Воровка

– Нет, нет, он всегда был очень тихим. Почти джентльменом. Девушки говорили, он спрашивал у них разрешения, прежде чем насиловать их. До чего же это ненормально, да? Позволь мне изнасиловать тебя… Сначала я спрошу разрешения, и, если ты откажешься, я убью тебя, но все равно, позволь мне спросить.

Уголки ее рта скорбно опускаются, и она качает головой.

– Люди такие больные. Все мы. Мы просто причиняем друг другу боль.

– Некоторые из нас хуже, чем остальные, разве нет? Например, наш старый друг Добсон мог бы стать защитником прав детей из неблагополучных семей, а не серийным насильником.

– Да, – говорит она. – Его разум был сломлен. Не каждая жертва насилия смогла бы пережить то, что пережил он, и сохранить рассудок.

Я люблю ее. Господи, как же сильно я ее люблю.

– Мы можем не возвращаться ко мне? Находиться там как-то жутко…

– Как насчет остановиться у Кэмми? – предлагаю я.

Кэмми качает головой:

– Я живу у своего парня, пока в моем доме заканчивают ремонт. Оливия его на дух не переносит.

Смотрю на часы. Джессика пробудет в моей квартире еще несколько часов, пока не уедет на работу. Она ночует со мной лишь несколько раз в неделю, но даже так, мне не слишком нравится мысль о том, что Оливия окажется там же, где я сплю с другими женщинами.

– Можем снять номер в отеле, – предлагаю я. – Переждать, пока полиция его не поймает.

– Нет. Кто знает, как много времени это займет? Просто отвези меня домой, все будет нормально.

На ее лице отражается ужас. Тяжело устоять перед соблазном спросить, где же все-таки Ноа.

– У меня есть идея, – говорю я. Если они будут давить, требуя объяснений, я не поддамся. Идея нелепа, но меня воодушевляет. Делаю резкий поворот и встраиваюсь в небольшую утреннюю пробку, направляясь обратно к ее жилому комплексу. – Хочешь взять с собой какую-нибудь одежду?

Она кивает.

Мы делаем короткую остановку возле ее дома. Я поднимаюсь в ее апартаменты один, на случай, если Добсон следит за ними, и достаю спортивную сумку из ее гардероба. Отодвигаю несколько ящиков, пока не нахожу белье – и кладу его в сумку. Затем выбираю несколько случайных вещей для нее и Кэмми. Прежде чем уйти, останавливаюсь возле другого шкафа. Его.

Открываю дверь, не подозревая, чего ожидать. Его вещи на месте, педантично развешанные на вешалках. Хлопаю дверью чуть сильнее, чем намеревался. Задерживаюсь в гостиной возле столика, где он держал свой виски. Бутылка пуста. Я откупориваю ее и переворачиваю вверх дном.

Сухая.

Как давно его нет? Почему? И почему она не сообщила мне?

Забираясь обратно в машину, я ничего не говорю. Кэмми глубоко дышит на заднем сиденье.

Я передаю Оливии сумку, и она одними губами произносит спасибо.

Что угодно, Герцогиня, что угодно.

Глава 8

Прошлое

Мыло расплывалось по передним стеклам моего автомобиля, и тот вибрировал под жесткими струями воды из распылителей на автомойке. Оливия оторвалась от моих губ и оглянулась через плечо. Я осыпал поцелуями ее изящную шею, пальцами путаясь в ее локонах и притягивая ее обратно к себе. Ситуация выходила из-под контроля – для Оливии. Как по мне, не происходило ничего нового. Девушка сидит у меня на коленях, на ней короткая юбка… мы на автомойке… дальше только лучше. Но не с Оливией. С Оливией дальше не может быть лучше. Невзирая на то, что она моя девушка… и я любил ее, и желал ее обнаженной, льнущей ко мне, при этом я совершенно не собирался забирать у нее то, что она не хотела отдавать.

Подхватив ее за талию, я вернул Оливию на пассажирское сиденье. Затем судорожно сжал руль и вспомнил свою тетушку Ину. Тетушке Ине недавно стукнуло шестьдесят семь, и ее покрывали бородавки… мерзкие, противные… выпирающие бородавки. Я вспомнил ее подбородки, накладывающиеся друг на друга, и ее язвы, и волоски, растущие из бородавок на ее руках. Это очень даже помогло. Я снова держал себя под контролем.

Оливия фыркнула:

– Почему ты постоянно так делаешь? Мне было весело.

Не открывая глаз, я откинул голову назад:

– Герцогиня, ты хочешь заняться сексом?

Она ответила практически мгновенно:

– Нет.

– Тогда в чем смысл?

Она задумалась.

– Не знаю. Остальные забавляются друг с другом. Почему мы не можем просто… ну, знаешь…

– Нет, не знаю, – сказал я, поворачиваясь к ней. – Почему бы тебе не обрисовать мне точно, что именно ты имеешь в виду?

Она зарделась и прошептала, не поднимая взгляд:

– Мы не можем просто найти компромисс?

– Мне двадцать три. Я занимаюсь сексом с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Думаю, я нахожу компромисс. Если твой запрос – чтобы я щупал тебя, как пятнадцатилетний мальчишка, нет, этого не будет.

– Знаю, – слабо произнесла она. – Прости, мне жаль, но… я не могу.

Ее голос оборвал мой приступ эгоцентризма. Она не виновата. Я ждал уже год и мог подождать еще один – я хотел подождать. Она того стоила.

Я хотел ее.

– С «забавами» такое дело – это прелюдия к реальному сексу. Сначала руки, потом губы, а затем, прежде чем успеешь спохватиться, и то, и другое одновременно, постоянно.

Ее щеки раскраснелись.

– Как только начинаешь, уже не останавливаешься. Это медленный путь к сексу. Так что, если ты не готова им заняться, не начинай делать что-то другое. Вот и все.

Я открыл бутылку воды, что стояла в подстаканнике, и сделал глоток. Вокруг грохотала автомойка, полоски намыленной резины хлюпали по металлу. Я их чувствовал.

Она перебралась обратно мне на колени. Боже, надеюсь, она не ощущает мой стояк. Она мягко коснулась моего лица, прижимаясь своим носом к моему; она была холодной. Такова мягкая сторона Оливии, сторона, пробуждающая во мне инстинкт стоять возле нее, как доминантный альфа-самец, и рычать на каждого, кто рискнет подойти к ней.

– Мне жаль, Калеб. Что я такая ненормальная.

Мои руки вернулись на ее талию.