Хрустальные Маски

Лорелей рывком нажала на тормоз и выругалась, вцепившись в руль: ехавшая впереди машина резко затормозила, и Лорелей чуть не врезалась ей в багажник.

Чёрт меня подери! Обычно она соблюдала расстояние безопасности. Она сколько-то постояла, перевела дух, и, как только заслышала гудки остановившихся сзади машин, поехала дальше.

Всё-то все куда-то торопятся! Лорелей иногда вспоминала с сожалением любимый Цюрих: такой там порядок, так спокойно. Так он не похож на бешеный, наэлектризованный Нью-Йорк.

По лобовому стеклу заморосил дождик. Лорелей фыркнула: забыла взять зонтик. И ведь знает, что в октябре погода переменчива.

***

На следующий день после обеда Лорелей надела простенькие джинсы, блузку в тон цветом и тканью и вышла из дома. На улице у подъезда её ждал друг Давиде.

Едва подошла, она бросилась ему на шею, обняла и долго не отпускала.

— Сколько радости! – отозвался он и тоже обнял её.

— Мы никогда так надолго не расставались, – стала оправдываться она, когда разжала объятия. – Ну, куда пойдём?

— Солнышко сегодня, можем прогуляться.

— Идёт!

Лорелей поправила сумку на плече и взяла Давиде за руку, но через несколько шагов остановилась.

— Не вздумай вытаскивать бумажник, – сказала она, подняв указательный палец. – Сегодня плачу я, договорились?

— Страшные расходы для таких как ты!

— На что намекаешь? – спросила она, уперев руки в боки. – Ну, я жду.

— Твои родители… в общем, не в нужде живут.

— Богатые, так и скажи. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

— Знаю, Лорелей, не заводись, я же шучу.

— Давай не будем об этом, лучше расслабимся немножко. Как бы ты ни решил провести время, мне всё годится.

Ничего выдающегося Давиде делать не собирался. Они оставили машину на стоянке и пошли погулять в Корона-парк. Осенним днём в парке народу было немного; деревья и лужайки окутала приглушавшая звуки тишина и редкое марево. Под наполовину опавшими кронами лежал многоцветный ковёр из листьев и, несмотря на семейки ещё не увядших цветов от ярко-жёлтых до фиолетовых, напоминал о томном, тоскливом очаровании осени.

Для прогулки Лорелей и Давиде могли выбрать и Центральный парк, он просторнее и ближе к дому Лорелей, а не ехать через весь боро Квинс, но она знала, что Давиде не любит слишком обширных пространств и людных мест. По правде говоря, ему не нравится бывать и там, где распоряжается богатство, а прежде всего те, кто за этим богатством стоит, думала Лорелей, шагая рядом с Давиде. Из его друзей только она была человеком состоятельным.

Когда ноги начали побаливать от усталости, Лорелей с Давиде присели на бордюр вокруг Унисферы – огромного стального монумента, изображающего земной шар. Лорелей рассказала про свадьбу брата и про то, что случилось с ней ночью, но имени мужчины, с которым оказалась в постели, не назвала: пока что не готова была назвать имя даже другу. Давиде как будто понял её и выспрашивать не стал, но на лбу у него залегла морщинка, которой до этого не было.

— Знаю, что думаешь, – сказала Лорелей, глядя ему в небесно-голубые глаза, которые словно укоряли её. – Я сама готова себя отхлестать по щекам. Джонни не заслужил от меня такой подлости, и не знаю, как из этого выпутаться и не ранить его.

— Никак не решишь, говорить ему или нет, верно?

— Боюсь, что он не простит. И никак не наберусь храбрости… – она на секунду отвела глаза.

— Если он знает тебя так же хорошо, как я, поймёт, что на трезвую голову ты ни за что бы не переспала с тем типом.

— Легко тебе говорить!

Во взгляде Давиде проскользнула досада.

— Это всегда нелегко. Думаешь мне легко было признаться тебе в измене? Я страшно боялся потерять тебя навсегда, в том числе как подругу. Но ты поняла меня…

— Мне всё равно было больно, хотя я сильно не подавала вида. Я потом много лет про парней и знать не хотела: мне важно было только учиться и заниматься фигурным катанием.

Он вздохнул:

— Много воды утекло, но вижу, что и тебе горестно, когда вспоминаем об этом.

Лорелей тряхнула головой:

— Прости, Давиде… – она провела рукой ему по щеке. – Я горюю не из-за прошлого, а из-за настоящего.

— Я только что сказал, что об этом думаю.

— Взвешу, обещаю, – заверила она и закончила разговор на эту щекотливую тему.

Лучше поговорить о чём-нибудь другом.

Она взглянула на него так, будто только теперь вспомнила о чём- то важном.

— Кстати, о признаниях: ты ещё не сказал, что за новость упомянул по телефону, – Лорелей уселась поудобнее. – Слушаю и обещаю, что не пропущу ни слова.

Давиде успокоился и улыбнулся.

Подсел поближе, помолчал несколько секунд и выдохнул хорошую новость:

— Через столько лет… и стольких поисков, думаю, что я нашёл себе родственную душу. Может, через несколько месяцев станем жить вместе.

Лорелей распахнула глаза:

— О, господи, да ты не знаешь, как я рада! – она возбуждённо захлопала в ладоши и обняла его. – А как зовут?

— Зовут Андреа, мы познакомились в лечебнице: эта родственная душа привела ко мне свою собаку.

— Я так рада, знаешь, правда!!

— Спасибо! А мне немножко страшно.

— Я знаю, как себя чувствуют, особенно в начале.

— Вот я и пришёл поговорить с тобой. Хочу знать, как у тебя всё было с Джоном. Как ты себя чувствовала.

— Ну… могу сказать, что поначалу было как-то неловко, я не знала, как себя вести. Боялась, что буду докучать ему, что бы я ни сделала. Надо было держаться спокойно, относиться с пониманием и шире смотреть на вещи, чтобы принять и то, как привык поступать и думать он. Бывало, мне хотелось то надавать ему пощёчин, то обнять. Днём раньше благодарила небеса, что встретила его, а на следующий день хотела бы, чтобы мы никогда не встречались. Тебе много раз покажется, что такая жизнь не для тебя, и пожалеешь, что потерял свободу, но уверяю, что потом всё наладится.