Байкал

– Получается Галалий добрый, а Сингайл – злой? – продолжала я свои расспросы.

– Вот противная егоза, поскорее бы Тинган выдал тебя замуж! Нет токмо белых и токмо чёрных, токмо добрых и токмо злых. Они и братья, и враги друг другу, но не нам, но ежли они воюют плохо всем…

– Кому это всем? – вспыхивала я новым вопросом, как и всегда за ответом открывая для себя ещё больше загадок.

– Всем. И людям, и скоту, и зверям и рыбам и птицам.

– Как это? Двое воюют, а плохо всем? Разве у них есть войско? – опять спрашивала я.

– Земля встаёт на дыбы, как злой конь, когда воюют Галалий и Сингайл! Воды Великого Моря выходят из берегов, оборотясь в страшных драконов, и пожирают прибрежные города и сёла… Меркнут Луна и Солнце, и гул, и вой идёт по всей земле, пугая людей и зверьё, расступается земля, выпуская страшные испарения, отравляя воду и воздух… Пламя, вырываясь из-под земли, пожирает всё и… И всё, отстань!

Приходилось отстать, чтобы не получить подзатыльник, но вопросов в моей голове не уменьшалось, напротив, они только множились. И где мне было искать ответы? Удивительным образом мне помогло то, что проданная в царский терем, я получила кроме всего прочего, возможность учиться…

Но сейчас я бежала, надеясь умереть от разрыва сердца или того, что там осталось после предательства Марея, раньше, чем меня догонят смердящие низкие подонки – приспешники Сила. Что он сказал им, уходя?

– Зорко стеречь! Глядите! До завтрашней ночи не трогать, вмале передумаю, приду, а нет – ваша будет. Делайте, что похотите, после убейте и выбросьте в реку, пусть будет жертвой Великому Морю, задобрить Байкала никогда не лишнее…

Так что я знала, от чего спасалась. И сейчас я бежала, не разбирая дороги, не думая, куда бегу и что в лесу меня могут сожрать звери, но лучше звери, чем на растерзание отвратительным лизоблюдам… Кажется, сердце сейчас лопнет… Лопни, сердце, но тут на воле!..

Сегодня ясная безлунная ночь, самое лучшее время для наблюдений за звёздами, чему я стараюсь уделять все подобные ночи. Я – Галалий, тот самый, о котором ходят все эти удивительные и странные легенды, большая часть из которых правда, как странно это не покажется. Но и вымысла много, хотя бы в том, что границы моих владений не может преодолеть ни один человек, это чистой воды вымысел, просто живу я так высоко в скалах, окружённый лесом со всех сторон, что подобраться к моему жилищу никто не может из людей. Да и найти его любому человеку непросто.

А вот, чтобы войти на мой двор, это верно – войти никто не может. Во-первых: мой дом и весь двор, невидим для людей и для зверья даже, во-вторых: магические защиты, оберегающие его, тут же убьют любого, кто попытался бы подняться на моё крыльцо, даже перейти границу двора с её почти прозрачной изгородью из ряда длинных слег, попарно уложенных на невысокие рогатки. Я это сделал три сотни лет назад, чтобы незваные гости, в особенности посланцы моего драгоценного брата Сингайла не могли приблизиться ко мне тайно. Так что, да, кто войдёт – умрёт. Вернее, кто попытается войти.

Поэтому здесь, в моём уединении мне никто не мешал. Звери тоже обходила стороной мой двор, обтекая, как вода валуны, так что хищников я не боялся. Я жил здесь уединённо и спокойно, превращаясь в предание, в которое уже не все верили. Это при том, что тем более никто не знал и не догадывался, что Галалий и Сингайл – это те самые Арий и Эрбин, родоначальники едва ли не всех живущих по берегам Благословенного Великого Моря Байкала.

Именно так, я и мой брат родились не просто тысячу, а тысячу шестнадцать лет назад. Мы – сыновья царя Кассиана и царицы Аванты, царевичи, избранники судьбы, близнецы, ни в чём не похожие между собой. И всю жизнь мы вместе и всю жизнь порознь. С раннего детства мы очень дружили. Не разлей вода, как говорят. Все игры, забавы и задумки, мы воплощали вместе. Я всегда был живее и легче, но простодушнее и, если я и придумывал почти все забавы, Эрбин старался в них верховодить. Меня это нисколько не задевало, мы ладили всё равно, хотя нередко наши приятели считали, что всё придумывает Эрбин, а я не возражал, главное, чтобы игра ладилась.

И никогда не был ревнив, меня друзья любили просто так, хотя я и не нуждался в этом, отношение людей ко мне было не очень важно, а Эрбина временами побаивались, зная мстительный характер. Я не мстил никогда и был в этом смысле абсолютно безобиден, возможно, именно из-за лёгкости и равнодушия. А вот Эрбин не спускал даже самой мелкой обиды или сомнения в своих достоинствах. Его достоинства не уступали моим нисколько, но если я был уверен и спокоен на этот счёт, не собираясь никому доказывать, что я лучше его, то Эрбину всё время хотелось показать, что он ловчее, умнее, остроумнее, быстрее, зорче меня. И чем старше мы становились, тем сильнее становилось это напряжение между нами.

И вот в летний жаркий день, на самой вершине лета наша бабушка Вералга призвала нас к себе. Она слыла волшебницей, всемогущей и мудрой, мы с Эриком очень любили её и были близки с ней намного больше, чем с родителями. Она учила нас всему, что знала сама, она зорко и ревностно следила за тем, чтобы наши учителя научили нас, чем она сама не владела – военному делу, борьбе, стрельбе из лука, метанию копий, владению мечом, ножом, пикой, топором, дубиной, пращой и палицей, словом, всем придуманным до сих пор оружием. И наукам, что процветали в нашем царстве, которое тогда покрывало собой все земли вокруг Великого Моря.

Наше Великое царство и называлось Байкал, как и Великое море. Наш отец и наша мать вместе руководили им, восседая на двойном золотом троне во дворце на огромном острове, где в те времена была наша великолепная столица, самый красивый город, какой только может построить человек. Вообразите, обычный человек, но обладающий силой, способной передвигать громадные куски скал, шлифовать их так, что они могли поспорить с гладью нашего Моря в безветренную погоду, устанавливать друг на друга таким образом, что даже сотрясения земли, происходившие временами, не могли повредить нашим постройкам. Таким образом, была построена не только столица, но и другие города нашего Байкала. Идеально выглаженные камни, ровные улицы и величественные дворцы, под высокими сводами которых, наполненных воздухом и светом, мы и росли, до сих пор в воспоминаниях восхищают меня. Разумеется, не все обладали такими силами, конечно, этому учили способных обладатели этого дара и силы, отбирая с детства. Но таких одарённых зодчих было немало в нашем великом народе в те времена.

На их фоне мы с Эриком росли совершенно обычными мальчишками. Поэтому я так сильно удивился, когда бабушка Вералга призвала нас в свой дворец и встретила не как обычно в уютном зале, где угощала сваренными в меду ягодами и орехами, сливками, медовым молоком, цветочными напитками шипучими и простыми, терпкими и лёгкими. Нет, сегодня мы вошли в большой зал, высотой во все три этажа её дворца, а каждый этаж был пятнадцати локтей высотой, здесь же свет проникал с потолка, через отверстие, оказывается, имевшееся в крыше, то есть лился прямо с неба, отражаясь от отполированных стен так, что казалось лучи, перекрещиваясь, усиливаются, удваиваются и расщепляются, становясь похожими на переплетение странного кружева, сплетённого под правильными углами. Подняв голову вверх, я подумал, что если Солнце поднимется в зенит, встанет прямо над нашими головами, оно зальёт светом этот зал и нас в нём, утопив, как в воде…

– Так, Арий, мальчик, именно так, – услышал я мягкий, и даже улыбающийся голос бабушки и, вздрогнув от неожиданности, что она прочитала мои мысли, обернулся.

Она хитро усмехалась, глядя на меня молодыми глазами, пронзительными, чёрно-синими. Эрбин, не понимая, что она прочитала мои мысли, захлопал пушистыми ресницами, приоткрыв рот. А потом вопросительно взглянул на меня. Но я не ответил ему взглядом, как делал обычно, я смотрел на бабушку.

Она же, высокая и гибкая, будто ей тридцать, или даже двадцать пять лет, а не примерно шестьдесят, обошла нас кругом, шелестя платьем, ползущим за ней широкой каймой, золотом затканное по подолу.

– Нет, даже не шестьдесят лет мне, Арий, и даже не шестьсот. Мне много-много больше. Я родилась так давно, что… на пятнадцати сотнях перестала вести подсчёты.

Вот теперь мы с Эриком переглянулись, он говорил после, что он вовсе не был напуган, но я дурака не валял, я сказал, как есть, вернее, как было, я испугался. И не смерти, об этом ведь речи не шло, нет-нет, я испугался ответственности, которую кудесница Вералга намеревалась обрушить на нас.

– Вы станете бессмертными, – негромко и совсем без надлежащего трепета, сказала Вералга с лёгкой и спокойной улыбкой глядя на нас, продолжая обходить кругом. – Вас можно будет убить, но сами вы, ваши тела станут бессмертны, замерев в расцвете. Вы сможете научиться всему и проникнуть в любые глубины бытия, потому что возможности ваши безграничны. От вас двоих пойдут два самых сильных и удачливых рода от океана до океана, и, если они, как и вы станут жить в мире и согласии, никогда землю не потрясут войны и рознь, люди будут благоденствовать во веки веков и планета наша станет цветущим райским садом!

Она выдохнула и, снизив голос, продолжила:

– Но если вы или ваши потомки, во власти зависти или по недомыслию позволите вспыхнуть вражде, она не утихнет во веки веков, ненавистью и отторжением войдёт в кровь и плоть, отталкивая друг от друга вчерашних братьев, продолжаясь чередою вечных войн навсегда, наматывая витки спирали всё туже и круче, и отбрасывая назад…

Это прозвучало как-то ещё более пугающе, и мы с братом только плотнее сжали наши сцепленные ладони.

А Вералга продолжала:

– Потому берегите близость и дружбу, чтите друг в друге отца и мать своих, что дали вам двоим жизнь. Если один из вас, во власти слепоты и злобы убьёт второго, тут же падёт и сам, ибо вы суть одно, в одну ночь были зачаты, в один день рождены, помните это вечно! Вам нечего делить, вдвоём вы сможете то, чего никто никогда не мог.

Вералга снова замолчала, опять обошла вкруг нас, и остановилась перед нами, глядя попеременно то на одного, то на другого.

– Через тысячу лет придёт третий человек, равный вам двоим по Силе, за которого вы сразитесь, чтобы перетянуть его на свою сторону или чтобы убить. Либо он поведёт за собой вас обоих к новым горизонтам, может быть и мирам… – продолжила она. – Помните, дети, сильнее вас нет никого в этом мире, во вражде поражение и гибель, в мире и содействии – процветание и счастье всей земли… А теперь отведайте.

Она протянула нам большой золотой кубок, с вделанными в обод алыми лалами, полный густого красного вина. Но вино то оказалось…

– То кровь моя, – улыбнулась на нашу догадку Вералга, магическим ключом она отверзнет вас…

Едва она закончила говорить, нестерпимый свет вдруг влился в зал сверху, как раскалённый металл в форму, затопил, ослепил и, ударив в лицо, в глаза и плотной волной во всё тело, будто растворил в себе… я перестал видеть, а затем и чувствовать…

Я очнулся в нашей с Эрбином горнице, медленно приходя в себя, будто выныривая из-под воды, из тёмной глубины, словно пытался добраться до дна Великого Моря, и услышал медленный траурный бой колоколов на сигнальных башнях нашего города, так бьют, если приходит мор или иная беда, так бьют, если умирает царь… При нашей жизни цари не умирали, наш дед умер задолго до нашего рождения…

Мне стало страшно, что мы осиротели в свои тринадцать лет, что мы станем царями прямо сейчас, когда мы даже вырасти не успели. В страхе я подскочил на ложе, открывая глаза и первое, что я увидел – это мой брат, лежащий навзничь в распахнутой на груди рубашке на своём ложе, стоящем через проход от моего.

– Эрик! Эрик! – проговорил я, призывая брата, который спал как-то чересчур глубоко.

Я поднялся, чувствуя слабость во всём теле и тяжесть в ногах, споткнулся и упал, загрохотав по полу коленями. Эрбин очнулся, не понимая, чего это я барахтаюсь по полу под протяжный вой колоколов, захлопал глазами, садясь на постели:

– Арик… Ты чего это… на полу? – глухо проговорил он. – И… что за… звон такой?

Он посмотрел на окно, забранное красивым волнистым стеклом, как и во всех дворцах Байкала, будто надеясь увидеть там ответы на свои вопросы.

– Кто… умер, Арик? – вмиг осипнув, проговорил Эрбин, бледнея.

Я только открыл рот, сказать, что я сам не знаю, как распахнулась дверь, вошла наша мать. Мне стало ещё страшнее, мать не имела обыкновения приходить в нашу горницу, а тут вошла бледная и сосредоточенная и уже в полном облачении парадного платья, чёрного, строго расшитого серебром. Только короны и покрывала ещё нет на челе…

– Эрбин, Арий, одевайтесь, бабушка ваша… – её голос дрогнул, будто она испугалась слов, которые намеревалась произнести. – Вералга умерла.

Мы с Эриком посмотрели друг на друга. Мне казалось, что я видел удивительный сон, но выходит, всё было явью… По лицу моего брата я прочитал, что и он думал о том же.

Глава 2. Под покровом ночи

Похороны бабушки Вералги, которая вовсе не была нашей бабушкой, были грандиозны. Весь Байкал, великое царство, замер на несколько дней в печальном оцепенении. Плач и стенания неподдельные, не купленные как у наёмных плакальщиц, заполнили столицу. Чёрные полотнища траурных стягов опустились на город, как низкие тучи, заполняя улицы тьмой. Эрик стоял у окна, утром дня, когда мы должны были идти со всеми на прощальную церемонию и тризну по Вералге.

– Как думаешь, Ар, по нам с тобой будут так же плакать? – вполголоса спросил он, склонясь ко мне.

– Как я понял, мы нескоро это узнаем, – сказал я.

Он обернулся, изумлённо глядя не меня:

– Так… это… не сон был? Ар, ты что? Ты тоже помнишь, что бабушка сказала нам? Свет и…