(В лесочке подышать),
Но ветерок поднялся,
И мне пришлось летать.
Летел я над морями
(Их столько, что не счесть),
Но в поле и в вулкане
Мечтал на землю сесть.
Приснилось мне, что туча
(Вот ужас, вот беда)
Загрохотала с кручи,
И полилась вода.
Я мокрый весь, до нитки
(Хоть ниток-то и нет),
Поплыл по речке рыбкой,
Кляня весь белый свет.
Но туча отгремела
И высохла вода.
(А мне какое дело, -
Бумажный я, да, да!)
Иду, совсем понурый,
Весь мокрый и больной,
Отчаянный и хмурый,
С ободранной спиной.
На мне рисуют дети
Большой красивый дом…
И тут я просыпаюсь…
(Скажите, я о чем?!..)
Когда он закончил, замерев в позе глубокой философской задумчивости, Франсуа зааплодировал ему, и Анри раскланялся:
– Спасибо! А теперь услуга за услугу, помоги мне разобраться, в чем успех подобной чепухи?
– Ну… – раненый товарищ подумал мгновение и высказал свое предположение: – Потому что она веселая?
– Да, наверное, поэтому, – Анри сразу как-то сник.
– Э, почему ты опять загрустил?
– Да так… Задумался над тем, как выбраться из этого капкана… Не обращай внимание. У меня зачастую очень быстро происходит смена настроения.
– Ничего, я немного оклемаюсь, вместе будем искать выход.
– Благодарю тебя, мой друг! – смешно расшаркался Анри. – Я сделаю из тебя тайного разведчика и подошлю к герцогу… Кстати, вот еще один вопрос, который меня мучает: какой прок господину герцогу издеваться над прислугой? Или взять хотя бы твоего «господина Жана». Что за радость ему от твоих злоключений?
– Знаешь, – печально промолвил Франсуа. – Есть люди, которые живут до тех пор, пока в силах сделать другому зло. От своих гадких деяний им становится легко и весело на душе. Они могут дышать воздухом и слушать пенье соловья, только будучи уверены, что другому человеку в этот момент плохо. Но ничто для них не может идти в сравнение с непосредственным созерцанием человеческих мук и страданий. В этот момент они абсолютно счастливы. Проще говоря, милый мой, эти люди – хищники. Их нельзя переделать. Их можно только истребить. Но таких много, а оружия против них еще не придумали. Так что есть два способа общения с ними: либо взбунтоваться, – что к хорошему итогу для тебя не приведет, – либо терпеть.
– Как это делаешь ты? – не выдержал Анри. – Мудрый философ, который предпочитает трястись от страха в углу, не смея вырвать у змеи жало!
– Смешной ты! – слабо улыбнулся приятель. – Я больше тебя был бит этой жизнью, поэтому слушай меня. Не вздумай сопротивляться!
– Это еще почему?
– Таких не любят.
– Вот и прекрасно! Может, я именно этого и добиваюсь! Герцог разозлится и вышвырнет меня!
– Боюсь, он распорядится тобой иначе. Ты только отсрочишь свой уход, либо сделаешь его и вовсе невозможным.
Анри, только присевший на постель, сорвался с места, сжав кулаки:
– Я его… Я не знаю, как с ним разделаюсь! Какое он имеет право?
– Кто богат и знатен, за тем и право! – спокойно продолжал Франсуа. – Он заплатит, кому следует, и тебя, горячного юнца, упекут на долгие годы за решетку… Ты ничего не докажешь. Тебя и спрашивать ни о чем не станут… А если герцогу станет жаль на тебя своих денег, он может…
– Да я ему даром достался! – неистовствовал молодой человек.
– Он похоронит тебя заживо в этом замке, истязая изнурительной работой и унижениями.
– Хорошо! Что ты предлагаешь? – сдался Анри.
– Надо быть хитрее и сдержаннее их.
– А это возможно?