– Лавина, не мне тебе говорить, что строгие правила – это основа Корпорации. Только благодаря им наша работа так эффективна! – нравоучительно произносит Юджин.
– А со мной ваши правила также эффективны? – огрызаюсь я, едва сдерживая кипящую внутри ярость. Юджин хочет что-то возразить, но Верховный Отец жестом останавливает его и медленно произносит окончательный приговор:
– Маэстро лично составил сценарий Раунда. Хотя и планировался он лишь через 50—60 лет, но обстоятельства не терпят отсрочки. Поэтому поручаю приостановить все обряды и без того неэффективного целительства и приступить к интенсивной подготовке Локаций и набору игроков.
Не слушая дальнейшие распоряжения, я разворачиваюсь и покидаю Зал Собрания. Пробегаю мимо удивленной Чжан Кианг и мчусь по длинному коридору, куда глаза глядят. Толкаю первую попавшуюся дверь и забегаю в темную комнату. Прислонившись спиной к стене, закрываю глаза и шепчу в отчаянии:
– Еще несколько жизней окажутся на моей совести. Прости, Маэстро, я не справилась. Не оправдала твоих ожиданий. Лучше бы я сдохла 25 лет назад в лабиринте со сдвигающимися стенами!
***
Солнце уже коснулось круглым красным боком линии горизонта, откидывая на морскую гладь мерцающую волнистую дорожку. Несмотря на приближающиеся сумерки, жара все еще ощутима в тропическом воздухе. День выдался особенно знойным и влажным, и обитатели джунглей с нетерпением ждут надвигающейся прохлады.
Лениво развалившись в шезлонге и укрывшись в спасительной тени мансарды своих апартаментов, я тайком наблюдаю за собеседником сквозь солнечные очки.
– Как идут дела с Лизой?
– Мы расстались, – беззаботно отвечает Энджел. Он расположился рядом в гамаке и, легко покачиваясь, с удовольствием отпивает холодный коктейль из высокого бокала.
– Что произошло? Ты говорил, у вас все так хорошо, и она – твоя судьба, – спрашиваю я, не в силах сдержать иронии в голосе.
– Я называю это «проверка мамой», – деловито поясняет он, жмурясь на солнышке, словно ленивый кот.
– «Проверка мамой?» Это как?
– Я рассказываю, какая ты строгая старушка, какие высокие требования предъявляешь к моей будущей невесте и так далее, – этот разговор, кажется, забавляет Энджела: я вижу это по лукавой улыбке и чертовски обаятельным ямочкам на щеках.
– Я?!
– Ладно, шучу. Лиза увидела твою фотку на моей тумбочке. Я сказал, что это моя мама.
– А она?
– Не поверила, представляешь? Устроила истерику, сказала, что не может делить меня с другими девушками. Что нам надо расстаться.
– Так и сказала? – театрально ахаю я.
– Желание девушки – закон. Вот мы и расстались, – произносит Энджел торжественным траурным тоном.
– Тебе следует убрать мое фото с тумбы.
– Ни за что! Говорю же, «проверка мамой» всегда работает, – он пожимает плечами.
– Ах, Энджел, ты бы хоть врал, что на фото твоя сестра. Выгляжу-то я помоложе тебя, – дразню я его.
– Ага, даже и не скажешь, что тебе недавно исполнилось сто лет, – энергично кивает он.
– Ты невыносим, – смеюсь я, и между нами повисает приятное молчание. Как я наслаждаюсь этим вечером в компании сына! Какое счастье, что Энджел предварительно сдал все экзамены и приехал раньше на две недели, как раз в самое сложное для меня время.
– И как ты себя чувствуешь после этого? – заботливо интересуюсь я.
– После чего? – не понимает Энджел.
– Ну, после расставания?
– С кем?
– Перестань валять дурака! С Лизой!
– А, с Лизой! Раздавлен, сломлен, уничтожен. Но я найду в себе силы восстать из пепла и как-то жить дальше, – торжественно произносит он и с наслаждением потягивает следующий глоток.
Мы продолжаем беседу в том же ироничном ключе. Это наш стиль общения – шутливый, но, в то же время, доверительный. Все дело в натуре Энджела – легкой, светлой, жизнерадостной. Где бы он ни появлялся, люди тянутся к нему, как к магниту. А он словно не замечает этого: искренне любит окружающих, с удовольствием проводит с ними время, окрашивает их порой скудный мир яркими красками, меняет призму мировоззрения, а когда приходит время – легко покидает их, чтобы идти дальше. При этом не отдавая себе отчет в том, какие страдания причиняет людям своим внезапным безразличием или исчезновением с их жизненных радаров. Энджелу кажется, что если он сам так беззаботно прощается с теми, кто был ему однажды дорог, то и они должны чувствовать то же самое. Добрый и чуткий по природе, Энджел слишком легкомысленно относится к своей собственной роли в жизнях других. А мне невероятно повезло получать этот свет снова и снова – потому что я его дом и семья.
– Ты не думал, чем хочешь заняться после учебы? Сейчас, когда все экзамены сданы, Корпорация с радостью примет тебя на любую должность, – интересуюсь я.
– Я хочу быть Хранителем!
Внезапно все мое игривое настроение как рукой сняло. Конечно, он говорит об этом не в первый раз. Но раньше я лишь подшучивала над его идеей, понимая, что ближайшие пятьдесят лет моему сыну это точно не грозит. Сейчас все изменилось кардинальным образом. Как мне выбить из его головы эту плохую, отвратительную, самую ужасную на свете идею?!
– Но я хочу участвовать в игре! Я уверен, что смогу стать хорошим Хранителем. Это мое предназначение! А для тебя целительство всегда было в тягость! – он поднимается с гамака и садится на краешек моего шезлонга. Синие глаза Энджела излучают решимость. Как бы я ни искала на его лице намек на шутку – он напрочь отсутствует. Напротив, юноша вполне серьезен.
– Давай не будем возвращаться к этой теме! – сержусь я. – Ты понятия не имеешь, что происходит на тех играх! Не знаешь, какое тяжкое бремя быть Хранителем!
– Так расскажи мне!
Между нами вновь повисает молчание, на этот раз отнюдь не приятное. Его глаза сверкают от юношеской страсти, а мои в ответ – от страха. Никогда не смогу я рассказать ему всю правду в деталях. Конечно, в общих чертах Энджел знает обо всем – о сути деятельности Корпорации, ее структуре, играх, своих погибших родителях, моем участии в двух Раундах. Но порой мне кажется, что он воспринимает все, как остросюжетный приключенческий триллер, в котором главную роль сыграла его приемная мать, то есть я. Наверное, мы с Маэстро сами в этом виноваты, так как всячески старались оберегать своего любимчика от жестокости и правды жизни. И вот сейчас, эти приключения манят его, словно магнит. Энджел видит в них романтику, жаждет проявить героизм и встать на службу страждущих, не имея ни малейшего представления, какое это на самом деле мучение.
– Энджел, я уже говорила, что никогда не отпущу тебя на игру. Потому что не смогу без тебя. Никто из нас не сможет. Мы все так тебя любим! Пожалуйста, не разбивай мне сердца такими разговорами, – произношу я тихо, но твердо, добавляя про себя: «ни за что не отдам тебя на съедение Корпорации».
Энджел некоторое время пристально смотрит на меня, а затем на его лице расплывается улыбка. Синие глаза наполняются теплым светом, который словно струится прямо из его души.
– Хорошо, хорошо. Обещаю, что не вернусь к этому разговору.
Я выдыхаю с видимым облегчением. Он берет меня за руку и произносит заботливым тоном:
– Ты сильно переживаешь? До начала игры осталась всего одна неделя…
– Ну что ты! Благодаря тебе почти об этом не думаю! – лгу я.
– Не верю. Обычно ты съедаешь сыр, который я привожу в подарок из Англии, за один присест, а уж апельсиновый фреш ведрами пьешь. Сегодня ты даже не притронулась ни к чему из этого.
– Я просто не голодна. Конечно, я немного волнуюсь, но ты будешь рядом. Ты же никуда не уедешь?
– Нет, – заверяет Энджел и уходит на кухню, чтобы смешать себе очередную Маргариту. В отличии от меня, ему можно употреблять спиртное. Хотя что это со мной? Я уже неделю не провожу обряды…
– Захвати для меня тоже одну Маргариту, – кричу я громко.
– Уже здесь, мадам, – голос раздается над самым моим ухом, так что я вздрагиваю от неожиданности и проливаю на себя первый за последние двадцать лет бокал спиртного.