типография Г.В. Фальк, 1878. С. 93–97.]. После смерти Генриха VIII была созвана чрезвычайная комиссия, задачей которой было собрать доказательства нарушения закона в наиболее пострадавших от огораживания графствах. В силу разных причин, включая сопротивление аристократии, задача эта не была выполнена. Позднее Джон Галес внес в парламент три законопроекта, которые предполагали охрану хлебопашества, ограничение торговли скотом, а также установление обязанности крупных овцеводов содержать ограниченное количество дойных коров. Однако и эти инициативы встретили мощное сопротивление аристократии, а потому законы так и не были приняты. Как следствие, в 1549 г. в восточных графствах вспыхнуло мощное крестьянское восстание, направленное на уничтожение огораживаний. И позднее такие восстания вспыхивали постоянно[176 - См.: Нассе Е. О средневековом общинном землевладении и огораживании полей в Англии XVI века / Пер. под ред. Д. Азаревича. Ярославль: Типография Г.В. Фальк, 1878. С. 5–6, 90–97.].

В связи со сказанным заслуживающим внимания представляется вывод А.А. Богданова, согласно которому устойчивое состояние любой системы может быть достигнуто только путем уравновешивания противоположностей. Ученый сформулировал весьма важную закономерность, в соответствии с которой «устойчивость целого зависит от наименьших относительных сопротивлений всех его частей во всякий момент»[177 - Богданов А.А. Тектология (Всеобщая организационная наука): В 2 кн. Кн. 1 / Ред-кол. Л.И. Абалкин (отв. ред.) и др. М.: Экономика, 1989. С. 215–218.]. Эта закономерность справедлива и в отношении состояния гражданского оборота, который, с точки зрения теории систем, может быть устойчивым только тогда, когда имеет место уравновешивание противоречивых частных интересов между собой, а также частных и публичных интересов таким образом, чтобы уменьшить их несогласованность, но ни в коем случае не нивелировать их. По сути задачей права является обеспечение равновесия, которое без его вмешательства может нарушаться в результате разной направленности многообразных интересов. Не случайно поэтому в зарубежной юриспруденции большое внимание уделяется исследованию взаимной зависимости публичных и частных интересов[178 - См., например: Mahoney J.T., McGahan A., Pitelis C. The Interdependence of Private and Public Interests (August 6, 2009) (http://ssrn.com/abstract=1444874 (дата обращения: 11.02.2010)).].

Вместе с тем такое равновесие в реальной действительности оказывается не всегда достижимым, поскольку правовые инструменты не обеспечивают во всех случаях эффективное согласование частного и публичного интереса в процессе их реализации.

Для того чтобы гармонизировать частные и общественные интересы в научной литературе, было предложено закрепить в гражданском праве иерархию указанных интересов[179 - См.: Вавилин Е.В. Осуществление гражданских прав и исполнение обязанностей. Саратов: Изд-во ГОУ ВПО «Саратовская государственная академия права», 2008. С. 214.]. Представляется, однако, что в этом нет необходимости в силу уже названной ранее причины: обеспечение реализации частных интересов составляет главную задачу гражданского права. Отраслевой метод правового регулирования позволяет гарантировать участникам гражданского оборота максимальную свободу действий, защиту их интересов. Не случайно поэтому если удовлетворение публичных интересов влечет за собой умаление прав физических и юридических лиц, гражданское законодательство предусматривает возможность возмещения понесенных ими потерь. Так, согласно ст. 306 ГК РФ если право собственности прекращается на основании принятого Россией закона, то собственник наделяется правом на возмещение причиненных государством убытков.

С учетом сказанного полагаем, что проблема иерархии частного и публичного интереса в гражданском праве не может быть решена абстрактно, без привязки к конкретной спорной ситуации. Вместе с тем, как показывает исторический опыт, совершенно очевидным является и то, что участники гражданского оборота, реализуя в каждом конкретном случае свои интересы, не должны нарушать публичные интересы, причинять им вред, иначе под угрозой оказывается стабильность и устойчивость гражданского оборота, а в глобальном масштабе и экономическое состояние государства.

§ 2. Обязанность субъектов гражданского права соблюдать публичные интересы

Современное российское законодательство не требует от участников гражданского оборота соблюдать публичные интересы при осуществлении ими своих субъективных гражданских прав и исполнении юридических обязанностей, как это было ранее.

Однако полагаем, что такая обязанность непосредственно вытекает из содержания общерегулятивного (общего) правоотношения[180 - Взгляд на понятие данного правоотношения остается в науке дискуссионным, а некоторые ученые вовсе отвергают его существование. Более подробно см.: Матузов Н.И. К вопросу о понятии субъективных прав // Развитие прав граждан СССР и усиление их охраны на современном этапе коммунистического строительства / Отв. ред. М.И. Байтин. Саратов, 1962. С. 102–107; Воеводин Л.Д. Теоретические вопросы правового положения личности в советском общенародном государстве // Советское государство и право. 1963. № 2. С. 12–22; Патюлин В.А. Государство и личность в СССР (Правовые аспекты взаимоотношений). М., 1974; Явич Л.С. Общая теория права. Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. С. 209–210; Яковлев В.Ф. Структура гражданских правоотношений // Антология уральской цивилистики. 1925–1989: Сб. ст. М.: Статут, 2001. С. 385; Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций // Алексеев С.С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 3. М.: Статут, 2010. С. 252–253.], возникающего между государством и субъектом[181 - На связанность гражданина и государства взаимными правами, обязанностями и ответственностью указывается и Конституционным Судом РФ. См. Постановление Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 г. № 17-П «По делу о проверке конституционности ряда положений пункта «а» статьи 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А. Смирнова» (СПС «КонсультантПлюс»).]. По нашему мнению, не только граждане, но и юридические лица находятся в общем правоотношении с государством в силу того, что они наделяются правосубъектностью.

В таком правоотношении гражданской правоспособности как праву общего типа[182 - С.Н. Братусь определяет правоспособность как абстрактную возможность иметь гражданские права и нести обязанности, как необходимое условие правообладания, как право быть субъектом прав и обязанностей. См.: Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М.: Госюриздат, 1950. С. 5–6. Хотя Н.Г. Александров считал, что именно правоспособность представляет собой длящееся правоотношение между лицом и государством. См.: Александров Н.Г. Юридическая норма и правоотношение. С. 17. По мнению С.С. Алексеева, правосубъектность является предпосылкой конкретных правоотношений, но одновременно выступает и как особое субъективное право в рамках общерегулятивного правоотношения. См.: Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций. С. 274.] корреспондируют так называемые обязанности-принципы (обязанности пассивного типа), категория которых в гражданском праве разработана В.С. Емом[183 - См.: Ем В.С. Категория обязанности в советском гражданском праве (вопросы теории): Дис…. канд. юрид. наук. М., 1981.]. Сущность этих обязанностей заключается в необходимости воздерживаться от общественно вредных действий. К ним ученый относит обязанность каждого субъекта гражданского права не нарушать положений законодательства, уважать правила общежития и морали, не осуществлять субъективные гражданские права в противоречии с их назначением[184 - См.: Ем В.С. Категория обязанности в советском гражданском праве (вопросы теории): Дис…. канд. юрид. наук. М., 1981. С. 3, 12.].

Говоря об обязанности участников общерегулятивного правоотношения соблюдать назначение субъективного права, необходимо отметить следующее. Само субъективное право, будучи формой выражения дозволений, есть не что иное, как очерченное законом пространство, которое имеет свои пределы и в рамках которого может действовать управомоченное лицо. Надо сказать, что еще основоположники доктрины естественного права рассматривали субъективное право как ограниченную область индивидуальной свободы[185 - См.: Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. С. 389.]. Как определенную меру поведения, обеспеченную законом и соответствующим поведением обязанных лиц, определял субъективное право С.Н. Братусь. Он полагал, что такое право не есть мера дозволенного, а именно мера возможного поведения[186 - См.: Братусь С.Н. Указ. соч. С. 11–13.].

С этой точки зрения возможности управомоченного субъекта, связанные с выбором варианта поведения, уже ограничены содержанием субъективного права. При этом данное содержание само по себе во многом обусловлено теми социальными интересами, которые превалируют в обществе в конкретный исторический период.

Вместе с тем, даже оставаясь в рамках тех возможностей, которые составляют содержание субъективного права, действия субъекта по его осуществлению не должны нарушать границ, четко установленных гражданским законодательством. В данном случае имеет значение не только как осуществляется субъективное право, но и с какой целью. Подобный подход обусловлен осознанием того факта, что каждое субъективное право имеет свое назначение. Пользование им в противоречии с таким назначением всегда нарушает публичный интерес, поскольку признание и закрепление в законе любого субъективного права осуществляется с учетом такого интереса.

Вопрос о назначении субъективного права впервые был поставлен в цивилистике в XIX в. под влиянием теории социальной функции. Во французской научной литературе было высказано мнение о том, что управомоченный субъект только тогда свободен в пользовании своим правом, когда преследует цели, соответствующие социальному и экономическому назначению этого права[187 - См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 117.]. Понимание того, что у права и вещи есть свое назначение, а использование их в противоречии с таким назначением есть злоупотребление, можно встретить и в американской литературе XIX в.[188 - См., например: Black H.C. Dictionary of Law. St. Paul, Minn.: West Publishing Co., 1891. P. 12.]

Наиболее полно данная идея была реализована в советском гражданском законодательстве. Соответствующее требование впервые было закреплено в ст. 1 ГК РСФСР 1922 г., согласно которой гражданские права лишались охраны, если они осуществлялись в противоречии с их социально-хозяйственным назначением. Позднее оно нашло отражение в ст. 5 ГК РСФСР 1964 г.

Вместе с тем возлагать на субъекты юридическую обязанность использовать свои права в соответствии с их назначением можно было бы без особых сложностей только в том случае, если установление такого назначения не вызывало бы у правоприменителей множество вопросов. Однако это не так. И отечественная судебная практика советского периода с такой проблемой столкнулась.

Для решения данной проблемы ученые-правоведы предложили использовать два основных подхода.

Первый из них заключается в признании необходимым называть конкретные действия, которые противоречат назначению того или иного права. В частности, в советское время к таким действиям относили правопользование, которое имело место с целью причинения вреда другим лицам (шикану)[189 - См.: Канторович Я.А. Первая статья Гражданского кодекса // Право и жизнь. 1925. Кн. 2–3. С. 10; Рубинштейн Б. Указ. соч. С. 69.], либо было связано с бесхозяйственным содержанием вещей[190 - Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Известия Академии наук СССР. Отделение экономики и права. 1946. № 6. С. 434.], либо в целом противоречило задачам социалистического общества, политике Советского государства[191 - См.: Новицкий И.Б. Солидарность интересов в советском гражданском праве (отношения товарищеского сотрудничества и социалистической взаимопомощи). М.: Госюриздат, 1951. С. 113–114.]. В качестве примера в научной литературе приводились случаи, когда собственник мельницы вопреки хозяйственной необходимости не запускал ее или собственник жилого дома разрушал его, хотя дом был еще пригоден для проживания[192 - См.: Фарбштейн А. Статья 1 Гражданского кодекса и права госорганов по договорам // Еженедельник Советской юстиции. 1924. № 27. С. 623.]. Вместе с тем обращалось внимание на то, что норма права закрепляет субъективное право, но осуществляться оно может в разнообразных формах, а потому нельзя предусмотреть «мыслимые его извращения при практическом его осуществлении». Поэтому судья, опираясь на общую цель закона, должен был пресекать любые действия, которые противоречили этой цели[193 - См.: Гойхбарг А.Г. Хозяйственное право СССР. 3-е изд. С. 52–53. Цит. по: Агарков М.М. Указ. соч. С. 427.].

Позднее советские ученые раскрывали назначение субъективных гражданских прав, опираясь на ст. 1 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. и ст. 1 ГК РСФСР 1964 г. Считалось, что такие права служат созданию материально-технической базы коммунистического строя, а также наиболее полному удовлетворению материальных и духовных потребностей граждан. В качестве примера осуществления субъективных прав в противоречии с их назначением приводились случаи использования находящегося в личной собственности граждан имущества с целью извлечения нетрудовых доходов, что влекло за собой, согласно ст. 111 ГК РСФСР 1964 г., безвозмездное изъятие такого имущества у собственника[194 - См.: Советское гражданское право: Учебник. Ч. 1 / Отв. ред. В.А. Рясенцев. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юрид. лит., 1986. С. 261–262.].