Небо – моя обитель

– Я... я надеюсь, что она найдет себе хороший дом, судья, – сказал он.

– Да, да. Обдумай это, мальчик, а я тем временем позабочусь, чтобы твои школьные учебники попали в нужные списки. Вот так-то, сэр.

Глава V

Канзас-Сити. Пансион Квини. Первые новости об отце Пашиевски. Джордж Браш напивается и буянит

Ферму в Мичигане Браш давно уже не считал своим домом; дома у него не было – вот почему он с особым удовольствием приезжал в те города и городишки, где у него уже были друзья. Канзас-Сити как раз и был одним из таких городов. Пансион Квини – ее настоящее имя было мисс Крейвен – представлял собой высокое, узкое, темное здание, стоящее среди столь же темных коробок бывших особняков в районе, где Восьмая улица пересекает Пенсильвания-авеню и Джефферсон-авеню. Несколько меблирашек в этом центральном районе, что называется, на ладан дышали – окна домов выбиты и закрыты только газетами, дворы заросли сорняками и завалены старыми ваннами, которые служат бастионом против негров-картежников, котов и ночных бродяг. Задние окна пансиона Квини смотрят на холм, усыпанный бутылками и старыми автомобильными шинами, за холмом тянутся железнодорожные пути, за путями – грязная, черная от сажи река.

Браш взбежал по ступенькам и позвонил в дверь. Квини вышла с половой тряпкой в руках.

– Привет, Квини.

– О, мистер Браш, рада видеть вас.

– Ребята дома, Квини?

– Кажется, все ушли. Поднимитесь и посмотрите. Ночевать останетесь?

– Да, Квини. Я здесь пробуду три дня.

– Хорошо, сейчас я пойду и застелю вам постель. Там все перевернуто вверх дном, мистер Браш, вы же их знаете. Они говорят, что убьют меня, если я начну убирать у них, – позволяют только постели заправить. Поговорите с ними, чтобы они мне не мешали наводить порядок.

– Постараюсь... Какие новости?

– Дайте подумать... Мистеру Моррису снизили в его больнице зарплату, да и мистеру Каллахану тоже.

Браш спустился на несколько ступенек.

– Херб по-прежнему пьет как свинья, Квини?

– Я никогда толком не знаю, что там у них происходит, но думаю, что пьет. Понятия не имею, как это случилось, мистер Браш, но позавчера они спустили с лестницы самого судебного исполнителя. И миссис Кубински, она живет рядом, говорит, что видела, как однажды ночью кто-то повис на руках снаружи, чудом держась кончиками пальцев за подоконник, его едва втащили в окно в последний момент. Я просто удивляюсь, что за пять лет такой жизни никто из них не погиб. Ведь смерть ходит за ними по пятам в день получки каждую неделю – я не преувеличиваю.

– Я знаю, – сказал Браш озабоченно. Они посмотрели друг на друга. Браш добавил: – Мы должны перевоспитывать их постепенно, Квини... Не вешай носа... Как отец Пашиевски себя чувствует, Квини?

– Очень хорошо. Вернулся на работу. Ездит поездом в семь ноль девять.

– С почками у него все обошлось?

– Теперь врачи считают, что это были камни. Миссис Крамер дала ему воды из реки Иордан, и он пил ее с чаем понемножку, камни и растворились. Я была тут в Обществе святой Вероники, так миссис Делеханти сказала, что с ним всегда что-то не так – то одно, то другое. Она говорит, что он долго не протянет.

Браш поднялся по лестнице на верхний этаж, который его четверо друзей снимали у Квини. Большинство дверей уже давно были выбиты, сначала они лежали на полу как доски, а потом и вовсе развалились на мелкие кусочки. В некоторых стенных перегородках зияли дыры, через которые можно было разглядеть обитые углы и облупившуюся штукатурку соседних помещений. Пахло грязной одеждой, антисептическим мылом, джином и лимонной кожурой. Браш сел на одну из кроватей и с тоской огляделся. Здесь жили газетчики Херб и Морри, киномеханик Бэт и Луи, работавший лаборантом в больнице, но иногда вынужденный исполнять и обязанности сиделки.

Дружба Браша с обитателями этих комнат покоилась на весьма сложном соглашении. Браш, со своей стороны, обещал не докучать им без нужды разговорами о религии, воздержании, непорочности и табаке; а они обязались держаться разумных пределов пристойности в разговорах и выходках. Странная эта дружба скреплялась тем, что Браш превосходно вел партию второго тенора, а многоголосое пение приносило им всем громадное удовольствие. Браш вытворял такое в припеве «Пребываю в отчаянии», что его компаньоны приходили в неописуемый экстаз. На первой ноте в конце припева «Если она не полюбит ме-ня-я-я» он мягким portamento[9 - Portamento – способ исполнения мелодии переливом одного звука в другой (ит.).] поднимался на октаву выше и держал ноту, переходя с тихого фальцета на прекрасное фортиссимо, потом, пока три других певца, бледные и потрясенные, брали следующую ноту, он величественно спускался по всему трезвучию в басовый регистр. Он так интонировал «Высоко над водами Каюги», что казалось, в песне речь шла о каком-то бесконечно печальном прощании, случившемся много лет назад в глубине леса под звуки далеких-далеких рожков. Это мастерство и цементировало их союз. Соглашение было достигнуто неожиданно в первый же вечер пребывания Браша в пансионе, когда он преклонил колена для молитвы у своей постели.

– Либо кончай с этой ерундой, либо проваливай отсюда, – сказали они.

– Хорошо, но если я останусь, – ответил он мрачно, – так это не потому, будто я испугался.

– Пошел вон! – закричал Луи. – Выметайся! К черту! – Но в этот момент к ним вернулась мысль о «Всю ночь, всю ночь», спетой mezzo-voce[10 - Mezzo&voce – вполголоса (ит.).], и они проглотили свой гнев – соглашение было заключено.

Теперь Браш сидел на постели, с грустью размышляя о разорении в комнате. Вошла Квини с бельем.

– Если я уберу здесь, вы защитите меня от них, мистер Браш? – робко спросила она.

– А может быть, завтра, Квини? Я себя паршиво чувствую. Хочу немного поспать.

– Паршиво чувствуете? Что у вас болит?

– Ничего не болит. Просто тошнит от гостиниц и поездов. И от многого другого тоже.

Квини уважала дурное настроение. Она быстро застелила постель и сказала:

– У меня кофейник горячий стоит на плите. Кофе взбодрит вас.

– Нет, спасибо, – сказал он, глядя в потолок и неожиданно для себя добавил: – Тебе никогда не хотелось умереть, Квини?

Квини немедленно бросилась в наступление:

– Не смейте говорить такое. Мне стыдно за вас, мистер Браш. Я однажды заикнулась о чем-то подобном на исповеди в Спокане, в штате Орегон, так отец Лайонз мне чуть голову не оторвал. Это совсем на вас не похоже.

Пристыженный Браш улыбнулся:

– Я пошутил, Квини. Это само из меня выскочило.

– Здоровый молодой мужчина с великолепным тенором, и вдруг такое.

Квини стыдила Браша, пока не заметила, что он уснул. Она шагнула к кровати, внимательно посмотрела на него и на цыпочках спустилась вниз. Не успела она добраться до прихожей, как входная дверь шумно распахнулась и вбежал Луи.

– Привет, Квини! – заорал он. – Держись за стенку, Квини, с депрессией покончено. Найден способ опреснения океана. Тебе понравится.

– Хватит шуметь. Мистер Браш спит наверху в вашей комнате. Говорит, плохо себя чувствует.

– Что? Иисус заболел? Так, так – все понятно. Я знаю, как его вылечить.

Луи бросился наверх осмотреть пациента. Браш проснулся.

– Как тебя угораздило подцепить эту дрянь? – спросил Луи, пододвигая стул к кровати.

– Что подцепить?

– Заразу. Грипп Б-17. Дай-ка пощупаю пульс.

– Я здоров.

– Никаких сомнений, Б-17. Инфлуэнца. Где же ты ее подцепил?

– Оставь меня в покое.