Небо – моя обитель

– Опять ты за свое. Это ужасно – то, что ты говоришь. Ты сошел с ума.

– Роберта, могу я съездить к твоему отцу и поговорить с ним?

Это ее совсем убило.

– С меня хватит, – закричала она. – Если ты это сделаешь, я повешусь. Я не шучу. Я говорю тебе вполне серьезно: я повешусь.

– Ш-ш-ш, Роберта! Обещаю тебе не делать ничего против твоего желания.

– Знаю я твои обещания!

– Нет, честно... Послушай и не заводись: я буду в Канзас-Сити или неподалеку в течение полутора недель. Разреши мне видеться с тобой каждый день – или через день? – просто чтобы поговорить, или пообедать вместе, или в кино сходить.

– Какой смысл говорить, когда ты все твердишь одно и то же, о своей... своей сумасшедшей идее? – Они немного помолчали. Роберта начала дрожать. – Я здесь простужусь, – сказала она. – Не хочу я стоять вот так на улице... Слушай, вот что ты можешь сделать. В воскресенье в Канзас-Сити приезжает погостить моя сестра. Ты можешь поговорить с ней.

– А ты там тоже будешь?

– Да. Да.

– Где?

– Встретимся здесь же в четыре часа.

– Сегодня только вторник.

– Плевать. Я до воскресенья не могу встретиться с тобой, а то я тоже чокнусь.

– Можно я буду писать тебе письма?

– Пиши, только не приходи в ресторан... А теперь мне пора.

– Роберта, ты примешь от меня подарок?

Он вынул из кармана комок оберточной бумаги и извлек из него наручные часы, которые недавно пытался подарить Джесси Мейхью. Роберта взглянула на них и закричала:

– Неужели ты не догадываешься, что я не хочу иметь с тобой ничего общего? Неужели не видишь, что жизнь моя как-то устроилась, что я не хочу ни в чем ее менять и что я не хочу вспоминать о давно минувших событиях? Неужели ты этого не понимаешь?

– Нет, – сказал Браш грустно.

– Ну что ж, мне пора, – сказала она и ушла.

Оставшись один, Браш вошел в библиотеку и принялся читать статью о Конфуции в «Британской энциклопедии». Мысли его, однако, бродили далеко, и вскоре он вынул из кармана лист бумаги и начал первое из ежедневных писем к женщине, на которой собрался жениться.

Вечером того же дня он бродил около дома Квини, поглядывая на освещенные окна верхнего этажа. Наконец свет погас, и через несколько минут по ступеням крыльца сбежал Бэт и торопливо пошел по улице. Браш позвонил в дверь.

– Привет, Квини, как ты?

– Хорошо, а как вы, мистер Браш?

– Мы можем войти в дом и поговорить где-нибудь, где они нас не увидят? Как у них дела, Квини?

– Вы разве не знаете? Мистер Мартин ужасно болен.

– Херб?

– Да. И болеет он не здесь. Он в больнице, в милях десяти – пятнадцати от города... Мистер Бейкер говорит, что, если верить врачам, он скоро умрет... Я-то, конечно, этого не знаю.

– Ты навещала его там?

– Да, я ездила на грузовике с бельем, который очень поздно вернулся. А билет только в одну сторону стоит двадцать центов.

– Квини, поедешь со мной туда завтра?

– Но...

– Ты пойдешь первой, повидаешь его, а потом спросишь, можно ли мне к нему зайти. Обещаю, что ничего неприятного говорить ему не буду. Так поедем?

– Утром, наверно, я смогу, утром – смогу. Дочь миссис Кубински, которая живет рядом, откроет дверь, если кто придет.

На следующий день Браш приехал с букетом гвоздик, и они отправились в путь.

– Приятная поездка, – сказала Квини. – Нет ничего лучше долгой поездки на автобусе из города в деревню.

– Как там отец Пашиевски, Квини?

– Ну, вы знаете, он был болен. Так вот, он не успел еще до конца выздороветь, как принялся за старое. Он стал, как и раньше, ходить в походы с членами благотворительного общества «Рыцари Святого Людовика», а девушек из «Цветов Богородицы» начал водить в зоопарк. Вот камни в почки и вернулись. Да, сэр, такие вот дела.

– Неужели вернулись?

– Да. Вы знаете, он уже больше, я думаю, не поправится. Он ужасно расстроен, мистер Браш. В душе он совсем разочарован.

– Чем же?

– Тем, что случилось с его молодыми людьми. С этими рыцарями Святого Людовика, с которыми он так много возился два года назад. А они оказались сущими гангстерами. Да, сэр, хватали людей в парке, воровали автомобили и все такое прочее. А многие из «Цветов Богородицы» стали профессиональными партнершами.

– А ч-ч-что это такое, Квини?

– Я и сама-то толком не знаю. Знаю только, что, когда в танце у мужчины нет своей девушки, он платит другим девушкам, чтобы те танцевали с ним. Отец Пашиевски говорит, что собрания «Цветов Богородицы» он теперь может проводить и в дансинге.

– А это не аморально – быть профессиональной партнершей, Квини?

– Нет, я думаю, нет, но это хуже, чем ходить в зоопарк... Он совсем голову потерял. Они хотят немного подработать на стороне, понятное дело – депрессия. И еще другая вещь: никто из поляков, которые приходили играть в кегли в подвале, работы теперь не имеет. Одной капустой пробавляются, вот как они живут. Давайте поговорим о чем-нибудь другом, мистер Браш, – я не могу говорить о депрессии долго. Голова начинает кружиться.

Браш, смущаясь, скосил глаза на Квини.

– А отец Пашиевски... он еще чего-нибудь говорил обо мне?

– Я же вроде бы сказала вам. Неужели забыла? Он молится о вас.