Бриллианты безымянной реки

– Хватит трепаться, ребятня! – рявкнул Архиереев. – Думаете, дальше Эрберийского створа не сошлют? Ошибаетесь. Как бы трудно ни было, всегда может стать ещё трудней.

Нестройный хор голосов зазвучал на тон ниже:

– …вот капитан нас опять пугает…

– …страшно! Ха-ха-ха…

– …говорят, в аду ещё холоднее. Туда и сошлют…

– Антисоветчина, – едва слышно, всё ещё подстрекаемый пристальным взглядом парторга, выдохнул технорук.

Архиереев отвечал громко, стараясь произносить каждый слог своей короткой речи с нарочитой внятностью:

– Антисоветчины у нас не может быть. Правда, товарищи? Вот и товарищ парторг, подтвердит. Правда, парторг у нас не освобождённый от других производственных обязанностей. Товарищ… – Архиереев указал на осоловевшего, но всё ещё отважного заместителя технорука. – Ваш, Клавдий Васильевич, заместитель, работает с двойной нагрузкой. При таких условиях разве за всем уследишь? Вот и случаются отдельные перекосы. Но, повторяю, антисоветчины у нас не может быть. Мы, советские люди, в условиях Крайнего Севера, в экстремальных условиях, готовимся строить первую в мире гидростанцию на вечной мерзлоте, чтобы обеспечить добычу алмазов электрической энергией. А добыча алмазов – это процветание нашей советской Родины. Так?

Сказал – словно бочку масла вылил на волнующуюся воду. Теперь молчание присутствующих казалось скорее умиротворённым, чем испуганным. Гидрологи и гидростроители вдруг вспомнили о еде и принялись за уничтожение её остатков с таким рвением, словно застолье было в самом начале. Клавдий Васильевич выдохнул с облегчением, горящий нехорошим задором взгляд его заместителя потух. Отбросив в сторону табурет, Архиереев поднялся, распрямился, выкатил вперёд широкую грудь.

– Таким образом, выношу вопрос об наименовании нашего посёлка на официальное голосование, – проговорил он с нажимом. – Кто за то, чтобы назвать посёлок именем ссыльного демократа-революционера Чернышевского, прошу поднять руки.

Ответом на призыв Архиереева стал лес рук, которые для порядка были пересчитаны.

– Девять человек да плюс я сам, – проговорил Архиереев. – Пока не голосовали Аграфена Поводырёва и сам товарищ Клавдий Васильевич. Кто против?

В ответ гробовая тишина и ни одной руки.

– Кто воздержался?

В ответ на этот вопрос Аграфена бойко вскинула руку вверх.

– Я голосую за Чону! – вскричала она. – Моей учёности хватит, чтобы понимать ваши проекты. Водохранилище затопит мою родину…

Гидрологи снова оживились. На этот раз объектом насмешек стала красивая эвенкийка.

– Наша родина СССР…

– Что ты знаешь о водохранилищах, повариха?

– Она медсестра…

– Она имеет в виду Камское водохранилище. Говорят, там много деревень ушло на дно вместе с кладбищами.

– Какое там! Аграфена дальше Мухтуи[1 - Мухтуя – старое название города Ленск.] нигде не бывала.

Архиереев обернулся к техноруку:

– Клавдий Васильевич? Товарищ Цейхмистер!

Тот сидел бледнее свежего снега, ни жив ни мёртв от непонятного смущения, но руки разомкнул – студил холодными ладонями забытую чашку с чаем.

– По-моему, это делается как-то не так, – смущенно проговорил он. – Мне никогда не доводилось руководить присвоением названий посёлкам. Возможно, за разъяснениями следует обратиться в вышестоящие инстанции? Ведь нас, товарищи, никто не уполномачивал на такие действия…

В ответ на замечание технорука вновь посыпались ироничные, а порой и саркастические комментарии:

– …капитан свое дело туго знает, товарищ технорук. Скольким лагпунктам дал название?..

– Бери выше! Колыма и Магадан – тоже дело рук капитана…

– Врёшь, братишка! Магадан товарищ Сталин придумал. В Кремле. Сам лично!..

– С Берией!

– А капитан придумал Усть-Неру…

– Эй, капитан! Выдай-ка нам одну из своих баек, как вы в Усть-Нере золотишко мыли…

– Двенадцать человек на сундук мертвеца! Ё-хо-хо!

– У Стивенсона было пятнадцать…

– А ну, тише вы, черти!

Архиереев ударил кулаком по столу и в мгновенно наступившей тишине снова обратился к техноруку:

– Таким образом, вы воздержались, Клавдий Васильевич? Вы ведь не против ссыльного демократа-революционера Чернышевского?

И технорук нехотя поднял руку.

* * *

Они вывалились из душной лаборатории под апрельские звёзды. Клавдий Васильевич с наслаждением вдохнул свежий воздух. С небес на землю медленно оседали мириады сверкающих кристаллов. Чистые, прекрасно огранённые алмазы, крошечные звёзды, вбирающиеся в себя свет, все ещё падавший из окон лаборатории. Через оттаявшие стёкла видно, как женщина из племени эвенков с русским именем Аграфена убирает со стола. Клавдий Васильевич поймал на себе внимательный взгляд Архиереева. Сейчас этот странный капитан подкинет очередную идейку, а потом потащит его ночевать в так называемый «коттедж», где ему в каком-нибудь углу отведена узкая, жесткая, одинокая койка. Койка наверняка неподалёку от нужника, сооруженного над выгребной ямой. Ах, эти ароматы спартанского быта! Но струганина была хороша.

– Где тут у вас… гам… туалет? – поинтересовался Клавдий Васильевич.

– А прям здесь! – оживлённо отозвался Архиереев. – И следов не останется. Жёлтые пятна тут же запорошит, никакой неряшливости.

Плечистый усач смотрел на Клавдия Васильевича с искренним задором хорошо подвыпившего холуя, словно ожидая дальнейших указаний. Или больше того: пытался предугадать желания.

А, возможно, и инициировать какие-нибудь непристойные приключения, проявления тайных страстишек, которые советскому руководителю не к лицу.

А потом потихоньку и наедине с собой насладиться их неприглядными последствиями, которые будут тут же доложены куда следует без приукрашивания, в обнажённом, так сказать, виде. О да! Такой, как Архиереев, всё выболтает, если потребуется. Такой, как Архиереев, сначала всех исповедует, а потом всех и заложит.

Так Клавдий Васильевич некоторое время стоял среди снегов, чувствуя себя коровой, которую мастеровитая рука щупает за вымя.

Архиереев тоже не двигался с места, словно выжидая какого-то сигнала, чтобы подать заранее заготовленную пакость, как «дежурное блюдо» на подносе.

– А что, есть ли в этих местах алмазы? – внезапно для самого себя спросил Клавдий Васильевич.

Первый вопрос – затравочный. Задан наобум.