Сюжет для жизни

– Я точно знаю, что он под тобой, под матрасом. Ты бы не успел его спрятать в другое место, времени было мало. Единственная возможность – матрас. Я права?

Маня окончательно обалдела от этой перепалки и не знала, что делать, но и уходить было нельзя, а то они тут друг друга поубивают из-за этого дурацкого пакета.

В какой-то момент папина нога поехала по полу, он не удержался, а тут мама его легонько подтолкнула и он как-то неловко упал на колено, одновременно освободив от своего присутствия кровать. Мама с ловкостью кошки метнулась к матрасу, запустила под него руку и, пошарив там, выудила этот чертов пакет. Папа с помощью Мани был уже поднят и установлен в вертикальное положение.

– Ну, вы даёте, – только и смогла сказать Маня, – какая драма, Господи! Ну, вот он, ваш пакет. А теперь, будьте добры, посвятите меня в его тайну. Я так вся испереживалась. Неужели мне не дано узнать, что там скрывается?

– Вот, возьми, – абсолютно спокойно сказала мама, – и протянула Мане толстенную коричневую пачку.

Папа стоял не шевелясь, Маня посмотрела на него, пожала плечами и хмыкнула.

– Прости, доча, – тихо сказал папа. Мама ничего не сказала.

Пакет был довольно увесистый, перевязанный бечевкой. Маня развязала её и развернула коричневую упаковочную бумагу. И оттуда посыпались какие-то длинные узкие конверты. Еще не успев понять, она уже знала – это были письма Макса. Их было очень много, и они всё сыпались и сыпались на пол, а Маня стояла, как пригвождённая, и смотрела, как они падают на ковёр.

– Сколько здесь? – Маня не узнала свой голос.

– Сто пятнадцать, – сказала мама. – И еще четыре вызова в Америку на твое имя. Теперь, когда, слава Богу, твоя жизнь устроена, ты имеешь право знать. Уже столько времени прошло. Да и история эта – прошлое. Да, Макс тебя любил, но мы, оказывается, были правы, когда не отпустили тебя.

– Замолчи! – задушенно крикнул папа.

– Почему я должна молчать? Что плохого мы сделали? Мы желали добра своему ребенку, мы уберегли ее от главной ошибки!

– Что ты несешь, Майя? Замолчи!

Маня опустилась на колени и медленно, по одному, стала поднимать письма и складывать их на прикроватный столик. Она собрала все, запаковала обратно, перевязала пакет бечевкой и снова положила на столик.

– Ты разве не хочешь их прочесть? – удивилась мама.– Тебе не интересно, что он пишет?

Маня вышла из родительской спальни и, уже открыв входную дверь, повернулась к ним лицом. Они оба стояли перед ней, как солдаты, вытянувшись в струнку.

– Я вас ненавижу, – просто сказала Маня и вышла, тихо прикрыв дверь.

Глава 11

…«Господи, подскажи, как с этим жить, – Маня лежала на широкой кровати, ровно посредине, раскинув руки. Так ей было легче, потому что меньше болело и тянуло с левой стороны, – почему сейчас, Боже, почему не тогда»?

Что он мог ей ответить? Что тоже ошибается? Так это давно известно. И вот в этом случае он тоже спасовал, не довел дело до конца. Иногда родители очень мешают Божьему промыслу, а эти – так просто не давали ему слова вставить. И ангелы-хранители тех двоих, молодых, любящих, стояли за их спинами с запечатанными ртами. Это что, так подействовала на них на всех родительская любовь? Да ну, чушь, не от любви это всё было, а от гордыни и сознания собственной правоты. Вот с такими он иногда не хотел вступать в противоборство, побаивался…

Их в последнее время столько развелось, этих родителей-ревнителей семейных устоев. А у него уже порой не хватает сил их переучивать, вот и выходят иной раз такие промашки. Жаль, конечно, у этих двоих могло бы сложиться…

Маня не плакала. Написать Максу, рассказать, почему они не вместе? Какой смысл теперь? Она вошла в другую воду; та, первая, уже утекла в море, а потом – в океан. Письма читать ей даже в голову не пришло. Пережить сейчас то, что она могла бы пережить два года назад, уже не получится. Тогда зачем? Мужа Маня любила, за что же его обманывать. А чтение писем – это была бы первая и, наверное, не последняя ложь. Вот уж с этого она, точно, семейную жизнь начинать не станет.

Незаметно для себя она уснула, ну, пусть поспит. День был не из легких. За окном от ветра качался фонарь и по потолку и противоположной стене бегали тени, а Маня спала и ей снился сон. Там, во сне, она сидела на холодной сырой скамейке в облетевшем осеннем парке. На ней ее любимое коричневое кожаное пальто, руки в перчатках держат термос, вот она отвинчивает крышку и из широкого термосного горла в ноздри вплывает запах крепчайшего черного кофе. К ней подходит Макс, садится рядом, с левой стороны. Она наливает кофе в крышку-стаканчик, протягивает Максу, а рядом – никого. И вокруг тоже.

Проснулась Маня в слезах, с затекшими руками и такой загрудинной болью слева, что не было сил вздохнуть. И вдруг боль исчезла, как будто выдернули острую иглу.

«Он сидел слева от меня. Потом исчез. А вместе с ним ушла боль. Что это было?»

Потом, через двадцать пять лет, когда она найдет Макса по Интернету, это будет абсолютно другой Макс и абсолютно другая она. У него к тому времени будет вторая жена, три дочери. Старшая – Маня. И он будет продолжать любить ту свою Маню, и даже когда она появится в его жизни через это количество лет телефонными звонками, письмами, перепиской в Интернете – он будет любить Маню, которой было чуть больше двадцати. И вся их переписка и разговоры по телефону будут из той, молодой жизни, в которой они остались и продолжали любить друг друга и ждать. Но только никакого отношения это не имело к ним теперешним, вот в чем штука. И тогда Маня первой поймет, что прошлое не остается нигде, кроме нашей памяти и никто никого не ждет на том берегу, потому что и берега этого тоже нет. И она, после целого года этих виртуально-телефонных, совершенно сумасшедших отношений, вдруг очнувшись, почувствует, как устала и скажет себе: «Все, нас, тех – уже нет. А новые мы – это не Маня и Макс, это совершенно другие люди с нашими именами. Значит – всё». И она прекратит и писать, и звонить, удалит свой электронный адрес и поменяет номер телефона. Нельзя, поверьте, войти дважды в ту же реку – вода утекает. Так что – не стоит и пытаться.

Глава 12

Сева вернулся из рейса, и Маня, как щенок, вертелась около него и не могла поверить, что он здесь. Она его все время трогала, заглядывала в глаза, а он хватал её на руки и носился по всей квартире, как дурак, и Маня боялась, что он её уронит. Ну и уронил, конечно, вместе с собой. Они лежали в гостиной на ковре и хохотали. Им хотелось все время прикасаться друг к другу, как будто убеждаясь, что все это им не снится, что они вместе после полугода разлуки.

Почти двое суток они не выходили из дома. Холодильник был забит продуктами под самую крышу. Маня взяла неделю отгулов на работе. Они перенесли телефон поближе к кровати и почти не вылезали из спальни, отвечая на поздравления и вопросы о встрече с друзьями по случаю приезда Севы. Все ждали, когда их пригласят на «причальную». Была еще и «отвальная», но до неё целых два месяца.

Маня превзошла себя. Она такой стол «с прогибом» накрыла, что все ахнули. Чего там только не было! Ели и пили три дня. Гости сменяли друг друга в их доме, как почётный караул, а скатерть-самобранка не иссякала. Маня порхала по дому и, наконец, чувствовала себя хозяйкой. Гулянье кончилось на четвертые сутки. Они малость подустали. И тут вспомнил Сева, что Манины родители ни разу так и не пришли, хоть он их звал. Он заметил, что Мане неприятно об этом говорить, и спросил, почему она им не звонит.

– Мы уже несколько месяцев не общаемся.

– А что случилось, Рыжик, тебя обидели? Или ты?

– Мы друг друга очень обидели. Это из тех обид, которые, если сами не рассосутся, так до конца жизни и не простятся.

– Расскажешь?

– Нет! Извини… – Маня сказала это так, что он больше не спрашивал.

Они весело проводили время, не забывая ни о друзьях, ни о театрах, ни о долгих и любимых прогулках по городу.

Два раза за это время Сева ездил на кладбище – навещал отца и маму. Маня с ним не поехала, потому что свалилась с воспалением легких – очень всё вовремя, как всегда! Но она и так ездила туда раз в две недели, проверяла, все ли в порядке. Убирала сухие листья осенью, меняла цветы.

Идиллия кончилась внезапно – Севу отозвали на лодку.

– Как, уже? – Маня чуть не плакала.

– Но это ж ненадолго, всего три месяца, а потом две недели дома.

– Всего две недели?

– Девушка, вам напомнить, за кого вы выходили замуж? – Сева сделал постное лицо и произнес: «Офицер военно-морского флота обязан являться по месту службы в оговоренные и установленные приказом сроки. При форс-мажорных обстоятельствах приказы о немедленном отзыве на военное судно обсуждению и неисполнению не подлежат. Нарушение приказа является причиной для рассмотрения дела в военном суде».

– Ладно, под трибунал я тебя подводить не хочу, так и быть, – сказала грустная Маня.

Самое трудное было – привыкать к тишине пустой квартиры. С Маниным характером это было невероятно тяжело принять – пустота и тишина давили и гнали к людям, к шуму улиц, на площади, в кинотеатры – туда, где можно было на время забыть, что целых три месяца она обречена на эту немоту своего дома.

Однажды на улице Маня случайно столкнулась с папой. Он поздоровался и замедлил шаг, Маня же, кинув «здрасьте», пошла дальше. У нее, конечно, ёкнуло внутри, но показывать это было нельзя.

– Подожди, дочь, – услышала она. Остановилась, не поворачиваясь. Отец подошел и спросил:

– Не хочешь поговорить?

– О чём, папа?

– Ну, спроси хотя бы, как мы с мамой живём.

– И как вы живёте? Теперь за Верку взялись? Вам же без руководящей роли никак.