– Папа на работе, – прозвучал детский голос.
Над изгородью показалась голова девчушки с тонкими, как карандаши, косичками.
– Аля! – окликнула её мать.
Девочка уселась на крыльцо, подпёрла кулаком щёку.
– Заходите в гости, – пригласила хозяйка.
Девчушка взяла со ступени трещотку, крутанула.
– Аля! – Мать постучала пальцем по подоконнику. – Не видишь, мы разговариваем?
– Где контора вашего мужа? – поинтересовался Адэр.
– Где же ей быть? На прииске. А зачем вам?
– Хотим посмотреть.
– Анатан ждёт вас? – с тревогой в голосе спросила хозяйка. – Подождите, я сейчас. – И скрылась за занавеской.
Над изгородью вновь появилась голова девчушки с круглыми от притворного страха глазками.
– Там чудища! – Аля протянула поверх забора трещотку. – Возьми.
Адэр щёлкнул зубами, чем вызвал у девочки радостный визг, и завёл машину.
На крыльцо выскочила хозяйка:
– Постойте! – Припустила к калитке. – Подождите!
Адэр вдавил педаль газа в пол. Посмотрел в зеркало заднего вида. Жена начальника бежала за ними по улице, размахивая руками. История повторялась, разве что распорядитель прииска додумался не выставлять напоказ свои доходы, а значит, придётся потрудиться, чтобы уличить его в воровстве.
***
Всё вокруг казалось враждебным и лживым. Не желая разговаривать с криводушными селянами, Адэр разузнал у детворы, в какой стороне находится прииск. Из множества тропинок, уводящих от посёлка в нужном направлении, выбрал самую протоптанную. Вполне возможно, что именно по ней сотни рабочих добираются до месторождения рубинов – одних из наиболее дорогостоящих камней.
Адэр неторопливо объезжал валуны и ямы, кусты с колючками и засохшие деревья, стараясь не потерять из виду дорожку, бегущую через непривычно жёлтую, с бронзовым отливом пустошь. Вдали виднелись туманные очертания холмов.
В песке появились странные серые нити, точно седые волоски в золотистой шевелюре. С каждой минутой нити делались шире, длиннее. И вскоре по пустоши потянулись дымчатые полосы-пряди.
Адэр затормозил. Открыв дверцу, набрал пригоршню седой пыли. Пепел… Отряхнул руку. На коже осталась маслянистая плёнка.
– Как думаете, о каких чудищах говорила девочка? – прозвучал взволнованный голос.
Вытирая ладонь тряпкой, Адэр покосился на Малику. С недавних пор от её чёрного взгляда нет-нет да и пробежит мороз по коже. Или это он придумал? Истосковался по нежному взору Галисии, по гибким рукам, тонкой талии и горячему дыханию на своих губах? Возможно. В Тезаре редкая ночь проходила в холодной постели. И чаще всего в ней была его хрупкая и кроткая Галисия Каналь.
Меньше чем через час Адэр заглушил двигатель примерно в сорока шагах от сторожки – к ней вела слишком узкая для проезда тропа, по бокам которой темнели островки земли, покрытые пеплом. Дощатое строение с одним оконцем стояло на деревянных сваях. Высокие ступени взбегали к прочной двери. Ветерок перебирал на крыше тёмно-золотую солому. Чуть дальше, за домиком, возвышались горы песка и камня.
Из сторожки вышел старик и, поигрывая трещоткой, направился к автомобилю. Местный дурачок? Хорош же начальник, если доверил охранять государственное добро больному человеку.
Адэр достал из бардачка блокнот, открыл дверцу.
– Что это с ним? – обеспокоенно произнесла Малика.
Старик опрометью нёсся к машине, лихорадочно дёргая шнур с деревянными пластинками. Над пустошью летел сухой звонкий треск.
От вида сумасшедшего сторожа сердце ёкнуло и забилось где-то под коленками. Адэр захлопнул дверцу.
– Какого чёрта вам надо? – крикнул старик, прильнув к окну морщинистым лбом. Дурацкая детская игрушка в его руках не переставала трещать. – А ну, вон отсюда!
Адэр сжался как пружина. Стиснув зубы так, что сам увидел на скулах собственные желваки, припечатал к стеклу предписание о проверке прииска.
– А ты мне бумажку не тычь, – не унимался старик. – Проваливайте! Живо!
Пытаясь совладать с рвущейся наружу яростью, Адэр толкнул дверцу, но сторож подпёр её коленом.
– Проваливай и баста! Не то собак спущу.
– Он не шутит, – прошептала Малика. – Давайте уедем.
Пружина внутри Адэра резко распрямилась, даже показалось, что в ушах взвизгнула сталь витков. Он опустил стекло, схватил сторожа за ворот рубахи. Сделав молниеносный оборот кистью, намотал ткань на кулак и по плечи втянул горлодёра в салон. Обветренное, с дряблой кожей лицо покраснело как переспелый арбуз, рот искривился ржавым гвоздём, глаза вылезли из орбит и стали похожи на глаза бульдога. Странное дело, но трещотка продолжала звонко трещать. И совсем уже странно: Адэр явственно ощущал, как ему в спину бьётся волной страх Малики.
Он ослабил захват и процедил сквозь зубы:
– Мне нужен начальник.
– Так бы сразу сказал, – прохрипел сторож. – Я провожу вас.
Адэр оттолкнул старика от машины:
– И выбрось эту идиотскую игрушку.
– Нельзя. Ады проснутся.
– Это кто?
– Собаки.
Пока старик, хлопая ладонью себя по груди, прокашливался, Адэр смотрел по сторонам, стараясь не встречаться с Маликой взглядом. Неожиданно для себя вымолвил:
– Я не горжусь собой, но иного способа взять себя в руки я не нашёл. Можешь остаться. – И открыл дверцу.
Он брёл, глядя Малике в спину, и усмехался. Как, должно быть, нелепо смотрится их маленькая компания, шагающая по извилистой дорожке между пятнами пепла, расплескавшимися точно грязные лужи. Впереди полоумный дед раскручивает трещотку, за ним идёт Малика. Вертит головой туда-сюда, высматривая обещанных собак. И он – в рубашке, пожелтевшей от стирки дешёвым мылом, в сморщенных, не первой свежести штанах и в припылённых сапогах, по которым стоит пройтись щёткой, и в носках отразятся плывущие по небу облака.
Поднявшись по ступеням, старик толкнул плечом дверь сторожки, пропустил Адэра и Малику, сам вошёл следом. Дом изнутри походил на палату в лечебнице для умалишённых: пол и стены были обиты толстым войлоком.
– Так вы, значит, ничего не знаете, – сказал сторож и бросил трещотку на укрытый дерюжкой топчан. Смахнул рукавом паутину с оконной рамы. – Смотрите.