Трон Знания. Книга 1

– У тебя рабочих гораздо больше, чем на других приисках, а объём добычи скачет.

– На моём объекте самый тяжёлый труд. Попробуй-ка, вгрызись в глину и камни, дойди до месторождения, и всё вручную. Представляете, сколько рук надо? Да вы сами всё видели. А насчёт добычи… Пока роем – пусто, начинаем мыть – густо, мороз ударил – взрываем, оттаяло – вновь начинаем рыть.

– Чем взрываете? – спросил Адэр.

– Динамитом. Чем же ещё? – пожал плечами Анатан. – Раньше со взрывчаткой было легче. Теперь взрывной завод, мы так его называем, только в Тезаре. Бумажной волокиты выше крыши. И пока до нас очередь дойдёт… Порой неделями ждём, а пока ждём – роем. Да что я вам рассказываю, вы и сами знаете.

Адэр покачал головой. Много лет назад государства Краеугольных Земель разделились на два лагеря: «Мир без насилия» и отвергнутые страны. В «Мире без насилия» запретили оружие и отменили смертную казнь, с преступностью и прочими противозаконными действиями стали бороться ненасильственными методами. После этих и многих других программ, направленных на сохранение человеческой жизни, Тезар стал монополистом по производству взрывчатых веществ, которые использовались только в мирных целях.

Адэр родился и вырос в «Мире без насилия», основоположником которого был его отец. И не надо сейчас стоять перед ним и сетовать, что взрывчатку не продают на каждом углу.

– Как насчёт воровства?

Анатан посмотрел на Адэра с удивлением:

– Какого воровства?

– При обыске рабочих камни находили?

– Что вы такое говорите? Мы никого не обыскиваем.

Адэр нахмурился:

– Рабочие воруют, а ты потворствуешь.

– Бог с вами! Куда им с камнями бежать? Разве что в Ларжетай, и продать их за бесценок. Во-первых, дорога туда и обратно дороже обойдётся. Во-вторых, без разрешения командира стражей из посёлка никто не выходит. А командир у нас, знаете, какой? Кулачище что мои два кулака. Если даст кому понюхать, мало не покажется.

Адэр и Малика вышли на крыльцо конторы. Серые сумерки накрыли сизым пологом горы на горизонте. Груды камней и кучи глины казались чёрными. Остывший воздух потяжелел от влаги, и чётко чувствовался запах мокрых деревянных ступеней. На вышке, вонзившейся острой крышей, словно копьём, в низкое небо, засветился огонёк.

Скрипнула дверь, в замке проскрежетал ключ.

– Заночуете у меня, – сказал Анатан, спустившись с крыльца. – Постоялый двор у нас так себе, и кормят там неважно.

Надел на запястье шнур с деревянными пластинками и пошёл между отвалов, освещая тропинку фонарём.

***

На пороге дома их встретила Тася, жена Анатана.

– Я хотела предупредить вас о собаках, а вы – фьють! – проговорила она, заведя гостей в просторную комнату.

– Ваша дочка предупредила, – сказал Адэр и оглянулся. Анатан вошёл во двор вместе с ними и словно испарился.

– Аля? Всё-то она знает, – усмехнулась Тася и кивком указала на дверной проём, завешанный ситцевой занавеской. – Спит егоза. А сын огород поливает.

Присев на скамью возле двери, Малика принялась развязывать шнурки на стоптанных башмаках. Адэр растерялся. Снять сапоги – но он никогда не ходил по полу босиком. Остаться обутым – но хозяйка босая.

– Да вы скидывайте сапоги. Чай надоели за целый день, – проговорила Тася.

Прошлёпала стопами по свежеокрашенным половицам к громоздкому комоду и выдвинула ящик.

Адэр сел рядом с Маликой и окинул комнату взглядом. В простенке между окнами трюмо, в щель между зеркалом и рамой уголком вставлена пожелтевшая фотография. Крышка трюмо усеяна безделушками: фаянсовая шкатулка, фарфоровые слоники, стеклянные шарики. На кресле корзинка с клубками ниток. Посреди комнаты круглый стол, накрытый вязаной скатертью.

Держа перед собой просторную рубаху, Тася повернулась к Адэру:

– Купила сыну на вырост. Должна вам подойти. – Зубами оторвала этикетку. – Чего ж вы не разулись? Я вам калоши дам. В калошах сподручнее.

У Адэра отвисла челюсть. Он никогда не видел калош, но знал, что эту обувь надевают простолюдины, когда идут убирать навоз.

Тася заметила его замешательство:

– Если сапоги широкие, можете не снимать.

Адэр встал:

– Выйду на воздух, Анатана подожду.

– Анатан парную проветривает, угар выгоняет. – Тася вытащила из комода льняные штаны. – Идёмте, покажу, где банька.

Адэру тяжело дались последние дни. От воспоминаний о постоялых дворах, плесневелых ваннах, узких кроватях и пропахших сыростью постелей бросало в дрожь. От слова «банька» по спине побежали такие же мерзкие мурашки.

Спотыкаясь в потёмках о невидимые кочки, Адэр шёл за Тасей по огороду. Безлунное небо сливалось с крышами домов. Издалека доносился сиротливый лай собаки. Где-то ухнула ночная птица. Вдруг захотелось сбежать. Тихо повернуть назад, незаметно выбраться на улицу, сесть в машину и унестись куда угодно, лишь бы подальше от смехотворной и унизительной роли рядового инспектора. Но что-то заставляло передвигать ноги и, стиснув зубы, вглядываться в смутные очертания низенького строения, которое казалось зловещим.

Тася упёрлась ладонями в двери. Раздался скрип, в кромешный мрак вырвался сноп света.

– Анатан! Встречай!

Вложила Адэру в руки штаны с рубахой и растворилась в темноте.

Адэр вошёл в тесный предбанник, освещённый керосиновой лампой. Закрыл за собой дверь. Воздух мгновенно стал осязаемо плотным. Заложило уши.

В противоположной стене открылась дверца, выпустив облако пара. На пороге появился Анатан в чём мать родила.

– Раздевайтесь, не стесняйтесь, – протараторил он и скрылся в водянистом тумане.

Адэр сел на скамью, посмотрел на ушаты с водой. На табурете – махровые полотенца. На крючках, вбитых в стену, – рабочие вещи Анатана и чистая льняная одежда, на полу – сапоги, облепленные глиной, и резиновые башмаки.

– Яр! Чего так долго?

Адэр обернул бёдра полотенцем и ступил в парную. Опустившись на прогретую деревянную полку, вдохнул горячий воздух с примесью какого-то запаха – то ли травы, то ли цветов – и неожиданно для себя улыбнулся.

– Хорошо? – спросил Анатан, расположившись рядом.

– Хорошо, – протянул Адэр, осматриваясь.

В углу тускло горел фонарь, освещая бревенчатые стены, маленькое запотевшее оконце с форточкой, деревянную бочку с водой, низкую каменную печку, в чёрном зеве которой алели угли.

Адэр поймал на себе въедливый взгляд: