– А ты мне будешь петь такие песни?
– Зачем? – возразил герцог. – Они заразят вас, дочь моя, своей меланхолией!
– Отец! – резко произнесла баронесса. – Я уже повзрослела, и мне самой решать, что слушать.
– Но я нанял его веселить тебя, а не …
– Я всё сказала! – заявила Генриетта, и герцог умолк.
– Человеческая душа так устроена, – негромко молвил Анри. – Что ей необходимо не только смеяться, но и плакать. А когда люди лишь веселятся и радуются, значит, они сошли с ума.
– А ты не дурак! – удивилась баронесса.
– Вы слишком добры ко мне, – юноша под покрывалом улыбнулся.
– Отец! Ты мне его даришь? – спросила Генриетта, и этот больно хлестнул Анри.
– Если вы пожелаете, я стану вашим преданным другом, – сказал он.
– Ерунда какая-то! – воскликнул возмущенный герцог. – Шут предлагает дружбу моей дочери! Вы слышали когда-нибудь о подобной наглости? Дочь моя, он ваш, я его уже подарил вам!
– С каких это пор я стал вашей собственностью? – теряя самообладание, спросил юноша.
– Ах, вот как ты заговорил! – взорвался господин де Лонгвиль. – С того момента, как ты принял мое предложение, ты мой! Вон отсюда, ничтожный шут, и не смей на глаза мне попадаться!
– С превеликим удовольствием! – ответил Анри, отложил лютню и, пройдясь колесом по залу, покинул помещение.
Герцог долго не мог прийти в себя:
– Я подобрал его, нищего бродягу, а он смеет вступать со мной в спор. Как у него рот открывается! Он что, возомнил себя ровней мне?! Я велю его выпороть и посадить в подвал, чтобы остудить его наглый плебейский пыл!
– А, по-моему, остыть нужно вам, дорогой отец! – внезапно отрезала Генриетта. – Не знаю, где вы его нашли, но отныне он под моей защитой, и вы с ним ничего не посмеете сделать.
– Но, дочь моя, он и с вами не станет церемониться! Ему необходимо указать на его место!
– Я пойду к себе, – баронесса встала из-за стола.
– Вы уже покидаете меня? А я надеялся поговорить с вами об очень важных вещах…
– О чем? – резко оборвала его Генриетта.
– Об обстоятельствах вашей свадьбы с графом до Лозеном.
– Мне совершенно безразличны эти обстоятельства, впрочем, как и сам господин граф! – заявила она и, не давая отцу опомниться, вышла из зала.
– На беду я приютил этого проходимца! – сам себе сказал герцог. – От него необходимо избавиться… И как можно скорее…
Он окинул помещение взглядом затравленного хищника.
У окна, сливаясь одеждой с чернотой сентябрьской ночи, стоял его лакей Жан.
Глава 7
– Он меня подарил! – бормотал Анри, лежа на кровати и уткнувшись носом в собственные ладони. – А потом передумает и еще продаст кому-нибудь! Это неслыханно! Я больше не принадлежу себе! Нужно найти способ убраться из этого славного места! Но как?..
Он убеждал себя в чем-то, досадовал и возмущался и в то же время сознавал, что не в силах противостоять неведомой могущественной силе, заманившей и удерживающей его тут.
– В конце концов, куда я побегу на ночь глядя? – спросил он самого себя и тут же принял решение, что с первым же лучом солнца покинет этот замок; почему-то его в этот момент совсем не заботили обстоятельства побега, хотя крылья у него пока еще не выросли.
Обманув самого себя ложными обещаниями, он спокойно уснул.
А приснившееся той ночью навсегда лишило его покоя.
Стены каморки медленно растворились в воздухе, стали подобны туману, но налетевший ветерок унес их с собой. Потолок нависал над ним и простирался во все стороны, насколько хватало зрения. Анри приподнялся на кровати и огляделся по сторонам. Его ложе покоилось на огромной черном столбе, уходящем в неведомую пропасть, где что-то гулко громыхало. Он захотел посмотреть, что же это могло шуметь, но только попытался это сделать, как встретился взглядом с Глазами. Они были сами по себе, голубые, чисты, как хрусталь и светились в темноте загадочным сиянием. Глаза с любопытством взирали на Анри. Он с ужасом смотрел в них, а они приближались, и он, не выдержав, воскликнул: «Господи! Что это?!» В тот же миг откуда-то издалека и одновременно отовсюду раздался голос, в котором Анри узнал свой собственный, но готов был поклясться, что никогда не говорил таких слов.
Мимо него плыли рваные облака и сгустки тумана, а голос тихо и внятно говорил странные, непостижимые вещи:
– …Люблю терзания, когда сердце разрывается в клочья, когда душа разматывается в тонкую нить, когда жизнь кажется конченной, а солнце перестает светить!..
Глаза смотрели на Анри.
– Люблю мучить себя воспоминаниями о неудавшемся, – продолжал голос. – Люблю сгорать в огне страсти и печали. Чем страшнее минуты скорби, тем радостнее проснуться от ужаса, ощутив счастье своего существования. Ведь если бы люди умирали от каждого пасмурного дня, человечество давно бы исчезло или остались бы одни сумасшедшие…
Казалось, потолок навис еще ниже.
Голос в отчаянии продолжал:
– Я счастлив от горя, я наслаждаюсь муками! Мне хочется петь, когда я теряю друзей! Я пою сквозь рыданья! Через клочья облаков светит солнце. Я не боюсь ничего! Нет ничего страшнее страха! Я убиваю страх! Я хохочу в лицо кошмарам жизни, мне весело, мне легко, я безгранично счастлив!
Глаза вдруг померкли, и из них скатились две слезы. Эти слезы упали и растеклись в воздухе, превращаясь в пол, стены… Голос еще что-то говорил, но за чьими-то рыданиями невозможно было ничего разобрать.
Анри проснулся с лицом, мокрым от слез и понял, что рыдания были его собственные.
В окно било солнце.
Он сел на кровати и осторожно попробовал рукой стену, затем также осторожно наступил на пол. Ему все еще казалось, что они растают, а он свалится в бездонную пропасть. Но полы и стены были совершенно реальными, шершавыми и холодными. Анри провел рукой по лицу, отгоняя последний осадок страшного сна. В этот момент из-за внутренней двери послышался ужасный грохот, словно что-то скатилось с лестницы. За грохотом последовали сдавленные стоны и чей-то тихий смех.
Анри выскочил в коридор.
Там, у основания винтовой лестницы в нелепой позе лежал Франсуа, зажав в руках помятое ведро. Волосы намокли от крови, кровь стекала по лицу. Светлые глаза слегка закатились и ничего не выражали. Казалось, юноша был без сознания. Он негромко постанывал. Анри осторожно взял друга за руку, и тот вскликнул и очнулся.
– Это ты? – спросил он прозрачным голосом.
– Да. Что с тобой? Что случилось?
– Помоги подняться.
Анри с трудом разжал пальцы Франсуа и отбросил в сторону ведро, затем подставил другу плечо, и они медленно двинулись по коридору.