Мой друг девочка

Очень хочется все поменять в своей жизни. Даже не понимая, что именно мебя не устраивает, ловлю себя на бормотании Цоя: «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши тела».

Это что же, я хочу изменить мужу? Бегу на балкон и, прячась за мокрым бельем, набираю номер Марины.

– Я хочу все поменять, – выпаливаю вместо приветствия. – Значит ли это, что мой брак распался?

– Абсолютно нормальное состояние абсолютно нормального человека, – мгновенно парирует Марина. – А на кого ты хочешь все поменять?

Перебираем варианты: Геннадий Петрович – очень интересная личность, но уже в солидном возрасте. Было бы ему 30 или хотя бы 40… Но 56 – это все-таки немного чересчур. Или вот настоящий мужчина, Борис Карловский – одна улыбка с ног валит. Рыцарь, при деньгах, и вообще идеал мужчины. У него есть только один маленький недостаток: Карловский владеет сетью туристических фирм и не подозревает о моем существовании. На работе мне делает авансы охранник Петя, но это даже смешно обсуждать.

Во время разговора выясняется, что менять не на кого, кроме того, это совершенно не то. Меня не устраивает потеря имеющейся жизни. Просто хочется иметь еще одну – альтернативную. А лучше две альтернативных. Или три. Я же Близнецы, мне все надо в нескольких экземплярах. Не понимаю, почему нельзя устроить так, чтобы как-нибудь незаметно раздвоиться или растроиться, а потом собраться обратно и обменяться впечатлениями. Кому от этого станет плохо?

Звоню маме и говорю, что мы с Мариной решили все поменять в жизни. Мама вздыхает и признается, что, наверно, присоединится к нам, потому что ей третий месяц не платят зарплату.

– Про деньги трудно менять, – вздыхаю я. – У меня никогда не получается.

– А я и не думала, что у меня столько «лишних» денег!» – утешает меня мама. – Я уже пару-тройку месяцев то случайную шабашку получу, то бабушкину пенсию, то весьма кстати выплатят губернаторскую премию.

Я радостно дышу в трубку.

– Получается, что зарплата – это вообще какой-то необязательный источник доходов. А что было бы, если б выплатили все задолженности? Сколько «лишних» денег сразу бы образовалось!

Задумчиво иду рыться в столе, извлекая на белый свет давно потерявшие актуальность бумаги. Мы и сами частенько не понимаем, насколько богаты. Я еще хорошо помню то время, когда приходилось решать: купить килограмм картошки или новые колготки. А сейчас, забегая перекусить в соседнюю кафешку, я без зазрения совести оставляю там (о, ужас!) две пары колготок. В денежном эквиваленте, естественно. И жаба меня за это не душит. Наоборот, заглядывает в меню, потирая перепончатые лапки, и требует «предоставить разносол».

– Леша, ты как думаешь, я экономная?

Муж давится йогуртом.

– Потеряла кошелек?

– Почему это?

– А с чего вдруг про экономию? Не дам вам денег «на разврат». В субботу на аттракционы ходили!

Деньги «на разврат» мы требуем не так часто. Когда у самих кончаются. Это, можно сказать, семейная традиция. Будучи трехлетней малышней, я спросила у бабушки: «Что такое разврат?»

– Леночка, – ахнула та. – Откуда ты слово-то такое узнала?

– Мне мама сказала: «Лена, ты съела конфетку, а теперь еще просишь печенье. Это уже разврат!»

На самом деле мы совсем не развратные. Так, самую чуточку любим порадоваться жизни. А Леша все время пугается, что наша семья скатится на дно.

Конечно, существует определенный уровень, к которому каждый из нас привык, и малейшая угроза этому финансовому фундаменту воспринимается как катастрофа. Помните сказку про трех поросят? Мне всегда казалось, что Наф-Наф, который сложил свой дом из камня, просто выбрал то, что ему действительно было нужно. Он любил свой дом, и тот выстоял, несмотря ни на какие катаклизмы в лице коварного волка. А Ниф-Ниф и Нуф-Нуф на самом-то деле не хотели строить основательное укрытие. «Собезьянничали» на скорую руку, соорудили хижины из подручных материалов, предпочитая отдать свое время и силы тем занятиям, которые были для них по-настоящему значимы – пению и играм. И, в сущности, все сложилось к обоюдному удовольствию: Наф-Наф получил свой обожаемый дом, а другие братья – возможность резвиться, в том числе и в новом каменном доме, развлекая более основательного товарища. Да, младшим пришлось пережить несколько неприятных минут, но ведь и старшему поросенку жизнь медом не казалась во время строительства. Главное, определить, что для вас по-настоящему важно и сколько денег вам требуется на самом деле.

Я засовываю так и не разобранные бумаги обратно в ящик, подчиняюсь липким маленьким ручкам, которые тянут за подол футболки. После таких размышлений ничего не остается, кроме как стать ужасно экономной. Поэтому я затеваю пиццу.

Майка очень любит перемешивать пузырьки минералки с водой и создавать «бучу». А я в это время кромсаю все, что есть в холодильнике. Почему-то бекона и сыра «Пармезан» там не наблюдается, поэтому приходится все щедро сдобрить майонезом и еще самую капельку кетчупом.

Майка лепит из теста ужасно разговорчивых колобков, а я думаю о том, что хорошо бы к пицце салат из свежих помидоров и огурцов. Ну и что, что овощи зимой стоят как три пиццы вместе взятых. Я же не призываю посыпать голову пеплом и отказываться от любых приобретений. Отнюдь. Известному изречению «Богатые – такие же люди, как и все, только у них денег больше» противостоит упорное мнение, что психология миллионеров сильно отличается от психологии обычных обывателей. Я склонна верить последнему, а потому (чтобы разбогатеть?) временами старательно работаю над собой. Когда у меня в кармане денег только на творожный сырок, поход в супермаркет превращается в сущую пытку. Мне мучительно хочется попробовать все это вкусное изобилие, лежащее на прилавках. А уж при виде вишни в шоколаде слюноотделение придает мне сходство с собакой Павлова. Но если через неделю я захожу в магазин, обремененная вполне приличными финансами, и могу себе позволить купить ту же самую вишню, то с удивлением понимаю: мне ее совершенно не хочется. В итоге я просто запоминаю то ощущение, когда после получасовой прогулки по торговому залу ты выходишь с пакетом молока в руках и довольной улыбкой на устах, и нещадно его эксплуатирую. Осознав свое финансовое могущество, ты превращаешься в аскета-миллионера, гордо входящего в стареньких джинсах на заседание совета директоров.

Пицца удалась. Муж, правда, с подозрением спросил: «А что это там такое под майонезом?» Но я честно ответила: «Кетчуп». И коварно парировала:

– Когда тебе уже аванс дадут?

– Аванс всегда по пятым числам. Уж могла бы за столько лет выучить. А что?

– Денег очень хочется.

Муж решительно отодвигает недоеденную пиццу и декламирует «с выражением»:

«Отчего Кощей бессмертный
Просто сказочно богат?
Оттого, что он бездетный
И к тому же не женат.
Эти дочки и сыночки
Деньги вытащат из бочки:
То конфеты, то наряд —
Вмиг папашу разорят!»

Мы с дочкой возмущенно сопим. Да, дети, конечно, заставляют тратиться и тратиться. Но ведь и «прибыль» от них имеется! Не говоря уже о таких трудно обсчитываемых вещах, как любовь, радость, смех, есть еще и материнский капитал, и старость на попечении отпрысков, и тот самый пресловутый стакан воды…

– А я вот вчера детские получила…

– Две тысячи? – снисходительно спрашивает муж.

– И вовсе не две, а три! Почти.

Переводить детей в товарно-денежную форму очень сложно. Это как рискованные инвестиции – можешь остаться без штанов и с ощущением всемирного поражения, а можешь обрести статус миллионера. И заметьте, слова «как повезет» здесь неуместны – здесь многое, очень многое зависит от субъекта. Солидные бизнесмены-инвесторы со мной согласятся! Не воля случая, а усилия личности и тонкая интуиция – вот что определяет конечный итог операций.

– Раз это мои деньги, то я могу купить на них, что хочу? – интересуется Майка.

– Э-э-э…

Мы с мужем переглядываемся. Раньше родители боялись вопроса «Откуда берутся дети?», сегодня такой острой темой стали деньги.

– Знаешь, – издалека начинает Леша, – в Германии есть специальный закон, регламентирующий выплату карманных денег. Ребенок там должен получать 80 центов в неделю, и, если родители нарушают закон, их дети вправе подать жалобу. В возрасте 8?10 лет немецким и английским детям рассказывают, как работает банковская система, обучая их оперировать личными деньгами точно так же, как чистить зубы или кататься на велосипеде. Если ребенок делает накопления, чтобы купить дорогую игрушку, это приветствуется и всячески поощряется. Европейские дети легко могут найти работу, которая, с одной стороны, не будет для них обременительна, а с другой – даст возможность заработка: доставка пиццы, подстригание газонов, продажа печенья.

– Я буду печенье продавать, – решает Майя. – А когда ты дашь мне мои деньги?

– Потом.

– Ладно.

Майя легко переключается и убегает в комнату, а мы остаемся наедине с остатками остывающей пиццы. Очень хочется, чтобы моя дочь была рачительной хозяйкой и чтобы у нее всего было в изобилии. Но что-то подсказывает мне, что монетки будут просачиваться сквозь ее хорошенькие ладошки довольно быстро.

– Почему она все время спрашивает «Сколько это стоит?» – шепотом жалуюсь я. – Меня в ее возрасте это совершенно не интересовало.

– Тебя и сейчас не очень, – также шепотом отвечает муж. – Ты прямо образец совка: говорить о деньгах неприлично, думать о том, как их заработать побольше, стыдно, а обсуждать финансовые вопросы недостойно культурного человека.