Шут герцога де Лонгвиля

– Я, собственно, об этом еще не думал.

– Как, милый Альбер? Неужели вы не любите меня?

– Не знаю.

– Довольно! Можете идти и быть свободными от своих клятв, – властным жестом Генриетта указала на дверь.

– Но, дорогая… – попробовал возразить де Шатильон. – Я не знаю, о чем вы говорите. Я, возможно, и люблю вас. Но пока…

– Что «пока»?

– Я не успел очнуться от внезапной вести о гибели соперника…

– Да, вы бесподобны, дорогой Альбер! – покачала головой баронесса. – Если существует на земле живое воплощение наивности, то она сейчас стоит передо мной. Ладно, я вынуждена снова простить вашу бестактность. Но надеюсь, вы найдете способ вырвать меня отсюда. Теперь-то это будет сделать значительно легче, нежели прежде.

Маркиз кротко поджал губы.

Вечером того же дня траурная процессия покинула Лонгвиль. В ее числе были и безутешная вдова-невеста, госпожа де Жанлис, прихватившая с собой несколько дорожных сундуков, набитых до отказа. Конечно же, все они содержали в себе груды носовых платков, потому что баронесса, неустанно рыдала под плотной вуалью, за которой ничего нельзя было разобрать. Она не хотела, чтобы кто-либо видел ее заплаканное лицо. Как ни странно, герцог сам настоял на том, чтобы его дочь поехала в родовое имение жениха, дабы отдать тому последний долг. Естественно, во время подобной беседы госпожа Генриетта пару раз падала в обморок от горя, и напуганная прислуга приводила ее в чувство…

Перед самым отъездом баронесса пригласила к себе Анри.

– Я уезжаю, – сказала она. – Может, придется ненадолго задержаться.

– У де Шатильона? – с иронией осведомился молодой человек.

– Замолчи, дерзкая тварь, немедленно заткнись! – прикрикнула на него Генриетта. – Если всё у нас получится, как мы задумали, вскоре тебе придется оставить это место.

– Вы меня отпустите? – обрадовался юноша. – Спасибо, госпожа!

– Ты несколько превратно меня понял. Я собираюсь выйти замуж за маркиза и взять тебя с собой в Шатильон.

– Но, госпожа, не вы ли обещали отпустить меня, едва покинув замок?

– Я говорила о замужестве с до Лозеном, как ты помнишь! – закусив губу, сказала баронесса.

– Как вы жестоки! – тихо произнес молодой человек. – Значит, все ваши клятвы и заверения не более, чем пустой звук.

– Не ной! Если бы граф остался жив, ты бы мог убедиться в твердости моего обещания.

– Благодарю вас, я уже достаточно убедился, – ответил юноша и отвернулся, чтобы госпожа де Жанлис не видела невольных слез разочарования на его ресницах.

– Итак, я уезжаю. И очень скоро приеду за тобой.

– Когда же?

– Через неделю, быть может. Смотря сколько займет подготовка к погребению графского тела.

– Через неделю? А может, через месяц? – пробормотал Анри.

– Не дерзи! Я не намерена вечно терпеть твои издевки!

– Тогда отпустите меня!

– Ишь чего захотел! На слове пытаешься меня поймать! Не выйдет! Однако, мне уже пора, – сказала Генриетта, выглянув в окно. – Лучше напиши новое стихотворение к нашей свадьбе.

– До свидания, госпожа.

– До встречи, мой хороший. И не вздумай бежать. Я тебя из-под земли достану. Ты же знаешь, кто убил до Лозена, и суд об этом тоже может узнать, – баронесса скрылась за дверью.

Это был первый день декабря. Но ничем зимним он себя не обозначил. По-прежнему капал дождь, размазывая по лицу земли грязные ручьи слякоти. Несмело чирикали взъерошенные продрогшие воробьи, а над головой сурово нависал низкий купол серых туч, страдающих одышкой. Солнце погасло, так и не показавшись на глаза, и первый день зимы сразу съёжился и растаял, как снег на горячей плите, короткий зимний день.

Прошел месяц. Ничего не изменилось в замке. Всё такая же тишина, скорбное молчание, и люди снуют по своим норкам, как вороватые мыши.

Всё это время Анри прожил спокойно, однообразно и бессмысленно. Герцог не вызывал его к себе, возможно, не имея к нему расположения, а, может быть, и в качестве назидания дерзкому слуге, осмелившемуся когда-то резко заговорить со своим могущественным господином. В действительности же, вероятно, герцог просто-напросто напрочь забыл об Анри. Но так или иначе, молодой человек не мучился догадками и предположениями на этот счет и терпеливо ждал приезда Генриетты.

Почему он не бежал? Ведь спасительный лаз был рядом от него – в двух шагах! Боязнь быть пойманным? Скорее всего, опасение, что не сумеет найти своих друзей в обширной Франции. Действительно. Куда идти и где их искать? Или он ничего не делал по привычке, в угоду лени?

«Попался в клетку? Попался!» – горько упрекал он себя долгими зимними вечерами, молча споря с внутренним «я» и не находя ответа.

Прошло Рождество, наступил Новый год. В честь этого события небо соизволило послать горстку снега, который растаял задолго до прикосновения с почвой и оросил землю мелкими дождинками.

Генриетта не появлялась.

Герцог не беспокоился. Возможно, он догадывался, где может находиться его дочь. Или полагал, что она до сих пор скорбит у склепа господина до Лозена? Скорее всего, внутренне он полагал первое, но делал вид, что убежден во втором. Такова незамысловатая находчивость высокородных хитрецов: всегда изображать из себя то, что выглядит праведнее. Шутовство и маскарад!

Прошло еще две недели бесполезных дней и ночей. Холода и не думали наступать. Вместо снега землю обволакивало туманами, своей дырявой пеленой пытавшимися скрыть от дотошных глаз стыдливую наготу опустошенной природы. Время, будто старые разбитые часы на башне без крыши, отсырело в вечной влаге проклятой осени, задержавшейся дольше отведенного ей срока, и заржавело, забыв свои обязанности. Да и впрямь оно теперь не текло, не бежало и даже не ползло. Оно с трудом передвигало ноги, при каждом движении издавая такой жуткий скрип, от которого сводило челюсти и бросало в дрожь. Но ничего не поделаешь. Приходилось терпеть.

Минуло еще дня четыре, зыбких и похожих друг на друга, как близнецы. Вестей от госпожи де Жанлис не было. Наверное, убиваясь с горя, она забыла, в какой стороне находится родительский замок, и отправилась в путь, заблудившись среди незнакомой местности. «Медовый месяц затягивается, – размышлял Анри. – Конечно, у маркиза ей значительно лучше, чем тут, под крылом милого отца с его навязчивой заботой. И хорошо, что она сейчас далеко. Во всяком случае, главное, чтобы ей было весело и спокойно рядом с новым утешителем… А, может быть, уже и с мужем!.. Ведь времени прошло порядочно. Господи! Хоть бы она забыла про меня и отпустила на все четыре стороны! Упрямая девица! Злючка с бешеным характером! Бесцеремонная и наглая, как господин де Лонгвиль! А притворства сколько! Вот где актриса пропадает – подумал он. – Правда, играть рядом с подобной особой я бы никому не пожелал. Говорят, тут, кто играет в жизни, очень фальшив на сцене, ведь там он неприкрыт ничем, а потому лжив и ненатурален. Великая наука Театра! Правдивость и Честность, Искренность и Доброта, Бескорыстие и Порядочность! Чистота души! Вечные спутники Театра от момента, пока существует мир. Вы способны очистить черноту окружающих жизней, напоить Истиной и Любовью, разбудить Милосердие и Ранимость! Великий Театр! Тот, кто сумеет сделать тебя таким, навеки запечатлеется в Памяти Человечества! Грандиозное Чудо нищего и жалкого балагана! Ради тебя стоит родиться и умереть! Хрусталь людских душ! Ты каждый раз готов принять на себя любые муки, только чтобы они, твои зрители, были счастливы. Но не от чужой боли и страданий, а от безоблачного смеха, от того, что Добро побеждает, как бы туго ему ни приходилось! Зло не может взять верх, ибо черноту ночи всегда сменяет день, радостный и яркий! Зло не может исчезнуть, потому что, если не будет Зла, Добро постепенно само превратится в Зло, и начнется что-то страшное. Поэтому и живут они рядом, как ночь и день, как вода и пламя. Как Жизнь и Театр!..»

Глава 31

Человек счастлив до тех пор, пока ему верят, и он верит другим. Удивительно, не правда ли? Казалось бы, золото, любовь, постоянное жизненное везение – вот то, что необходимо для настоящего счастья. Но попробуйте прожить хотя бы день, обманывая всех и ощущая, как обманывают вас, и вы поймете цену Истине. Еще страшнее, когда вы не подозреваете, что тот, кого вы любите всем сердцем, бессовестно лжет вам в лицо, внутренне усмехаясь вашей доверчивости. Он испытывает в тот момент превосходство: вы крепко сидите на его крючке!

Ужасная Ложь! Кровавая пытка, унизительная расправа!

Говорят, что тот, кто умеет лгать, научился жить. Не верьте таким людям! Они смеются над искренностью и честью, они могут обвести вас вокруг пальца, но для того, чтобы победила справедливость на нашей многострадальной земле, научитесь говорить друг другу правду! Сделайте это смыслом жизни! Посадите дерево Веры и Доверия! Не оправдывайте ложь и не оправдывайтесь ложью! Ибо Истина дороже любого подарка. Не лгите в благодарность за что-то. Будьте справедливы. Так учат божественные законы, но как мы им следуем?

Мы непослушны, находчивы и, как нам кажется, умны. И каждый раз для собственной забавы разыгрываем друзей, доводя их порой до слез. Привираем на каждом шагу, желая произвести о себе наилучшее впечатление и даже не задумываясь над тем, куда нас заведет наша такая, казалось бы, бескорыстная ложь. Гораздо приятнее лгать намеренно, извлекая из этого выгоду. Мы умеем лгать, значит, кое-что поняли в этой тоскливой жизни! Жалкая Ложь! Нищенка с протянутой рукой, оказывающаяся в итоге переодетым монархом… Лгите, если хотите себя погубить! Но, начиная лгать, всегда помните, вам будет очень одиноко в нашем подлунном мире, очень… Мне жаль вас, лжецы.

В ту ночь Анри никак не мог заснуть. Было очень холодно, стены выделяли влагу, и молодой человек, промучившись до утра, забылся только на рассвете. Глубокий омут сна схватил его в свои объятья и увлек на самое дно беспамятства.

А в это время, словно карауля и выждав подходящий момент, наружная дверь, ведущая во двор замка, открылась, и на пороге возник Жан. Он, не стесняясь, прошел в каморку и принялся будить молодого человека, но тот просыпаться не желал. Тогда, видя крепкий сон юноши, Жан со сноровкой опытного вора принялся шарить по его карманам. Как назло, ничего обнаружить не удалось. Вспоминая чёрта последними словами, лакей полез прощупывать постель спящего. Неожиданно его рука наткнулась на маленький узелок, изготовленный из носового платка… Генриетты. Тончайшая ткань, искусная вышивка! Сомнений не оставалось!

«Прекрасно! – мысленно поздравил себя злопамятный человек. – Теперь можно уличить тебя в воровстве!»

Он быстро достал на свет узелок и принялся суетливо его развязывать. Платок развязался сразу, и Жан с удовольствием обнаружил деньги – жалованье за несколько месяцев. Вдруг что-то упало и покатилось по полу. Боясь, что звук падения разбудит Анри, лакей моментально нагнулся с тем, чтобы поднять упавший предмет и мельком взглянул на молодого человека, который по-прежнему крепко спал и ни о чем не подозревал. Жан подобрал вещицу, которую выронил и приблизил к свету. При первом взгляде он чуть не уронил ее снова. В это трудно было поверить! Он держал на ладони настоящую драгоценность!

Изначальным порывом было забрать эту штучку себе, но потом Жана осенила совершенно иная мысль. Отомстить! Отомстить любой ценой за оскорбление, которое этот бродяга нанес ему, почтенному пожилому человеку!