– А раньше ты что, не видел такого?
– Нет, сэр, надоенное сразу увозили. На холод, на кухню, ещё куда-то. А тут я один…
– Ну, и что ты с ним делал?
– Собирал и ел, а молоко телятам выливал. Сена почти совсем не давал. Только молоко и концентрат.
– Неплохо у тебя телята жили, – рассмеялся Джонатан. – Молоко с орехами. И тебе хватало. К молоку-то что ещё у тебя было?
– Я хлеба из рабской кладовки себе натаскал. И ел вот это… сливки. С хлебом. И молока пил сколько хотел.
– Во житуха! – восхитился Андрей. – Зря ушёл.
– Я же говорил. Хозяева вернулись, – по лицу Эркина скользнула тень.
– И не оставляли они тебя? – заинтересованно спросил Джонатан.
Эркин поднял на него глаза и тут же опустил их, прикрыл ресницами.
– Я сам ушёл, сэр. Я уже свободным был и сам решал, сэр.
– Извини, – легко сказал Джонатан, – не так спросил. Не просили остаться? Ты же хороший работник.
– Я сам, сэр, – упрямо повторил Эркин, бросил быстрый взгляд на Фредди, Андрея и, видимо, решился. – Оставляли, сэр. Обещали ночлег и еду, сэр. И одежду. И что молоко от одной коровы разрешат пить. Ну, так молоко я через край, когда доишь, и раньше пил. Если надзирателя рядом вплотную не было. А место на нарах и миска каши у меня тоже до Освобождения были. Они же, – он зло усмехнулся, – добрые были. Нагишом по снегу не гоняли, голодом до смерти не морили. Рубашка на год, штаны на два, сапоги на три, куртка тоже на три. Сносишь раньше – плетей получишь. Даже ложка у каждого своя. Не ладошкой хлебаешь. Разрешили. И десятого ребёнка оставляли… – он оборвал себя, залпом допил кружку и встал. – Я сам решил, сэр, – и уже Андрею. – Вставай. На себе, что ли, попрёшь? Дуй в табун.
Андрей засунул в рот обрывок лепёшки и встал.
– Завёлся на пустом. Пошли.
Когда они вышли из-под навеса, Джонатан озадаченно посмотрел на Фредди.
– Чего это он, в самом деле?
– Он же у Изабеллы был, – пожал плечами Фредди. – А там только начни, такое полезет…
– Да, я и забыл. Ладно, Фредди, я поеду. Успокоишь его?
– Не проблема, – усмехнулся Фредди. – Он сам себя сейчас успокоит. Устал парень, вот и взбрыкивает.
– Ну ладно, – Джонатан рассмеялся. – О кормах у меня теперь голова не болит. Зато ты мне подкинул этого негра.
– Это важно, Джонни.
– Можешь не объяснять. Всё, Фредди, – Джонатан вскочил на ноги. – Пошли, посмотрим бычков, и я прямо от загона поеду.
– Пошли, – встал и Фредди.
Утренний разговор чем-то зацепил Эркина. Он весь день то молчал, то угрюмо огрызался. В обед вообще ушёл к реке и долго сидел на берегу, обрывая и закручивая жгутом траву. Андрей завернул в лепёшку выбранное из варева мясо и отнёс ему, молча сунул в руки и тут же ушёл. Издали Фредди видел, как он нехотя отрывает от лепёшки куски и ест.
К вечернему перегону Эркин пришёл к загону и работал как всегда: споро и уверенно, но молча. Правда, уже не огрызался, а когда Фредди и Андрей пошли к навесу, отправился в табун проведать коней.
– Чего его скрутило, Эндрю?
– Бывает, – пожал плечами Андрей. – На выпасе он выговаривался. Про питомник, про… ну, мало ли что было, – Фредди понимающе кивнул. – А тут… может, вспомнил чего, может… ещё что, – и повторил. – Бывает.
– Ему бы сейчас или подраться, или надраться, – усмехнулся Фредди.
– Когда накатит, то в самый раз, – согласился Андрей. – Только не пьёт он и драться стал мало. Говорит, что силы своей боится.
– Я тебе язык вытяну и защемлю, – вошёл под навес и сел у костра Эркин.
Но сказал не зло, а очень спокойно, чуть насмешливо, и на затейливую ответную ругань Андрея не отреагировал.
– Отпустило? – улыбнулся Фредди.
– Как сказать, – пожал плечами Эркин. – Разбередило меня. Имение вспомнил. А он же этим… ну, не надзирателем, а между ними и хозяином кто?
– Управляющий, – подсказал Фредди.
– Да, – кивнул Эркин, – управляющим был. Ну, и закрутило меня. Что тогда я, что сейчас… – Эркин оборвал фразу.
– А ты откуда взял, что он этот… управляющий? – спросил Андрей.
– Заметно, – коротко ответил Эркин и, покосившись на Фредди, добавил: – Иногда.
Фредди промолчал. Джонни и впрямь несколько лет работал управляющим. Здесь не поспоришь. Для Эркина управляющий – тот же надзиратель, парень ещё держит себя, не говорит всего.
А когда поели, вроде совсем отошёл. Не шутил, правда, и больше молчал, но молчание уже другим стало. Заварили чай. Фредди к чаю равнодушен, но наслаждение, с которым парни глотали коричневую прозрачную жидкость, невольно заразило и его.
– Нет, чай… это совсем другое дело, – Андрей вытянул из-за ворота рубашки концы шейного платка, вытер ими лицо и примерился к чайнику налить себе ещё.
Эркин молча кивнул. Он пил, смакуя, маленькими глотками, прокатывая каждый по нёбу и горлу.
– Добрый вечер. Можно к вам?
Они вздрогнули и обернулись.
У края их навеса стоял русский офицер. Тот самый, что смотрел им руки и заставлял метать ножи… и улыбался, добродушно и очень искренне. Растерялись все. И было от чего. Отказать в просьбе подсесть к огню можно, но это означает вражду, а задираться с русским… Офицер спокойно, чуть-чуть демонстративно не замечая их растерянности, продолжал:
– Я иду мимо и чую, как чаем пахнет. Удивился. Себе даже не поверил. Всюду кофе и вдруг чай.
Эркин и Андрей быстро переглянулись. Надо же было так влипнуть! Поглядели на Фредди. Тот еле заметно пожал плечами и сделал рукой приглашающий жест. Старший ковбой у своего костра хозяин. Ссориться с русскими по пустякам не стоит. А заодно посмотрим, как эти борцы с расизмом относятся к угрозе потери расы. До сих пор русские, да ещё офицеры, у цветного костра не сидели. И подсаживаться не пытались.
Русский вошёл под навес и сел. Большой, даже громоздкий, он устроился у костра неожиданно ловко и складно. Эркин достал и поставил перед ним чистую кружку и коротким, но плавным жестом показал на чайник, стопку лепёшек на сковородке и банку с джемом. Пусть сам управляется.
– Я Александр Гольцев, – вежливо представился офицер. – Можно и просто по званию. Майор, – и улыбнулся. – От чая не откажусь. Спасибо.
Следуя правилам вежливости, они назвали свои имена, и Андрей чуть насмешливо добавил.