Сюжет для жизни

– Ну, не будет у нас детей – тоже мне горе! Главное, что мы друг у друга есть. Не зацикливайся. Просто живи…

Так он говорил, её любимый муж. Но Мане упрямства было не занимать и целеустремленности тоже. Она воевала с природой не на жизнь, а на смерть, и была уверена, что победит.

Однажды, после очередного курса лечения, Маня пришла к своему врачу на приём, и тот сказал, что не мешало бы ещё и у эндокринолога обследоваться, что-то, похоже, у Мани со щитовидкой не в порядке. Это может путать все карты.

«Ну конечно, зоб, – вспомнила Маня свою бабулю, – ещё эти янтарные бусы она носила все время, говорила, что помогает. Чушь, конечно. У нее этот зоб, как мешок на горле висел».

Маня дисциплинированно вняла совету врача и записалась на очередь к известному в городе профессору-эндокринологу. Да, у нее обнаружился гипертериоз четвертой степени. Вот, оказывается, почему у нее «скачет» настроение, дрожат руки и ещё слезливость эта и невероятная худоба. О лечении речь не шла, нужна была срочная операция.

На Украине был единственный Институт эндокринологии и химии гормонов, который находился в другом городе.

Маня полгода ждала вызова на операцию и получила его как раз в начале Севиного очередного отпуска.

– Ты ко мне после операции приедешь? – спросила она перед отъездом.

– Конечно, Рыжик, не бойся, всё будет хорошо. Ты только звони почаще, а потом я приеду и заберу тебя домой…

После операции ей было очень худо. Рядом находилась только Жанна, дочь маминого двоюродного брата, военврача, который устроил Мане вызов в клинику института. Маня, когда уже начала ходить, по нескольку раз в день звонила Севе, но он далеко не всегда отвечал. Она и родителям звонила и те говорили, что Сева дома, что у него все в порядке, что пусть Маня не переживает.

Однажды она позвонила. Долго никто не отвечал и вдруг она услышала:

– Алло! – это был не Севин голос, вообще не мужской.

Маня быстро нажала отбой. Ошибиться она не могла. Мы всегда знаем, как звонят нужные нам телефоны. Вообще, между телефонными аппаратами и их владельцами всегда есть какая-то инфернальная связь, вы разве не замечали?

Ближе к вечеру Маня позвонила родителям. Мама сказала:

– Маня, как тебе не стыдно! Сева так волнуется, что ты сегодня не звонила. Он весь день прождал у телефона. А сейчас ушел на день рождения к другу и будет поздно.

– А телефона у друга, конечно, нет, – усмехнулась Маня.

– Нет, – подтвердила мама, – он только что переехал в новый жилмассив, еще не проложили телефонный кабель, так Сева сказал.

Нельзя было давать себе распускаться, так можно чёрт знает, до чего дойти. Мало ли, что может показаться или подуматься, тем более, она в чужом городе. Постоперационный синдром, опять же. Одна, без информации.

«Возьми себя в руки. Что ты бредишь? Какие женщины? Может, к нему друг с женой заходил и та, услышав телефон, машинально сняла трубку, вроде она у себя дома. Может такое быть? Может, конечно! А вдруг, при наборе номера у тебя палец с кнопки соскользнул и ты не ту цифру нажала. Да-да, не ту цифру. Точно!»

Она цеплялась за эти возможные варианты и ей становилось легче. Помните – хотите верить, верьте. А Маня очень хотела, потому что, если не верить Севе, то кому же тогда? И она перестала обо всем этом думать…

Домой она возвращалась вместе с Жанной. В аэропорту их встречали Сева с Маниным папой. У Мани на шее был повязан очень стильный шелковый шарф кремового цвета, который скрывал повязку и здорово смотрелся с синим шелковым сарафаном в кремовых листьях. Сева поглядывал на Маню так, будто все решался и не мог решиться спросить или сказать что-то.

В дом Маня вошла осторожно, как кошка, которая оказалась в новом жилище, двинулась по коридору, все фиксируя какими-то микровзглядами, фотографируя и запоминая. Ничего, вроде, не изменилось, но ей что-то мешало. Она обходила комнаты, Сева в это время вышел на кухню – вскипятить чайник. Полтора месяца муж был один, но квартира не выглядела, как холостяцкое жилье. Маня-то знала, как Сева жил один. А тут – будто Маня и не уезжала никуда. Но нет, не то… Не Маня, а кто-то другой обитал в этом пространстве. Она пошла на кухню, машинально открывая дверцы стенных шкафов. Она и сама не могла бы сказать, что искала. Интуиция работала самостоятельно, без Маниных подсказок. Чашки… Что чашки? Посмотри, как они стоят. А как? Донышками вверх, а я ставлю их нормально, потому что сначала вытираю, а эти ставили мокрыми. И не Сева ставил. Он тоже вытирает. Всегда. И потом, их всего две, которые так стоят, так что никаких гостей семейных здесь не было. А вот и бокалы. Тоже два. Синие, хрустальные, которые всегда стоят в закрытой части «горки» в столовой, что они делают здесь на верхней полке кухонного шкафа? С кем пьют из хрустальных бокалов, предназначенных для белого вина? Разве таким вином угощают флотских друзей? Ну, все, хватит, мисс Марпл, вы идёте по ложному следу… Но, «ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!».

Она на все закрыла глаза. Всё шло, как обычно, и любовь была сумасшедшая, и если ни о чём не задумываться (а она и не задумывалась), то всё было прекрасно. А через несколько дней Сева уехал на свою лодку.

Глава 15

– Мань! Подежуришь сегодня в телетайпной вместо меня? – это Галка из новостного отдела. – У меня мелкий заболел, А Гарьку вызвали срочно – внеплановая операция.

– Ладно, иди уже, – Маня совсем не хотела возвращаться в эту пустоту и, с некоторых пор, какую-то чужесть дома. Да, всё-таки, дома. Она так верила, что скоро здесь появится малыш. Врач сказал, что именно сейчас у нее начинается «золотой год». В марте Сева снова приходит в отпуск, и если Бог даст!..

Она пошла в храм и поставила свечку Богородице, хотя была иудейкой и, соответственно, некрещеной. Впрочем, почему соответственно, очень многие её собратья принимали христианство. Маня же обзавелась отцом и мужем коммунистами, и это было почище, чем общественное порицание, в случае, если бы кто-то узнал о ее визите во храм, лично к Богоматери. А если б еще кто-то и услышал, о чём они говорили – вернее, говорила, конечно, Маня, молитв не знавшая в принципе. Ну, вот и говорила о том, чем заняты были все мысли, все дни её, просила истово, хоть и не по канону, от всего сердца, можно даже сказать – от живота! Потому что жизнь ведь – от живота, а Маня именно жизни и просила…

Она так погрузилась в это свое состояние предтечи, что почти ни о чём не могла думать. У неё бывало так – она в главные какие-то моменты своей жизни сосредоточивалась на чём-то единственно значимом, и отключалась от остального. В таком состоянии Сева её и застал. Думается, еще никогда они так не творили любовь, как в этот его приезд. Маня была похожа на какой-то диковинный цветок: кожа у нее стала прозрачной – все капиллярчики сквозь нее было видно. Глаза ещё больше посветлели и стали глубокими и спокойными. Движения теперь были плавными, она не шла, а скользила по земле. Волосы стала распускать, распрощавшись с конским хвостом. И ещё – полюбила синий цвет.

…Апрель 1985 года, через два месяца ей исполнится тридцать один. И она пока не знает, что в конце декабря этого же года у неё родится Кирюшка…

Глава 16

Ох, как тянет живот. Маня попыталась повернуться на правый бок, придерживая свой огромный живот обеими руками. Удалось с третьей попытки. Она уткнулась глазами в стенку и начала привычно считать цветочки в квадратиках на обоях. Так продолжалось вот уже семь месяцев. В начале мая Манины женские часы дали сбой, хотя до этого шли точно и отмеряли ровно четыре дня и ни секундой больше. Маня, имея уже богатый опыт «по залётам», поняла, что к чему, и пошла к врачу, чтобы убедиться. К этой беременности она готовилась трепетно и была во всеоружии, так что ей нужно было только подтверждение для дальнейших действий. Подтверждение она получила, а вместе с ним и рекомендации на госпитализацию в роддом, в отделение патологии беременности, в связи с угрозой прерывания.

Этот роддом принадлежал кафедре акушерства и гинекологии медицинского института. И управлял этой кафедрой очень хороший Манин приятель Алекс Андровский, который все её беременности нянчил, пока они не кончались большим пшиком. На этот раз Алекс был полон какого-то нового энтузиазма и и решимости довести Манину попытку до логического завершения.

– Это дело чести, в конце концов, – балагурил Алекс, – какой же я зав. кафедрой, если вот уже почти шесть лет не могу тебя привести в завершающую фазу и, собственно, роды? Стыд, позор и общественное порицание. Я прав?

– Прав, Сашечка, а ты не хочешь на моем примере защитить докторскую на тему «Влияние Северного сияния на потенцию в Конотопе»?

– А при чём здесь ты?

– Так, может, это не моя вина, а просто на мужа моего этот феномен конотопский тоже повлиял; мы же не знаем, как это работает.

– Вот вы, женщины, всегда ищете причину в мужике. Даже если забеременеете и у вас срывается – виноват мужик, слабый у него генофонд. А вы бы на себя лучше взор оборотили – сколько вы болеете из-за переохлаждений, из-за абортов, из-за венерических инфекций. Маня, если б я тебе только перечислять начал все причины женского бесплодия, это заняло бы около часа. Так что, девушка, скажи спасибо, что я еще жив, практически здоров, в своем уме и могу тебе, наконец, обещать, что в этот раз мы справимся. Иначе я сниму свой непорочной белизны, халат и уйду из медицины. Шутка, бамбарбия кергуду… Но вот что серьезно, дорогая моя – ты будешь меня слушаться беспрекословно. Скажу лежать, будешь лежать. А надо будет, так и весь срок. Все препараты – строго по схеме. На этот раз без гормонов не обойтись. Не нервничать. Всё до нижней пуговицы, всё, что за окном твоей комнаты- к черту. Есть только ты и то, что в тебе. Ты просто корзинка для яиц. Вот уясни себе это и станет просто. Чтобы яйца не раскатились и не разбились, корзинка должна быть целой и крепкой. И ещё – она не должна слишком много думать и анализировать.

– А чуть-чуть можно? – Маня поняла, что ей сейчас многое разрешается.