– Давайте споем ему, – сказал Браш, и вскоре участники квартета пели, склоняясь над кроватью и обнимая друг друга за плечи, на уменьшенных септимах.
– Больше никаких гармоний, – сказал Херб, – пока я не глотну еще немного лекарства доктора Шникеншнауцера.
– Тогда поспеши, – сказал Браш. – Я бы тоже не отказался от еще одной порции. Для меня это первый и последний раз, так уж надо распробовать спиртное по-настоящему. Раз и навсегда.
Они уже и без того набрались порядочно, но добавили еще по солидной дозе.
– Давайте спустимся в гостиную, пусть они уберут здесь.
Квини и миссис Кубински появились с тряпками и ведрами и начали сдвигать мебель. Мужчины трижды проорали «ура» в честь обеих женщин, «красоток Восьмой улицы», и вышли из дома.
В тот вечер они покуролесили на славу. Начался дождь, стемнело, но компания продолжала носиться по холмам и паркам Канзас-Сити. Они с гоготом скатывались с горок, взбирались на памятники. Врывались в peдакции газет и клеймили прессу позором. Штурмом брали фойе кинотеатров. Обгадили здание муниципалитета.
Проснувшись на следующее утро, Браш долго смотрел в потолок. Чувствовал он себя великолепно.
– Луи, – обратился он к своему соседу, – я вчера ничего не разбил?
– Нет, а что?
– А прохожих или женщин оскорблял?
– Нет, насколько я помню, а что?
– Просто так, хотел узнать.
Он встал и начал бриться. Обычно во время бритья он клал перед собой дешевое издание «Короля Лира» и учил наизусть. Однажды преподаватель его колледжа обронил фразу, что «Король Лир» – величайшее произведение английской литературы, да и «Британская энциклопедия», похоже, придерживалась того же мнения. Браш прочитал пьесу десять раз, но не нашел в ней даже следа таланта, что его сильно обеспокоило. Однако попытки обнаружить в ней талант не оставил, решил выучить ее наизусть. Вот и теперь бубнил ее себе под нос.
Вошел Херб.
– В чем дело, парень?
– Херб, я вчера по-настоящему напился?
– Самым натуральным образом.
– Значит, я, как говорят, налакался, нажрался, назюзюкался?
– Точно. Так что с того?
Браш смотрел на себя в зеркало, намыливая лицо.
– Я так много об этом слышал. Просто хотел узнать.
– И что ты об этом думаешь?
Браш оперся руками о раковину и уставился в пол.
– Я еще не знаю, – сказал он. – Пока ясно только одно, не зря вводили сухой закон. Я не знал, что спиртное способно сделать с человеком. Ты знаешь, я чувствовал себя величайшим проповедником и величайшим мыслителем мира... мне начало казаться, что я могу стать величайшим президентом в истории Соединенных Штатов. Я забыл обо всех своих недостатках.
– Вот именно, для этого и пьем. Это только начало. То ли еще будет!
– М-м-м...
– Слушай, бедолага. Я для тебя девушку нашел. Именно такую, каких ты любишь.
– Что это значит?
– Ты же все время ищешь порядочную девушку. Будущую мать твоих детей.
– Не теряй попусту время, Херб. Такими вещами со мной шутить нельзя. Это ни к чему не приведет, Херб.
– С чего ты взял, что я шучу? Тоже мне, недотрога.
– Я не верю в твою серьезность, Херб. Прекрати.
– Не хочешь – не надо. Я тут забочусь о нем, хлопочу о приглашении на воскресный обед в прекрасную семью с красивыми девушками, а он мне все портит. Семья, кстати, с деньгами. А девушек таких симпатичных больше в Канзас-Сити не найдешь.
– Как же ты сумел с ними познакомиться, Херб?
– Обижаешь, Джордж, обижаешь.
– И не думаю обижать. Просто спросил.
– Ты меня не знаешь, Джордж. Я совсем другим человеком стал. Серьезным. Я сам за одной из этих девушек ухаживаю. Собираюсь жениться. Все честь по чести.
Браш, продолжая бриться, не сводил глаз с отражения Херба в зеркале.
– Где они живут?
– На бульваре Маккензи. В шикарном особняке. Деньжата у них водятся. Луи, Бэта и меня пригласили на воскресный обед, я рассказал им о тебе, и они тебя тоже зовут. На воскресном обеде, бедолага, еды будет сколько хочешь... Так что решайся. Сейчас двенадцать часов, и мне пора звонить миссис Кроуфат – ей надо знать, сколько нас придет.
Браш продолжал наблюдать за ним в зеркало.
– Поклянись именем Господа, Херб, что ты меня не разыгрываешь.
– Ну ты даешь! Оставайся дома, черт с тобой. Иди есть в столовку. Может, отравят. А я сказал миссис Кроуфат, что мы споем для них. Хочешь развалить квартет – пожалуйста.
– Я пойду, – сказал Браш и вернулся к своему «Королю Лиру». – «Когда ты расколол свой венец надвое и отдал обе половинки, ты взвалил осла себе на спину, чтобы перенести его через грязь», – прокричал он.
– Что? – спросил Херб. – Что такое?
– Я не с тобой говорю. «Видно, мало мозгу было под твоим золотым венцом, что ты его отдал»[11 - Шекспир У. Король Лир. Акт. I. Пер. Б. Пастернака.].
Через несколько минут Херб вернулся.
– Понимаешь, Джордж, раз уж ты заставил меня поклясться, должен признаться, что без розыгрыша не обошлось... вообще-то невинная шутка... понимаешь, я им сказал, что ты знаменитый певец. Они ужасно обрадовались. Думают, что ты настоящий певец, как на радио. Или на эстраде, и очень знаменитый.
Браш отвечал со спокойным достоинством: