Хрустальные Маски

Лорелей взглянула на очередь перед билетной кассой и услышала, как Джон пробормотал:

— Смотри-ка сколько народу, чтобы подняться на башню! Уверена, что тоже хочешь залезть?

— Да нет, если тебе не хочется, – ответила она, тщетно постаравшись скрыть разочарование.

— Ну ладно, сделаю тебе приятное и на этот раз.

Изо всех старается угодить, подумала Лорелей.

— Может, мне стоит делать так, чтобы ты улыбалась почаще: вон как у тебя глаза блестят.

Она хотела дать понять, насколько дороги ей эти слова, но лишь поцеловала его мимолётом: на них смотрело слишком много народа.

Через часик они поднялись на смотровую площадку. Сверху Париж представал неописуемо прекрасным, шли минуты, и огоньков внизу загоралось всё больше, светом они рисовали геометрические фигуры, а между фигурами искристыми фонтанчиками переливались крохотные сияющие точечки.

От покалывающего вечернего воздуха Лорелей слегка поёжилась, но, может, её пробирала дрожь не от холодного ветерка, а от сознания, что настал момент открыть Джону секрет.

Она огляделась и заметила у них над головами красную надпись: «Бар и шампанское», прочитала она.

— Не выпить ли нам что-нибудь? – предложила Лорелей.

Джон проследил за её взглядом и ответил:

— Отличная идея.

Может, она ошиблась, решив поговорить с ним на такую щекотливую тему в общественном месте, но случай представился особый, и Лорелей не хотела упускать его. Надо попробовать. Все идёт так хорошо.

На втором бокале шампанского она решилась сделать опасное сообщение. Глубоко вдохнула, ощущая, как сильно пульсирует артерия на шее. Смелее… надейся на лучшее!

— Джонни, мне надо сказать тебе одну важную вещь.

Он поставил бокал на столик:

— Слушаю.

— Я в эти последние месяцы только о работе и думала; ты ведь знаешь, верно?

— К чему клонишь?

— Ну, знаешь… – Как же трудно сказать!

— Лорелей, в чём дело? – он начинал раздражаться. Уселся поудобнее.

— Я забеременела, – выдохнула она.

Великое множество раз Лорелей пыталась представить себе, как он отреагирует. Всякое передумала, но не воображала, что он взорвётся смехом.

— Ну и шутку отколола. Но не испугаешь. Не поверю.

Пугать его? Лорелей сидела озадаченно. Мысли громоздились одна на другую у неё в голове, и она не могла произнести ни слова, но выражение её лица, должно быть, говорило само, потому что Джон перестал смеяться.

— Ты же пилюли пьёшь, не могла ты забеременеть! Не шути такие шутки.

— Я вовсе не шучу.

— Ты перестала принимать пилюли и ничего мне не сказала? Не спросила, что я об этом думаю? – он повысил голос.

— Ты не то подумал. Не сердись и говори потише… – попросила она почти шёпотом.

— Теперь понимаю, почему ты так вела себя в последние дни!

— Постарайся успокоиться, будь добр!

— Поставила меня к стенке, и после этого ещё я же и успокоиться должен? – во взгляде его сверкнуло что-то похожее на презрение. – Как ты могла такую подлость мне подстроить?

Джон рванулся прочь, но Лорелей ухватила его за руку. Он в свою очередь перехватил ей руку, сжав за запястье:

— Не прикасайся ко мне… – добавил Джон. Потом отпустил руку и молча ушёл, бросив её в баре одну.

Лорелей всё ещё не верилось, она смотрела, как он на негнущихся ногах спешно выходит из бара. У Лорелей перехватило дыхание.

Может, Джон чувствует себя так же, подумала она. Ощущает себя обманутым. С точки зрения Джона она не могла не признать, что он прав, но ведь она забеременела не специально; должно же это что-то значить.

Лорелей расстроилась, заплатила по счёту и направилась к лифту.

Пока спускалась с башни, взглянула в последний раз на расстилавшийся внизу город, сердце у неё в груди стучало так, будто не хотело прекратить попытки угнаться за собственными ударами.

Лорелей прислонилась лбом к стеклянной переборке и закрыла глаза. Она почувствовала, как подступают слёзы, и похлопала ресницами, чтобы отогнать их назад. К счастью, люди в лифте, похоже, предпочитали любоваться видом на город и на Лорелей внимания не обращали.

Она понадеялась, что Джонни стоит внизу и ждёт её, но его не было.

Не успела Лорелей ступить на землю, как вдруг ослепительный свет заставил её поднять глаза на башню: на Эйфелевой башне в придачу к уже горевшим лампочкам только что зажгли другие фонарики, они ярко светили и мигали, как на огромной искрящейся новогодней ёлке. Башня словно хотела ободрить Лорелей, чтобы она не падала духом. Башня звала её улыбнуться; и Лорелей улыбнулась, пусть всего лишь на мгновение.

По пути в гостиницу Лорелей попыталась дозвониться до Джона и отправила ему несколько эсэмэсок, но он не ответил. Лорелей пришла в гостиницу, в номере никого не было, так она и думала.

Держала мобильник под рукой.

Наконец поняла, что сегодня ночью Джон не вернётся, и ей захотелось услышать дружеский голос. Она позвонила Давиде и ещё раз сказала, что ждёт ребёнка.

Друг не знал, что ответить. На другом конце провода слышалось лишь, как мяукает кошка.

— Эй, Давиде, чего молчишь!

— Господи, Лорелей! И ты мне по телефону это говоришь?

— А как я теперь по-другому скажу. Не думаешь? – в этот момент Лорелей так не хватало его виртуальных объятий, а не укоров.

— Я рад, что предвидится счастливое событие, но не тому, в какой ты ситуации оказалась… Чёрт подери, надо было сказать ему до отъезда: ты не осталась бы одна со всей этой чехардой.