Мой друг девочка

Глядя, как счастливая Майя визжит на спине пыхтящей «коняшки», я поняла, что обижаться на животных глупо. А с мужем мне ужасно повезло, потому что на занятия верховой ездой в месяц пришлось бы выложить всю мою зарплату. Гораздо лучше потратить капельку «Ваниша» и наслаждаться домашним вариантом.

День такой-то

Я самый настоящий, всамделишный писатель. Во-первых, уже следовала заветам Анны Ахматовой, которая, как известно, утверждала: «Я лирический поэт и могу валяться в канаве». Может, канава пока является для меня недостижимым идеалом, но уж покататься по подмороженной первыми заморозками земле я всяко имею право, ведь в голове уже зреет замысел нового шедевра. Во-вторых, в моей книге уже целых 14 страниц, а на обложке стоит маленькими буквами «Автор – Елена N». Правда, завистники утверждают, что мое нетленное произведение больше смахивает на бесплатные брошюры, которые раздают у метро. Но их послушать, так и Лев Толстой – бездарный графоман, не умеющий вовремя остановиться. Я радостно поддакиваю: «Конечно, конечно, графоман!» и втайне прикладываю свою книжечку к солидному зеленому собранию сочинений. По-моему, они отлично смотрятся вместе, а уж сколько места на полке занимают – любо-дорого смотреть. Я даже задумалась, не завести ли еще один стеллаж: если так пойдет, то в этом для нас с Толстым может просто не хватить места.

Я не какая-нибудь лохушка и прекрасно понимаю, что одна книга со скромным тиражом – это еще не венец писательской карьеры. Но, как я заявила своему литературному герою – другу Марине, это символ нашей общей успешности: ее – как героя, меня – как писателя.

Марина напечатала кусочки моего дневника и даже переплела толстой корочкой. Это был ее подарок мне на день рождения. И скажу честно, с ним не могла сравниться даже подарочная карта в крупный хозяйственный магазин «Уют», преподнесенная свекровью.

Есть такие женщины… Нет, не которые останавливают коней и не те, которые врываются в горящие здания. Женщины, которые вдохновляют на все эти подвиги мужчин. Я, в отрочестве запоем читавшая Ефремова, называю их «читрини» – женщины-блеск. Яркие, но не вульгарные, искрящиеся, ударяющие в голову окружающим мужчинам как шампанское. Да не какое-то «Советское» полусладкое, а лучший игристый продукт провинции Шампань. Сказать, что они имеют успех, – значит не сказать ничего. Любой мужчина в мгновение ока ощущает виртуальный запах их феромонов и бросается делать мир лучше. Во славу отдельно взятой читрини, конечно.

К чему бы они ни прикоснулись, все начинает сверкать и искриться, будто вымазанное в серебряной краске. Раньше я думала, что женщинами с серебряной краской на кончиках пальцев, рождаются. А достигнув возраста, когда у людей окончательно формируются лобные доли мозга (специалисты утверждают, что это происходит около тридцати), начала понимать, что стать читрини трудно. В отличие от таких женских типажей, как, например, «старшая сестра» или «дочка», женщины-блеск должны достигнуть зрелости для того, чтобы проявить себя наиболее полно: многому научиться, стать почти совершенством в какой-либо области, желательно не в одной. Потому что читрини должна восхищать, заставлять мужчину тянуться за ней, быть абсолютно земной, но неуловимой.

В юности они, как правило, маскируются либо под «боевую подругу», либо под «сексуальную штучку». Но, накопив необходимый багаж, скидывают шкурку и предстают во всем своем блеске.

Быть рядом с ними трудно, соревноваться бесполезно. Меня всегда удивляла одна вещь: я никогда им не завидовала. При том что оснований было более чем достаточно: в число моих достоинств никогда не входило умение ослепить и восхитить мужчину с первого (да чего уж греха таить, и со второго тоже!) взгляда. Конечно, иногда я взывала к небесам: «Ах, если бы я была, как Аня, или Юля, или Ольга…» Но на этом все и заканчивалось. Может быть, я понимала, что глупо завидовать совершенно недоступному для тебя таланту. Впрочем, вряд ли. Просто рядом с ними всегда было «живо». Эмоции кипели, жизненные коллизии заставляли ахать и ужасаться – одним словом, жизнь ощущалась всеми порами тела. И я продолжала искать читрини. Их не бывает много, это вообще редкий тип женщин. Но мне везло: они возникали в моей жизни с завидной регулярностью. В конце концов я подумала: «Если музы возникают, значит, это кому-нибудь нужно? В этом заинтересован кто-то там наверху».

Я осознала величие момента и села за письменный стол. Плотно поужинать. Майя крутилась рядом и посягала на мое мороженое. Причем свое, заботливо вынутое из холодильника заранее, она игнорировала.

– Маище, имей совесть, – невнятно бурчала я, откусывая огромные куски, – у тебя есть свое.

– Я не буду есть это мороженое, оно такое расслабленное.

– Какое?

– Текучее, как речка.

– А-а-а… Ну возьми папино – оно более энергичное.

Муж радостно согласился на расслабленное. Его вкусы вообще представляются мне ужасно экзотическими, например, он иногда подогревает мороженое в микроволновке.

Телефонный звонок заставил меня поперхнуться. Я с трудом пропихнула в горло остатки мороженого:

– Алло.

– Добрый день! Елена Игоревна? Это вас из администрации президента беспокоят.

Мороженое встало айсбергом в пищеводе.

– С-с-с.. слушаю, – прохрипела я.

Поверить в чудеса очень просто. Они происходят на каждом шагу. Почему бы, в самом деле, президенту мне не позвонить? Или инопланетянам не высадиться у дверей квартиры?

– Мы готовы дать комментарий по поводу теракта в Московской области, – бодро прочирикали в трубке.

Ледяной ком сжался и проскочил в желудок. Стало ясно – это гнусный розыгрыш.

– Товарищ президент, а не отложить ли нам комментарий на завтра? – предложила я, перебирая в уме кандидатуры шутника.

– Ага, догадалась.

– Конечно! – светски улыбнулась я. Не признаваться же, что уже почти поверила в инопланетян на собственной кухне.

– Тогда давай перенесем наше интервью на среду, а то я завтра в Москве.

– Конечно, Алексей Максимович, – облегченно выдохнула я.

Забавник этакий, так его разэтак! Думает, раз он застроил своими домами полгорода и ездит на рыбалку с мэром, так может шутить как хочет. Ладно, вот буду про него писать «Персону номера», спрошу, сколько рыбин поймал мэр. Будет знать!

Подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на волосы. От таких шуток и поседеть недолго.

– Леш, меня все нервируют. Пусти съездить в Питер, – жалобно попросила я.

– А что мне за это будет?

– Ну-у-у… А что ты хочешь?

– Месяц я по вечерам сижу за компом, и меня не сгонять.

– Да ты что!

По-моему, не очень-то равноценный обмен получается, мы ведь не на месяц в Питер поедем. А вечером как раз хочется обсудить новости и составить планы на завтра. Но муж насупился, и я согласилась. В конце концов, что такое месяц, если впереди маячит настоящее путешествие в компании лучшего друга?

День такой-то

Проснулась от нежелания вылезать из постели. Оказывается, на улице резко похолодало. Ночью было минус 31. Хотела остаться под одеялом навсегда, но выяснилось, что мое намерение разделяют дочка и кот. Местообитание навсегда стало ужасно тесным, поэтому пришлось вылезать навстречу дню.

Пол встретил ледяным ветром, и я чихнула. Потом еще раз. И еще. Раз семь или пять.

«Простудилась», – обреченно подумала я.

Толстая капсула арбидола никак не хотела глотаться, я извела полтора стакана воды и немножко полила свою медицинскую карточку. Возьму ее на работу. Если будут посылать с заданием в район, скажу, что простудилась, и поеду в больницу. А если в город – не пойду в больницу, а буду дегустировать малиновое варенье в бухгалтерии.

Мороз – это очень удобно, потому что не надо думать, что надеть. Есть только один вариант: теплые легинсы и платье-туника, которое мне подарила коллега. Оно страшно теплое – только в глубокий минус и поносишь.

– Мама, почему ты без штанишек? – попыталась уличить меня в двойных стандартах Майя. На нее-то надели комбинезон.

Я обиженно защищалась:

– В штанишках, в штанишках! Вот, посмотри, какие толстые.

– Ладно, я тоже хочу такие – натяжные.

– Ой, да ну тебя! – Я чуть не перепутала карточки и не прихватила дочкину. Хорошо, что проверила, пролистав.

Кстати, узнала оттуда много нового. Например, что Майка – результат шестой беременности! Это наши медики галочку с римской цифрой «пять» перепутали. Против таких документальных свидетельств моей распущенности? болезненности? греховности?.. не устоит даже клятва на Библии.

– Что это ты там зависла? – удивился муж.