Байкал

Я вновь пристроил глаза к отверстию, в которое намеревался смотреть, направляя широкую трубу в небо. Так-так, надо теперь отыскать переливающуюся радужными разводами, как масло на воде, толстую точку на чёрном горизонте…

Но нет, всё сегодня против: что такое? Что я слышу?..

Я с разлёту вбежала на странный, очень большой двор, он и двором-то не был в обычном смысле, потому что не был закрыт воротами или калиткой, но изгородь имелась, обширное пространство почти свободное от деревьев стенами окружающих его, обычные строения, сараи, хлев в стороне, амбар и птичник, вон, слышно скотину, колодец с длинным журавлём, большой стол под ловким навесом на два ската, летом хозяева, должно быть, едят здесь, вон и печь рядом… А вот и дом, большой, с очень высоким и широким крыльцом под крышей с коньком, широкие окна, поблескивают хрусталями, тоже чудно, хрусталь в богатых городских домах в окна вставляют, да во дворце, в одном окне даже вроде огонёк мерцает.… Вполне человеческий дом, как у добрых людей, странно только, что такой большой и просторный, он построен так далеко и высоко…

Однако всё это я не приметила, когда влетела сюда, я вспомнила о том, что успела увидеть позже, когда смогла перестать трястись от страха. А сейчас же я взбежала, даже почти взлетела по ступенькам, чувствуя, что мои босые ноги оставляют на чистых, серых от времени досках крыльца мокрые следы, прямо хлюпают. Почему? Вроде по жидкой грязи я не бежала нигде… может хозяйка не слишком осерчает, что я напачкала ей здесь, я уберу, всё вымою, только укройте от тех, кто гонится за мной!

Подняв руку, я хотела постучать, но дверь открылась сама, я даже, кажется, и не коснулась её, я забежала внутрь, не веря в своё счастье и надеясь, что меня не выгонят обратно к тем, кто нагонял меня. Правда, кажется, они отстали?.. я прислушалась, замерев, но сердце грохотало так громко и дыхание оглушало, что я почти ничего не слышала… Нет, собаки совсем близко… Если меня выгонят хозяева, мне конец…

– Стой зверёныш! Как ты вошёл? – услышала я строгий голос. Но голос этот, похоже, удивлялся сильнее, чем сердился. Это хозяин дома открыл двери в сени, где я стояла, трясясь.

– Дверь… отперта… – проговорила я, всё ещё задыхаясь от сумасшедшего бега. – Я… только не выгоняйте, добрый человек… Только не выгоняйте… Они убьют меня.

– «Дверь отперта»… Собак привёл сюда, у-у, зверёныш! – проворчал хозяин. – Что натворил, сказывай? Украл чего? Али разбой какой? Правду говори, всё равно узнаю, сам прибью.

– Нет-нет, добрый человек… я не разбойник.

Он появился, наконец, из темноты. И тут произошло у меня странное видение. От изнеможения и пережитого ужаса, должно быть, я увидела древнего старца с длинными до земли белыми волосами и бородой, такому старику никак не меньше тыщи лет…

Но через несколько шагов, когда он подошёл ко мне, держа в руке масляную лампу, горящую спокойным золотым светом, оказалось, что это был молодой человек, собой красивый, бритый, гладкий, высокий и с широкими саженными плечами, волосы и верно, очень длинные, когда он повернулся, чтобы поставить лампу на хозяйственный ящик, стоявший здесь, я увидела, что по спине струится перетянутый в нескольких местах светло-русый гладкий хвост, как у хорошей породистой лошади, доходя до самой талии…

– Ох и грязный ты, зверёныш!.. Фу… и ободранный весь… хоть не паршивый?.. – брезгливо поморщился красавец, сведя широкие брови к переносице. – Стой, с места не сходи, нагрязнишь мне здесь, убирай после… Никто собакам не отдаст тебя. А вот с хозяевами их пойду, поговорю.

– Спасибо тебе, добрый человек! – радостно воскликнула я, молитвенно прижимая руки к груди, не веря, что вижу такого красивого и ещё доброго человека, пробежав столько вёрст через густой лес и по камням в этой чаще.

– Да замолчи ты уже, «добрый человек»… тут стой, с места не смей сходить… запомни, с места не двигайся, стащишь чего, прибью… – проговорил он. И голос-то у него какой-то мелодичный, звонкий, молодой, как чистый ручей, вроде и сердится, а не страшно, наоборот, хорошо на душе, славно, будто я родного нашла, будто именно к нему в эти леса и бежала…

И он обошёл меня, открыл дверь, вновь обращаясь в старца, когда переступил порог. Может это лунный свет так шутит со мной? Так ведь нет никакой луны сегодня…

Но что делать в этой чаще молодому красавцу? Вот древнему старику-отшельнику здесь самое место и обитель под стать. А как тут живёт молодой?.. Может парень мне померещился, а не старик?.. Али это ангел Смерти? Говорят, Она может являться к безгрешным душам в образе прекрасного ангела… А я… безгрешная ли душа? Наверное… нет? Или да…

Интересно, я думаю об этом сейчас, чтобы не думать, что собаки могут задрать старика, что Силовы мерзавцы убьют его, ворвутся сюда и тогда…

…Собаки задрать меня не могут. Но то, что этот тощий заморыш проник в мой дом с такой лёгкостью, мягко говоря, обескуражило меня. Этого никак не может быть. Даже лесная птица не залетит на мой двор, не то. Что человек. Уж не подосланный ли Эрбином лазутчик? Но что надо Эрику от меня? Ведь я не лезу к моему брату, он же всё время пытается проникнуть ко мне, любопытствуя, как я живу, чем, что делаю.

И мне кажется, он просто жить без этого любопытства не может. Мне безразлично, что он делает, я только слышу о его похождениях среди людей, когда выбираюсь в города, чтобы купить себе то, чего я не могу добыть или получить в своей чаще, где у меня, как у всех людей обычное хозяйство, вести которое, учитывая, как я навострился за все эти столетия управлять сущим, вести хозяйство намного легче, чем любой многочисленной семье.

Но никакой лазутчик не сможет войти вот так ко мне. Сам Эрик только мог бы и то, применив Силу. Но это не он, это какой-то замученный ребёнок, обессиленный и умирающий от страха. Но, может быть этот самый пережитый им ужас, али страх смерти, несущейся по пятам, и открыл ему мой дом? Так и есть, должно быть, хотя всё равно очень странно. Зверёныш и есть, самый настоящий… Неожиданно мне стало даже как-то странно тепло на сердце от того, что какой-то маленький человечек, пусть и такой, никчёмный и чумазый, всё же появился в моём доме.

Я вышел достаточно далеко от моего дома, волною Силы уводя и собак впереди себя, не надо, чтобы те, кто послал их по следу несчастного мальчишки, дрожащего сейчас в моих сенях, поняли, что подошли так близко к дому самого Галалия. А потому они должны увидеть то, что я им покажу.

Несколько всадников и десятка полтора пеших обступили меня.

– Эй, старуха, не видала тут…

– Кого, добры молодцы? Чумазого мальчишки? – спросил я, а они захохотали.

– Ну, пусть мальчишки, чёрт с тобой! Так видела, значит?

Я кивнул, а они видят, как кивает старуха.

– С большого камня сорвался беглец ваш, вона там! Шею и свернул… в яме валяется. Я глядела – дохлый.

– Нам покажи!

– Дак идёмте.

И я даже привёл и показал им то, что сказал и они увидели, что мне было нужно.

– Вишь, сердешный, в темноте-то не разобрал дороги и ухнулси. Пикнуть и то не успел, – сокрушаясь, проговорила старушенция, которую видела погоня вместо меня.

Они постояли над небольшим обрывом, на дне которого видели распластанную бездвижную фигурку с раскиданным переломанными ручками-ножками.

– Достать бы надо? Ить чё-то сказать надоть…

– Достать? Ну, полезай, умник, свою башку тута и свернёшь. Всё, поехали в обратку. И так полночи носились.

– Дык-ить зря.

– Чё зря? Тебе сказали убить, вона – лежит, лучше не придумашь. В реку не бросили, так скажем – бросили, проверит он што ль?.. Всё едем!

Тут вступила и старуха моя:

– Чего он сделал-то, что вы такой толпой да с собаками? Убил кого?

– Не убил… Но…

– Жалеть не за што, так что…

– Нихто не заплачет. Так что иди, бабка, твоё дело стороннее.

– Дак ясно, што стороннее, но… всё ж-таки… живая душа.

Они заржали, разворачивая уставших от неудавшейся погони коней, ржущих, косящих глазами.

Другой всё же посмотрел на меня с подозрением:

– Тебе-то што, старуха, чего разнюхивашь? Ишшо волховать над мертвецом возьмёсся?

– Ага, Мокшен, в обрыв энтот полезет? Она еле ходит, гляди, щас развалится…

– Издаля тоже можна.

– Да ладно, не цепляйся, едем!

Но Мокшен не унимался, всё внимательнее вглядываясь в меня:

– А вообще, чиво ты тут делаешь, до деревни пёхом и то полдня на твоих старых колтушках итить, а щас ночь-полночь?