Зови меня Златовлаской

– Давай забудем об этом? – смущенно попросила я.

– Уже забыл, – с легкостью согласился Стас. – Погнали на каток?

– У нас через пару дней новогоднее мероприятие в школе, а после катка неделю ноги болят.

– Отказы не принимаются. Через сорок минут встречаемся на Центральном катке. Одевайся потеплее.

Его голос прозвучал так властно, что сопротивляться я не стала. Завернувшись в десять слоев одежды, я вышла из дома. Темнело сейчас рано, и, несмотря на то, что время было детское, уже смеркалось.

Стас ждал меня у входа на каток. Его яркий внешний вид в очередной раз привлекал внимание общественности.

– Утеплилась так утеплилась, – улыбнулся он, увидев меня, и потащил арендовать коньки.

Каталась я из рук вон плохо и, когда вышла на каток, сразу ощутила себя коровой на льду. А вот Стас, напротив, чувствовал себя в своей тарелкев своей тарелке. Он виртуозно рассекал туда и обратно, обгоняя людей, пока я ползала вдоль бортиков.

– Для девчонки, которая так классно танцует, ты слишком неповоротливая, – скептически оглядывая меня, сказал Стас.

– Тут все на таких скоростях гоняют, – напряженно ответила я. – Мне кажется, что я упаду, а кто-то проедет по моей руке и отсечет мне пальцы.

Стас рассмеялся и заверил, что вероятность отсечения пальцев очень низкая. Затем он взял меня за руку и аккуратно покатил за собой. Оказавшись в центре катка, я испытала восторг, кататься было действительно интересно. Конечно, катанием это было можно назвать с натяжкой, ведь Стас просто буксировал меня.

Затем он начал учить меня, как правильно передвигать ногами и держать стойку, чтобы не заваливаться назад. Через час парень добился того, что хоть и неуклюже, но все же самостоятельно я начала передвигаться по катку. Оказалось, что Стас в детстве занимался хоккеем, поэтому навык катания на коньках был прочно вшит в его память.

Уставшие и румяные, мы присели на скамейки на трибунах с чашками горячего чая в руках. Со Стасом было очень интересно. Он казался умным, позитивным и простым. Спустя полтора часа нашего общения я не могла отделаться от ощущения, что знаю его сто лет. Стас расспрашивал меня о школе, друзьях, и я неожиданно для себя я рассказала ему о ситуации с Дашей Полосовой.

– Почему ее озверевшие одноклассники прицепились именно к ней? – недоумевала я.

– А какая она из себя? Страшная, неуверенная, толстая, высокая, не русская? Есть что-нибудь из этого? – спросил Стас.

Я кивнула.

– Ну, тут все очевидно. Девчонка чем-то отличается, они зацепились за этот ее "недостаток", а она проявила слабость. Люди часто самоутверждаются за счет того, кто слабее, ведь он не может дать отпор. Когда в роли жертвы беззащитный человек, они кажутся себе сильнее. Скорей всего, у каждого из ее обидчиков свои психические замесы: проблемы в семье, завышенная или заниженная самооценка, комплексы. А гнобя эту… Как там ее?

– Дашу, – подсказала я.

– А гнобя Дашу, они сбегают от своих проблем и кажутся себе не таким уж дерьмом.

– Да, но ведь были ребята, которые поначалу помогали ей, а потом просто забили и стали наблюдателями. Как на такое можно просто смотреть?

– Они поняли, что не могут остановить тех, кто ее травит. И сами не захотели быть на ее месте. Инстинкт самосохранения. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Но, если бы они сплотились и сообща дали отпор, думаешь, ничего бы не вышло?

– Все не так просто, Саш. Знаешь, как-то в начальной школе я сам стал свидетелем травли. Была у нас одна девчонка, странная, музыкой какой-то увлекалось, нам это было непонятно. И глаза у нее были какие-то пугающе большие, как у жабы, навыкате. Ребятам этого было достаточно, чтобы докопаться. И вот помню, стоим мы как-то возле школы. Она одна, нас много. И все ей по очереди в лицо гадости говорят, обзываются. А она, знаешь, не из пугливых была: отвечает, огрызается. А я нахожусь среди ребят и думаю, что мы толпой против нее одной прем. И так стыдно стало. Ведь она девчонка и не боится. А я, пацан, стою, поддакиваю ее обидчикам, хотя понимаю, что это несправедливо. Потому что боюсь. Боюсь, что подумают обо мне одноклассники. Боюсь, что вместе с ней станут травить меня.

– Чем все кончилось?

– Да ничем, пообзывались да разошлись. Я так и не вступился за нее. До сих пор стыдно. Но мы тогда малышней были, ничего более подлого не могли сделать. Травили просто и открыто. А чем дети старше, тем изощренней становится травля: физическое насилие, моральное унижение, пошлые шуточки и намеки, – Стас грустно вздохнул.

– Я так понимаю, в случае с Дашей до физического насилия не доходило.

– Надеюсь, и не дойдет, – ответил он.

Затем мы сменили тему, но я еще долго думала о Даше, радуясь тому, что у ее мучителей есть границы, за которые они не заходят: не трогают ее, не бьют. Тогда я еще не знала, что любые границы условны и что пересечь их порой не составляет труда.

После катка Стас вызвался меня проводить, я согласилась. Мы шли мимо замерзших деревьев, поеживаясь от холода, который во время катания не так сильно чувствовался, а сейчас поднявшийся ветер усилил его в стократ.

На подходе к моему дому, пересекая узкую дворовую дорогу, мы услышали тихий жалобный писк. Это был маленький серый котенок, который, прихрамывая, шел к нам, качаясь на ветру. Зрелище было очень жалкое. Малыш казался совсем крошечным, и его большие синие глазки-пуговки с немой мольбой смотрели на нас.

– Ой, малюська, чего ты тут один? – ласково проговорил Стас, аккуратно подхватывая животное.

– Замерз, наверно, – предположила я.

– Конечно, замерз, и лапка повреждена, – сказал парень, осматривая котенка. – Саш, его нельзя здесь оставлять, он раненый и голодный. Но я не могу его к себе взять, потому что на съемной квартире с парнями живу. У нас в договоре аренды прописано "никаких животных". Нарушу, нас всех оттуда выпрут.

Я растерялась. Конечно, оставлять котенка умирать на улице было бы жестоко. Но мне с самого детства не разрешали таскать животных домой. Дело было в том, что, будучи маленькой, я вот так пожалела одного щенка, а потом подхватила от него лишай. Мама тогда не на шутку испугалась и раз и навсегда запретила мне притаскивать домой бездомных животных.

Услышав об этом, Стас сделался очень задумчивым. А потом, спрятав котенка под куртку, достал телефон и стал кому-то звонить.

"Ты дома?", "Тут короче очень срочно, можно мы к тебе с Сашкой зайдем?", "Хорошо, скоро будем", – услышала я его фразы.

– Пошли обратно, у Ревкова кота накормим, – сказал Стас.

– Мы что, к Владу идем? – опешила я.

– Ну да. К тебе Кузю нельзя, ко мне тоже. А Владос разрешит, он добрый.

– Но ты ничего не сказал ему про кота, – напомнила я.

– Конечно, нет. Если бы сказал, он бы точно не разрешил. А как увидит Кузю, сразу растает.

– Почему Кузя? – улыбнулась я.

– А почему нет? Хорошая же кличка.

Влад жил в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома, в элитной восемнадцатиэтажке. Мы позвонили в домофон, и, ничего не сказав, Ревков просто открыл нам дверь. Попав в подъезд, я удивилась, как в нем было светло и чисто. Подъезды всегда ассоциировались у меня с неприятными запахами, серостью и мигающим светом. А в этом было уютно.

Когда мы вышли из лифта, Ревков ждал на пороге с открытой дверью. На нем были серые спортивные штаны и черная футболка. При взгляде на него мое сердце екнуло.

– У меня отец сегодня приехал. Спит после самолета, поэтому экскурсию по квартире проводить не буду. Давайте на кухню, – скомандовал Влад.

Мы со Стасом скинули обувь и куртки. Стараясь не шуметь, прошмыгнули в просторную, сделанную в стиле хай-тек кухню, и Ревков закрыл за нами дверь. Почти вся мебель в комнате была глянцевой, а на полу лежала плитка в виде черно-белой шахматки.

Наконец Влад заметил котенка, которого Стас плотно прижимал к себе.

– Это что еще за живность? – Ревков вскинул брови.

– Познакомься, это Кузя, и он будет у тебя жить, – широко улыбаясь, заявил Стас.