И он свою угрозу взялся воплощать. Вплоть до того, что насылал хвори на целые сёла. А они собирали золото, чтобы кудесник Сингайл избавил их от напасти. И он избавлял своей магией быстро и просто. Если просили меня, мне приходилось учить лекарей, как бороться и отгонять заразные хвори, это сложно и долго.
Вот так и жили мы последние триста лет. Многие поднялись и ушли с берегов Великого Моря в поисках новых земель, новых богов. Не могу сказать, что не способствовал этому. Очень многих я увёл лично сам и на новых местах, далеко отсюда образовались новые селения, потом начали расти и новые города…
Но сам я возвращался назад всегда. Как Эрбин не мог жить без меня, так и я не хотел оставить его, опасаясь, что тогда на берегах не останется ни одного моего прапра – много раз правнука.
Вот почему, как бы мне не хотелось, но оставлять девчонку Аяю, не стоит. Если Эрбин прознает, что я живу не один, ей конец… А если поймёт, что моё отношение к ней по непонятной причине совсем необычное, впервые за тысячу лет такое, то и гибель её будет ужасной. Только, чтобы мне было больнее. Такой возможности насладиться Эрик не упустит…
Глава 5. Эрбин и зло
Мой брат рассказывает очень складно и получается, я злодей, а он весь в белых ангельских перьях. Нет и нет. Тысячу лет и ещё шестнадцать мы живём на этой земле, не старея, не слабея. Даже не уставая и не остывая душами, как ни странно, потому что многие обычные люди ледяными становятся уже годам к тридцати. Хотя немало людей и рождаются с мёртвыми душами, хотя Арий, чёртов мечтатель с неистребимой верой в добро, уверен, что родятся все совершенными и только потом под влиянием воспитания, родителей или их отсутствия, учения или нет, становятся теми или иными.
Я же иного мнения. Я гораздо больше времени провожу среди людей, хотя мне и приходится на время уходить, чтобы никто не догадывался о моём бессмертии и вечной молодости, странном даре, обрушенном на нас двоих когда-то кудесницей Вералгой. А проклятому вероломному хитрецу Арию уходить не надо, он может представиться кем угодно, и мужчиной и женщиной, хоть ребёнком, умение отводить глаза людям было одним из первых талантов, проявившимся у него.
У него всего всегда было больше. Наш отец всегда выделял его, смышлёного и быстрого, наша мать любила его, хитрого ласкового лисёнка, больше меня, неловкого и угрюмого временами. Учителя нам всем его ставили в пример, а он никогда не готовился к урокам и не упражнялся, в то время как я до изнеможения и головной боли зубрил и тренировался, Арий ложился спать и наутро отвечал так урок, что мне казалось, это он учил, а не я, или он воровал знания прямо из моей головы. Но ещё изумительнее было то, как он запоминал всё с одного раза и навсегда, и через много сотен лет он помнил то, что узнал в детстве, приумножив и углубив прежние знания.
И весь он всегда был гладкий и ладный. Не было на нём прыщей или пятен, волосы блестели как лепестки куриной слепоты, только цветом были русыми, как и мои. И с возрастом, никакой звериной шерсти не выросло на нём, в то время как я оброс ею как медведь. Я надеялся, он отстанет в росте или в силе, если уж он такой умный, чёрта с два! Он стал крепок и силён, как и я.
Девушки рано стали заглядываться на меня. И я сразу же воспользовался этим, потому что к женскому полу был неравнодушен, сколько себя помню, может быть, потому что всегда страшно ревновал мать к Арию. Но вы думаете, я стал спокойнее и удовлетворённее, узнав радости женских ласк в четырнадцать? Ничего похожего. Первая же моя подружка спросила меня об Арике… И другие спрашивали, мерзавки, спали со мной, а интересовались им. И взгляды, которыми они сопровождали или искали его рядом со мной, тоже не ускользали от меня.
И вот он, который до сих пор был олухом, даже царём олухов, влюбился. И в кого, Боги… Чем его взяла эта Лея, не понимаю до сих пор. Конечно, я не упустил возможность отомстить ему за всё, хоть немного уколоть, уязвить его.
О, я достиг цели… Этой его яростью, я буквально упился. И, хотя мы дрались и будто бы били не друг друга, а самих себя, всё же это было впервые, когда Арик обнаружил слабость. И мне показалось, его сила перетекает в меня в эти мгновения…
Я не поверил Вералге, тому, что она предрекала нам, я, как и Арик изумился тому, как повела себя природа из-за нашей драки…
А потом он ушёл на долгие сотни лет. Где болтался этот малохольный мерзавец, он никогда так и не рассказал, но, честное слово, в его отсутствие я чуть не подох с тоски. Поначалу я должен был коротать век с его Леей, которая осточертела мне в первые же десять дней после свадьбы. Но прожив с ней пять или шесть лет, я стал всерьёз задумываться над тем, чтобы убить её. Правда-правда, можете начинать ужасаться… Да, я хотел убить её, тем более что она рожала мне только бестолковых дочек, таких же бестолковых и рыжих, как и она сама. Что вы думаете, я сделал? Убил её? Нет, конечно, я просто её не спас, когда у неё начался выкидыш во сне, я позволил ей умереть от кровопотери…
Правда оказалось, что хотеть кого-то убить и сделать это, это не одно и то же. И я промучился угрызениями совести, страшными снами, и невозможностью относиться к самому себе по-прежнему несколько десятков и даже сотню лет. Иногда мне даже казалось, что Лея приходит ко мне и вопрошает: «За что? разве я мало любила тебя? За что? за что? за что?». Это «за что?» изводило меня во сне и наяву.
И от этого, от этой тоски даже погода здесь на Байкале стала вопреки обыкновению хмурой и холодной. Наши урожаи не вызревали и люди начали умирать, а новые перестали рождаться… Наш счастливый и красивый многочисленный народ сократился вдвое.
Но однажды я нашёл способ прекратить это. Я так ненавидел мою бывшую жену, все без исключения дочки которой умерли бесплодными, я так ненавидел её и то, что я поддался, свей зависти и отбил её у Ария, что взмолился Богу Солнце и попросил его открыть мне тайный путь и способ заглядывать за Завесу Смерти.
Во сне мне был ответ.
– Это дорого стоит, великий Эрбин. Это очень редкий дар.
– Обменяй его на мою способность врачевать.
– Это не в моей власти, врачевание – это твоя суть, твоя природа. Но готов ли ты лишиться чего-то, чего не осознаёшь, чем не дорожишь?
– Я готов. Я уже слишком дорого плачу.
– Ты ещё не знал настоящих мук, – медленно растягивая слова, проговорил он.
– Моя совесть выросла больше моего самолюбия.
– Я не о совести говорю, Эрбин. Я говорю о муках сердца. Ты готов принести в жертву своё холодное сердце, чтобы навсегда заткнуть свою совесть?
– Никакого у меня нет сердца!
– Именно! Но оно может однажды появиться, когда ты совсем не будешь готов к этому. И к этой сладости, и к этой боли.
– Мне плевать! Только позволь мне научиться ходить за грань и говорить с теми, кто там.
Молчание. Я повторил свою мольбу. Но опять молчание.
– Попроси Байкала. В твоём краю он сильнее всех.
– Нет никого сильнее Солнца на всей земле!
Смех сотряс и воздух, и землю, хотя звучал только в моей голове, скорее даже в моей груди.
– Как ты умён, Эрбин. Умён и хитёр. Хорошо…
И всё. Проснувшись утром, я думал, я всё видел во сне или Солнце действительно услышал меня и снизошёл, чтобы говорить со мной. Но я понял очень быстро. Я дождался следующей ночи, чтобы в наступившей темноте сосредоточиться и…
Я не увидел ничего глазами. Но я видел всё так же ясно, будто вспоминал. Я увидел Олею такой, какой она была, когда только приехала в столицу.
– Ты слышишь меня?
Она молчала.
– Слышишь, я уверен, иначе я не мог бы говорить то, что говорю своим сердцем, холодным, как сказал Солнце.
Молчание. Но я, не смутившись, сказал:
– Не смей приходить и терзать меня. Ты сделала свой выбор, когда поддалась мне и предала Ария. Он любил тебя, я – нет, и ты это знала. Но твои подружки и дворовые девки много рассказывали тебе обо мне, и тебе стало любопытно. Ты сломала себе жизнь и разбила сердце моего брата из глупого тщеславного любопытства.
Она молчала, опустив лоб, будто на нём рога и она сейчас боднёт меня.
– Ещё раз придёшь, я найду способ навсегда тебя уничтожить. Даже в том мире, где ты сейчас…
Да это оказался очень дорогой дар. Быть живым и при этом своим в Царстве Мёртвых, это почти что владеть миром. Но я не часто пользовался им, потому что это на меня нагоняло тоску. Жить вечно и тосковать, это чересчур… Нет-нет, вечно жить надо счастливо.
И я зажил. И вскоре Арий вернулся. Чего только он не нахватался в дальних странах. Каких только знаний не притащил в своей поразительной голове. И умирающие ремёсла в нашем Байкале, пришедшем в упадок, начали развиваться снова, и появились мастера удивительного таланта. Правда, таких волшебников, как раньше больше не было. Мне даже казалось, что наша с Арием сила происходит от того, что мы получили то, что раньше давалось многим, а теперь только нам.
Арий, чёртов приверженец счастья для всех, даже за золотом не гонялся, он находил самое большое удовлетворение в том, чтобы снова вернуть стране процветание и объединить её.
Но я знал, что кусками руководить исподволь проще, поддерживать тлеющую вражду и рознь и не давать соединиться народу, который был суть одно, а теперь всячески отдалялся один от другого. Этому я очень способствовал всеми подвластными мне способами. Мои люди не всегда даже знавшие, кому они на самом деле служат, имелись в каждом городе и везде рассказывали об исключительности именно этого места и именно этого города относительно всех остальных. О том, что тут живут особенные люди, не такие как в других и далее и далее. В результате города разъединились, основываясь на таких мелочах как застёжки на рубашках, преимущественные цвета в вышивках, две косы у девушек или одна, красный кушак или малиновый, сажать хлеб и брюкву, начиная с левой стороны поля или с правой, идти на охоту с чётным числом стрел или нечётным… Бесчисленные, ничего не значащие различия.
И только Арик не замечал и даже подумать не мог, что это я противодействую тому, чтобы все снова жили вместе и в мире.
Когда же я задумал стать царём и по какой-то глупой слабости, потому что верил в его чистоту и простодушие поделился своими планами, а он не только похоронил их, но и потопил всю столицу на дне Моря…
Вот здесь сердце и разум мои не выдержали. Он переиграл меня. Как всегда, ещё с детства, когда оказывался во всём успешнее, лучше, умнее, веселее, легче и, в конце концов, любимее всеми, он ещё и смог провести меня. Притворялся благодушным дурачком и при этом подготовил моё падение так, что я даже подумать не мог…
Всё, что мне хотелось, это прикончить его. Чёрт с ним, умереть, но убить и его. Но явились мать и отец с той стороны и…