Командировка в Индию

– Скажи ему, Лиза, что страдания мы тут заметили, столько нищих я нигде в мире не встречал.

И зачем она все это переводит, вдруг подумала про себя Лиза, идет на поводу у этого проповедника, может он еще и гипнозом обладает.

– Необходимо понимать, – продолжал со вздохом Прабхат, – что духовные люди, покорившиеся своей участи, не страдают, а страдают только те, кого одолевают страсти и желания.

Лиза внутренне вздрогнула, ну это уже слишком.

– Какой толк от ваших йогов, у которых нет ни страстей, ни желаний? – бросила она в раздражении. – Они, как мертвецы, давно утратили связь с миром. Особо посвященные уже не едят и даже не говорят.

– Отдавать и отказываться – такова индийская философия, – спокойно продолжал Прабхат.

– А вот ты – по мобильнику говоришь, а телефон изобрели люди, подверженные страстям и желаниям, – сказала ему Лиза.

Спустился из своей конторки Андрей Томилин.

– Лизавета, останавливай этого философа, пусть формирует общественное сознание в свободное время. А если хочет немного пострадать, пусть идет на стенд, там сварка нужна; мужики покажут ему, где страдать.

Прабхат ушел переодеваться и исчез. И не было сил искать его и уговаривать. Тем более что рабочий день уже заканчивался.

Длинный, утомительный день. Жара. Одежда прилипла к телу, пот стекает струйками на шею, которые приходится вытирать шарфом. Жаль, что аптекарь не дает больничных, хорошо бы еще пару дней поваляться в номере с запахом эвкалипта.

Когда садились в автобус, позвонил Сагми, он назначил ей встречу в кафе неподалеку и объяснил, как пройти. За проходной Лиза вышла из автобуса, перешла дорогу и прошла два высоких дерева с наполовину объеденными листьями, на которых висел обильный урожай черных груш. Но, если приглядеться, то «груши» время от времени вздрагивали и чесались. Здесь их называли летучими лисицами, хотя морды у них скорее походили на собачьи. Они спали на ветках, завернувшись в свои огромные крылья, как в плащ-палатку. Дальше она свернула в узкую улочку и сразу нашла кафе. Сагми, в белой рубашке с короткими рукавами и погонами кэптена на плечах, пил чай масала; увидев Лизу, он приветливо улыбнулся и заказал ей тоже чай и печенье.

– С Виханом все нормально, – сказал он как бы вскользь.

Допил чай, вытер пот со лба носовым платком, и начал свою проповедь, сверля Лизу неподвижным взглядом:

– Ты, наверное, знаешь, что в Индии браки заключаются…

– На небесах, – перебила его Лиза.

– Нет, – он не оценил юмор, – по выбору родителей и только в своей касте, так называемые «arranged marriages». Офицеры часто живут в больших городах отдельно от семьи, но поддерживают родственные связи. Эти связи очень прочные. Особенно в высших кастах, то есть среди интеллигенции и бизнесменов. У нас мужчина, женившись, отвечает не только за свою семью, но и за семью жены – за всех братьев и сестер, старых и больных, не как у вас, – закончил он нравоучительно.

– У нас тоже не бросают родственников в беде, – ответила Лиза.

Прежнего старпома Сагми, которого команда считала своим защитником и покровителем, который любил по случаю выпить и всегда веселился от души, было не узнать. Он нервно покусывал губы, заказал еще чай, объясняя Лизе, что в Индии разводов менее процента, что это позор для женщины, которая при этом остается ни с чем. И чем больше он говорил, тем больше в ней росла уверенность в том, что христианин Сагми либо подосланная лошадка, либо имеет в этом деле свою серьезную выгоду. Его велеречивость достигла апогея, когда он заговорил о святости брака и неразрывности этой связи даже после смерти, подтверждением чему традиционно являлось самосожжение жены после смерти мужа. Лизе хотелось послать его подальше, в Индии много чего происходит, и про обряд самосожжения – сати, она тоже читала в книжках. Но какое это имеет отношение к Вихану и Рашми?

– Жена Вихана не из бедных, – возразила она и, потупив взгляд, тихо добавила, – я слышала, что среди богатых разводы совсем не редкость. И уж наверняка Вихану нет нужды отвечать за семью жены.

– Ты слышала про «Болливуд», – куда делась его доброта и терпение? – Тебе лучше уехать, не порть ему карьеру. Сейчас здесь его родители, и жена с ним рядом.

Он явно нервничал и спешил, как и все тут куда-нибудь спешат после работы, наверное, на самолет в Дели, где в Штабе его ждали карьерные дела. Пожар на корабле не повлияет на его продвижение – индийцы относятся к фатальным случаям философски. Нервничал он только потому, что ему очень хотелось разлучить ее с Виханом. Нет, «не просто хотелось», чувствовала Лиза, а была в этом какая-то насущная необходимость.

На следующий день тяжелый туман, оставшийся от встречи с Сагми, рассеялся. С непонятного номера пришло сообщение: «Чандрани, жди». Мир наполнился надеждами и планами, хотя какие тут планы, второй месяц уже подходил к концу, расставание неизбежно. Но все равно настроение было приподнятым, и вечером после ужина она вышла на набережную и отправилась на прогулку. На цветущей диллении появлялось все больше плодов, некоторые из них уже прилично подросли; были они спелые или нет, Лиза не знала, и ей хотелось ненароком сорвать хотя бы одну чалту. Под сенью дерева она сделала вид, что вдыхает аромат белых цветов размером с блюдце, нашла крупную чалту и стала ее откручивать от ветки, но плодоножка оказалась очень прочной. Лиза дернула посильней, ветка вырвалась из рук и качнулась вверх. Казалось, что вся набережная устремила на нее свои взгляды. Вдруг кто-то ее окликнул: «Мэм!». Она вздрогнула и отошла от дерева. Это оказался старый знакомый – носатый преподаватель, он подбежал к ней и затараторил:

– Доброго вам вечера. Я часто прибегаю в этот конец, мэм, и уже думал, что вы совсем уехали, а я вас так и не спросил, насколько дорого в России хорошее образование.

Он трусил рядом с Лизой и попутно рассказывал, что за приличное образование здесь надо много платить, и уже начиная с детского сада. Лиза поговорила с ним несколько минут, потом он побежал дальше, а она оказалась в толпе, спонтанно возникшей вокруг мальчишек, продающих напитки и закуски. Они проворно наполняли чаем из огромного термоса бумажные стаканы, стоящие на лотках, закрепленных у них на груди, как у коробейников. Были тут и кофе, и пирожки с начинкой, и сладости – променад есть променад. Лиза ускорила шаг, делая вид, что не видит ни продавцов, ни попутных попрошаек; она искала Аванти, но пары с болонкой нигде не было. Лизе просто хотелось с кем-то поговорить и спросить о многом. Она верила Вихану, но иногда он казался ей невозможно беспечным, как будто у него шоры на глазах. Проведя много времени в Англии и в морских экспедициях, в том числе в Европе, он смотрел на местные обычаи и правила снисходительно, поэтому, наверное, и считал себя свободным, а его семья может оказаться консервативной, и тогда судьбы многих людей будут поставлены на карту.

Она все шла вперед, но Аванти на набережной не было. Вот уже напротив замаячило похожее на замок здание, на которое она любила смотреть по вечерам из своего окна. По всему фасаду стрельчатые окна лоджий, по центру три остекленные снизу доверху башенки с куполами и яркой подсветкой, переливающейся то золотистым, то зеленоватым оттенком. Кто-то искусно создавал внешний облик, а что скрывается за стенами, охраняющими покой их владельца или владельцев, неизвестно. В этой части набережная уже не считалась променадом и была слабо освещена, да еще здание стояло в глубине улицы, закрытое тенистой аллеей, и Лиза, не решаясь углубиться в потемки, повернула обратно.

В холле отеля на диване напротив рояля, сидел Андрей Томилин. Он сразу увидел, что вошла Лиза, и позвал ее. Она присела. Аджит играл известные мелодии из фильмов, пальцы его запинались, словно их только что вынули из холодильника. Все таперы, которые играли по вечерам, фальшивили, но добродушный смуглый коротышка Аджит больше других. Но почему они все делают кое-как!

– Не выходи вечером одна на улицу, это может оказаться небезопасным, – проявлял заботу Томилин, – захочешь прогуляться, зови меня.

– Аджит все-таки безобразно играет, пожалуй, я пойду спать, – ответила ему Лиза.

Никто не остров

Уже третий день Лиза ждала звонка от Вихана, снова и снова перечитывала его сообщение. Он написал: «Жди» и больше ничего. Время на работе тянулось медленно. В цехе не происходило никаких событий, не было ни Суреша, который уехал на свадьбу к родственнику, ни Шинде с Ганешей, которые по этому поводу тоже не явились, и даже не заходил Прабхат со своими проповедями. К тому же Лиза забыла сегодня взять газеты и сидела на своей табуретке, понурив голову.

Когда она вернулась в отель, к ней подошел портье и многозначительным шепотом сообщил:

– Мэм, вас ждут внизу в баре.

В полумраке бара она не сразу его разглядела. Вихан был в синей форменной рубашке с длинными рукавами и в белых перчатках. Не снимая перчаток, он легонько сжал ей руку.

– Все хорошо, – сказал Вихан, – жаль только, что Мадана нет больше. Ты ведь знала его?

– Знала, – прошептала Лиза.

Она вглядывалась в его лицо. Что-то юношеское, нестерпимо грустное и волевое было в его взгляде, а от плеча к шее шел шрам от ожога.

– Я должен уехать в дом моего отца на неделю. Скоро вернусь, – и, заметив, что Лиза глядит с недоверием, добавил, – ровно через неделю в это же время постучу в твою дверь. Обещаю.

Он все еще держал ее за руку, и она ответила ему легким пожатием. Если он вернется через неделю, то ей останется всего три дня до отъезда, но об этом она не стала ему говорить.

В воскресенье Андрей Томилин собрался на остров Элефанта. Гриша и Геныч решили присоединиться. Но уговорить Лизу им не удалось, у нее был свой план. В художественной галерее современного искусства на Мукерджи Човк открывалась выставка, посвященная истории парсов. Еще в январе по городу были развешены плакаты «Международный конгресс парсов», и газеты пестрели сообщениями о возрождении общины парсов. Эти загадочные парсы, о которых она раньше никогда не слышала, не давали покоя. После завтрака, когда мужики отправились курить на балюстраду, Лиза незаметно выскочила на улицу и направилась по Мадам Кама Роуд в сторону музея. Но музей оказался закрыт. Торжественное открытие выставки было назначено после полудня. Возвращаться в отель смысла не было, она вышла на перекресток и огляделась в поисках такси. По выходным здесь было пустынно, государственные учреждения, офисы и банки закрыты, а магазинов в этой части Нариман Пойнт почти не было. Ни одной машины, только семейство, проживающее на перекрестке между университетом и музеем, вполне благопристойное – женщины в ярких чистых сари, на детях тоже что-то надето. Географическое положение обязывает. И даже примус у них почти что новый. Они не спеша поедали свой завтрак, разложенный на банановых листьях. Лиза успела щелкнуть камерой, ее заметили, мужчины моментально оторвались от еды и встали на ноги, демонстрируя боевую готовность. Но она уже научилась реагировать, как ни в чем не бывало перешла на другую сторону и направилась к площади, приглядывая по пути такси. Ей попался желто-черный «Амбассадор», машинка не моложе тридцати лет, покрашена кисточкой, за рулем молодой парнишка. Внутри веселенькая непромокаемая обивка с яркими фруктовыми натюрмортами.

– Ворота в Индию, – сказала она, – понял?

Парень энергично закивал, хотя явно ничего не понял. Лиза каждый раз пыталась выяснить, понимает ли водитель по-английски, – и каждый раз все они утвердительно кивали головой. Это около отеля большой выбор машин, которыми командуют опытные извозчики, застолбившие себе здесь место, а пустые улицы зачастую прочесывают молодые мальчишки – все они из трущоб и изъясняются только на местном языке.

– Повтори: «Ворота в Индию», – потребовала Лиза.

Парень кивал головой. Это их кивание может означать все что угодно: «да», «нет», «я вас слушаю», а в данном случае – «поехали». Тогда она сказала:

– Колаба.

Парень кивнул снова и со всего маху нажал на газ. Он немного покрутил, свернул к рынку на Колабе и, убедившись, что рынок тут ни при чем, остановился около гостиницы «Фариаз», в которой часто селились русские. Лиза отпустила такси и, пройдя наугад несколько улочек, оказалась в самом начале восточной набережной. Тошнотворный запах ударил в нос, справа за высоким забором находился параллельный мир – трущобы; на море тоже лучше не глядеть, отлив обнажил пренеприятное зрелище, как будто на прибрежную полосу перевернулась не одна помойная машина. Но если встать к забору спиной, то взгляду открывался замечательный вид с белыми каменными коттеджами на другой стороне улицы, украшенными резными окнами и просторными балконами. Вдоль коттеджей величественно выстроились пальмы, а между ними акации и деревья, усыпанные красными гроздьями цветов. Если бы тротуары мыли, то чем не курорт, англичане, очевидно, так и замышляли.

Впереди был насыпной остров Бомбей, на котором еще в 17 веке Ост-Индская компания стала создавать форт, а два века спустя Британия построила военно-морскую базу. А между фортом и набережной на эспланаде англичане поставили величественные и монументальные Ворота в Индию – под стать владычице морей, подданные которой, пройдя кровавый путь поражений и побед, все-таки подчинили себе территорию в десять раз больше самой Великобритании. Импозантная триумфальная арка, не хуже, чем в Париже – в честь наполеоновских побед, или в Лондоне – в честь победы над тем же Наполеоном, глядела на море. По фризу орнамент в национальном стиле, по центру четыре остроконечных башенки и еще мощные боковые башни. Это было одно из последних творений британцев в здешних краях.

На обширной эспланаде, где целый день колышется людская толпа, когда-то ждали своей отгрузки селитра, пряности, хлопок, муслин, шелк, драгоценные камни, слоновая кость, всяческие восточные диковинки и редкости и, конечно, опиум, приносивший британским купцам баснословные прибыли, особенно в торговле с Китаем. Чтобы смять торговые барьеры, Англия даже развязала две опиумные войны с Китаем, из которых, благодаря Британской индийской армии, вышла победителем, прихватив еще и новую колонию – Гонконг. Но история с авторитетами не считается – не прошло и четверти века, как эти ворота оказались воротами из Индии. Уже в сорок седьмом году на этой же самой эспланаде выстроились английские солдаты, массово покидающие страну, чтобы направиться на шлюпках к своим кораблям, стоящим на рейде. Настало время, когда взращенная англичанами самая большая в мире Индийская армия перестала повиноваться. Мир изменился.

Чем ближе Лиза подходила к Воротам, тем больше народу толпилось на набережной, но европейцев не было видно. Какой-то тощий индус поравнялся с ней и шел рядом, бормоча на своем языке и тыча пальцем ей в висок; он так старательно объяснял, что она даже поняла – какой-то изъян на лице. Наверное, грязь. Она провела рукой по лицу – ничего. Но он упирался и показывал жестами, что надо что-то делать. С другой стороны пристроился еще один индус, который дал ей понять, что это безобразие у нее на лице с обеих сторон.

– Успокойтесь, – сказала она по-английски, – сама отмою потом, в гостинице в нормальных санитарных условиях.