Канатоходцы. Том I

… – Вы Горшкова Людмила Ивановна, соседка Хамкиных?

– Да, забор один…

Эразм Хамкин, убитый (горло – одна огромная рана), в дневнике (общая тетрадь, но эта личная): «Домашние идиотизмы. В «Продуктах» мама набирает овощей, яблок, трёхлитровую банку томатного сока… Горшкова, вроде, культурная тётка: «Богатая вы, так много берёте». Мама ей в ответ: “Если б я была богатой, не ходила бы в пальто с еденым молью воротником…” И напротив дома это вылилось в кагал[20 - – шумное сборище (еврейское).]. А во вторник мама и папа не могут въехать во двор. У ворот фанерка с гвоздями (для сдува шину мотоцикла)»

Дом Хамкиных на углу. Рядом Горшковы («один забор»). Напротив: «Продукты» (работает с девяти утра до восемнадцати), левее от него – дом Хабибулиных, детсад, где вечером нет детей, только сторож. Удивительно удобно для налёта на Хамкиных, ведь сторож, наверняка, не сторожит их дом.

– Никто не болтался у номера тридцать три?

– Так наблюдать в окно как-то неловко.

– Нов этот раз…

Переулок Тихий перпендикулярен не тихой улице Репина. А на улице Нагорной, ей параллельной, минимум движения.

– Тарахтение мотора… Легковая…

– Время.

– Двадцать тридцать, наверное…

Новый факт (вопреки майору): кто-то приехал на убийство, как на ужин!

– Марка?

– «Волга».

– Такси?

– Темновато… Выходят двое, стучат…

– Открыли им?

– Не поняла…

Её муж:

– Меня супруга зовёт: «К Хамкиным кто-то…» Автомашина прямо напротив их калитки. Выходят двое, идут тропинкой к дому…

– Какие на вид?

– Парень под два метра…

Горшковы не уверены, такси это или нет. Но и так наблюдение обоих равно наружке[21 - – наружка – служба наружного наблюдения (профессиональный жаргон оперативных работников).].

Степан Шуйков вбегает:

– В коридоре какой-то франт.

Зять Горшковых. В модном пальто, алой кофте… Томная мина. Охотно болтает:

– Я повар, но работаю официантом в кафе «Театральное». Мама моя меня растила одна. У неё комната в центре. Но я на улице Нагорной с женой Ангелиной. Её родители…

– О ссоре давай…

– О… какой… ссоре? Меня… в чём-то обвиняют?

– Именно.

– Я из-за тёщи. Она с Хамкиной ругалась. Алька мне говорит: «Эта гадина орёт на маму». Я ценю Людмилу Ивановну как преподавателя химии…

– …и приткнул к воротам Хамкиных фанеру с гвоздями?

– Согласен!

– С тем, что Хамкина зарезал или, что фанеру?..

– …фанерку!

– Кто это к дому убитых подрулил во время убийства?

– У нас с Ангелиной окно на другую сторону!

Повар-официант уходит алый, как его джемпер.

– А этот фрукт вполне годен для наводки! – меняет мнение о «некриминальных» людях Степан. – А чё за дела: кто там куда «подрулил»?!

– У дома легковой автомобиль.

– Да ты чё?! Так это банда!

– Не уверен.

– Моим орлам такого никто не выдал!

– «Орлы» не спросили, глядит ли она в окно. Она знает: пялиться моветон. Но автомобилей в тёмное время на этой улице немного… Давай о товарище, который на пожаре вертелся.

– Так, родня…

Кромкин читает:

– «…Я регулирую воду, а тут товарищ: “Быстрей внутрь!” Я ему: не мешайте. А он – мне: “Я – член обкома партии…” «… какой-то… в папахе говорит: “Входите, там люди”» «Гражданин, одетый в тёмное пальто (на голове – папаха), прорвался в дом, увидел мёртвую: “Наверное, Фая». Увидев другой труп, говорит, что ему плохо…»

– «Это моя любимая жена Аня», – умильно цитирует гражданина в папахе Шуйков.

– Инициалы Ф.И.!

– Да? А он какую-то Аню ищет… Замдиректора «Домноремонта», доктор наук, член не обкома, но горкома партии (регалий полно). У него нет информации о налёте. Умоляет: никаких деталей ребёнку (убита мама), а так, будто в дыму задохнулись… Другое дело, о воровстве у него в квартире. Я его до дома довёз… – Роется в папке. – У него во дворе никаких незнакомцев не было!