На третий взгляд, или Написанному верить!

–– Гутя, я ухожу. Ты не одолжишь мне свой бирюзовый шарфик?.. Извини, не знала, что ты занята.

И зачем спрашивать разрешения, если шарфик уже у неё на шее?

–– Я не занята, – поспешно ответила я прямо в трубку, но тут же, сообразив, обратилась к моей собеседнице на том конце провода: – Извините, у меня возникло неотложное дело.

–– Надеюсь, мы ещё продолжим нашу плодотворную беседу? – осведомилась неутомимая почитательница.

–– Всенепременно! – облегчённо вздохнула я.

Да… Теперь я не понаслышке знаю, что такое бремя популярности. Оказывается, надоесть мне значительно проще, чем меня удивить. Поэтому личное общение автора с читателями на этом звонке можно будет завершить. Главное – не забыть предупредить об этом всех домочадцев. Ведь никто, кроме Игорёши, не знает, что с недавних пор я являюсь невольным автором бестселлера. А может быть, им всё-таки лучше по-прежнему оставаться в неведении?

Когда я зашла в гостиную, то обнаружила, что лимит сюрпризов на сегодня, оказывается, не исчерпан. В кресле, положив ухоженные отполированные копытца на подлокотник, мирно, буднично и аппетитно, как запечённая сарделька на разрезанном батоне, лежал симпатичный чёрненький поросёнок с золотыми серёжками в нежных мясистых ушках и розовым бантиком на шее.

От неожиданности у меня началась икота:

–– И-ик… кто же тебя здесь оставил, симпатяжка? Ик!

Самое удивительное, что мой риторический вопрос, сопровождаемый нервным иканием, не остался без ответа.

–– Уверяю вас, он сам выбрал это местечко. Он всегда так поступает. Это его стиль. Не правда ли, он очень мил? Его зовут Фима, – послышался откуда-то из-под дивана нахальный дамский голосок.

–– Действительно, миляга, просто само очарование… А вы, собственно, где? – растерянно пробормотала я, пытаясь представить себе размеры существа, способного уместиться под нашим приземистым диваном.

–– Вы, верно, хотели спросить, кто я? – хихикнула обладательница нахального голоска, явно довольная моим замешательством.

–– Не только спросить, но и увидеть, – подтвердила я, усиленно гипнотизируя диван.

–– В таком случае не буду с этим медлить, – из-за спинки, как паста из тюбика, неожиданно выдавилась (другого слова не подберёшь) то ли нескладная девчушка лет одиннадцати, наспех загримированная под ветхую бабуленцию, то ли малахольная бабулька, неумело рядящаяся под девочку-подростка. – Разрешите представиться – Гризельда Афанасьевна.

–– У вас довольно редкое имя, – заметила я, с любопытством изучая свою необычного вида собеседницу.

–– Правда, красивое? Сама выбрала, – зарделась от смущения та, по-своему истолковав моё замечание.

–– Правда, – соврала я, для большей убедительности пару раз кивнув головой.

Она кокетливо расправила на коленях складки зелёного в горошек платьица и девчоночьим жестом небрежно закинула за спину тощую рыжую косичку с бантиком:

–– Я не один год потратила на то, чтобы найти себе подходящее имя. В этом вопросе никак нельзя ошибиться.

–– А что вы делали до этого? – осторожно поинтересовалась я.

–– Разве до этого я могла что-то делать? – печально вздохнула Гризельда Афанасьевна. – Так, сплошные пустяки, не заслуживающие внимания.

Я всё ещё не теряла надежды получить хоть какую-то полезную информацию:

–– А чем вы занимаетесь теперь?

–– Так я же с вами общаюсь, моя милая, – радушно улыбнулась моя находчивая собеседница.

–– Я не имела в виду данный конкретный момент.

–– А какой конкретный момент вы имели в виду?

–– Ну, к примеру, что вы делали вчера в это же самое время?

–– Сопровождала вас в ваших поисках молодости. Что, разве незаметно? – встав с дивана, она дважды прокрутилась на месте, видимо, желая продемонстрировать себя со всех сторон.

–– Вы хотите сказать, что следили за мной? Но это невозможно: я бы вас заметила.

–– Последний раз, когда ты заметила меня, тебе было лет… пять. А если быть точной, то четыре года и десять месяцев. Тогда ещё мы были на «ты». Впрочем, ничто не мешает мне вернуться к этой давней привычке.

–– Мы с вами так давно знакомы? – нервно хихикнула я.

–– С момента твоего рождения! Хочу напомнить, что я твоя небесная покровительница и земная заступница.

–– А почему вы прежде себя не обнаруживали?

–– Эх, милая! Я всегда была рядом, но ты предпочитала меня не замечать. В конце концов? я с этим смирилась.

–– А вы бы сами проявили инициативу и привлекли моё внимание.

–– Это строжайше запрещено по условиям совместного договора. И я никогда не осмелилась бы нарушить это правило без особых на то указаний. Но Фиме всё нипочём – он хрюкать хотел на все запреты. Вот он и перешёл на легальное положение, когда ему приспичило-присвинячило.

–– А он, вообще-то, кто?

–– Вообще-то, он поросёнок. Неужели не похож?

Словно почувствовав, что разговор идёт о его персоне, упомянутый Фима, выразительно хрюкнув, уставился на меня своими наглыми меланхоличными глазками законченного плейбоя.

–– Я хотела спросить: он чей? – изменила я формулировку (всё-таки мне не откажешь в сообразительности).

Однако ни Фима, ни Гризельда Афанасьевна не оценили ни моих стараний, ни очевидных достоинств: первый возмущённо захрюкал, а последняя недоумённо хмыкнула:

–– А ты по отношению к самой себе когда-нибудь задавала такой вопрос?

–– Но… – я смущённо умолкла, подбирая подходящие слова для этой самонадеянной парочки. – Вы хотите сравнить меня с … Фимой? – наконец неуверенно выдавила я.

–– А почему бы нет? – вызывающе тряхнула косичками Гризельда Афанасьевна.

Фима одобрительно захрюкал, нервно позвякивая золотыми серёжками.

–– Животные, если они не дикие и не беспризорные, обычно кому-то принадлежат, – глупо улыбаясь, промямлила я.

От моих слов Фима пришёл в такое неописуемое волнение, что все издаваемые им звуки, слились в целый оркестр, исполняющий мелодию праведного гнева и пламенного негодования.

–– Фи-и! – недовольно дёрнула плечиком Гризельда Афанасьевна. – Какие жуткие определения: «дикие» и «беспризорные»! Куда уместнее, поэтичнее и свежее звучит «свободные». Твоя речь позволяет мне поставить весьма неутешительный диагноз: налицо все признаки запущенного «антропоморфного снобизма», протекающего в крайне тяжёлой форме.

–– А это лечится? – сделала я неуклюжую попытку пошутить.