Небо – моя обитель

Бёркин заорал:

– Говорят же тебе, я никогда не оправдываюсь.

– Я все сам расскажу судье, – сказал Браш. Затем, медленно подняв голову, добавил с улыбкой: – Вам приятно верить.

– Откуда ты взялся, черт возьми? – пробурчал Бёркин и отошел, будто разозлился. Вернувшись, он сказал: – Кроме того, судья в этом городе – стреляный воробей. Он уже здесь сорок лет никому рта раскрыть не дает. Он не только судебных процедур не выполняет, он даже не слушает обвиняемых. И у тебя шансов не больше моего. Чему ты так радуешься, хотел бы я знать?

– Не знаю, – ответил Браш тихо. – Наверное, люблю, когда со мной что-нибудь происходит.

– Ты чокнутый, – сказал Бёркин.

– Знаю, – ответил Браш, продолжая улыбаться, – но вы сказали, что я логичный.

– У тебя есть что-нибудь почитать?

– Да, в камере у меня есть книги. А с собой – только это. – И Браш вытащил Новый Завет, «Короля Лира» и брошюру о промывании толстой кишки.

Бёркин взял «Лира» и вернул Брашу два других произведения.

– Никогда не держи эти две книжечки отдельно, – сказал он.

Браш стоял, опустив голову, и обдумывал услышанное.

– Мне не нравится, когда вы так говорите, – сказал он.

– Мы живем в большой свободной стране, – ответил Бёркин весело, снова улегся на скамью и прочитал «Короля Лира» от корки до корки.

* * *

Слух о кровожадном Джордже Браше мигом разнесся по городку, и к двум часам пополудни зал заседаний суда заполнился благоговейно молчавшими горожанами. С появлением Браша на месте обвиняемого тишина стала еще напряженнее – зал затаил дыхание. Браш плотно сжимал губы и был чуть бледнее обычного, но смотрел вокруг безо всякого смущения. Судья Карберри вот уже тридцать пять лет был самым известным жителем городка, но, когда он вошел, все воззрились на него так, словно увидели впервые. Он устало огляделся, высморкался и сел. Это был немолодой лысый человек с маленькими черными глазками и острым носом, окруженным мириадами морщинок – следами доброты, разочарования и скуки. Его настолько рассердило непривычное столпотворение, что он проявил больше неуважения к судебным процедурам, чем обычно. Он пробормотал несколько распоряжений секретарю, и тот начал спешно выполнять их. Пока оглашалось обвинительное заключение, судья искусно построил баррикаду из многотомных «Комментариев» Блекстоуна[19 - Речь идет о «Комментариях к английским законам» (1765 – 1769) английского юриста У. Блекстоуна.], за которой имел обыкновение читать во время судебных заседаний. Сейчас он заканчивал роман Джордж Элиот и собирался весной приняться за «Уэверли»[20 - «Уэверли» (1814) – исторический роман В. Скотта (1771 – 1832).].

– ...попытка похищения малолетней... – бормотал секретарь, – подстрекательство к краже и соучастие в ней... виновным себя не признает... защищать себя будет сам...

Пригласили мистера Уоррена.

– Значит, так, мне позвонила миссис Робинсон и сказала, что в магазине миссис Эфрим происходит грабеж, поэтому я...

Судья украдкой пробежал пару абзацев «Адама Бида»[21 - «Адам Бид» (1859) – роман английской писательницы Джордж Элиот (1819 – 1880).] и поднял голову.

– Оба обвинения выдвигаются против одного и того же лица? – спросил он сухо.

– Да, ваша честь.

– И произошло это в один день?

– Да, ваша честь.

Судья позволил себе бросить на Браша взгляд, полный холодного презрения. Браш встретил этот взгляд не дрогнув. Наступила тишина. Браш поднял руку.

– Можно мне сказать, ваша честь? – спросил он.

Сначала судья, казалось, не слышал его.

– Что вы хотите сказать?

– Ваша честь, я хочу, чтобы вы знали, что повода для судебного разбирательства просто нет.

– Вот как?

– Да, все это чистое недоразумение. И если вы позволите мне рассказать сейчас, что же произошло, мы все покинем зал судебных заседаний через четверть часа. Кроме того, ваша честь, я могу объяснить все и о деле мистера Бёркина, которое вы будете слушать после моего, – оно тоже основано на недоразумении.

– Вам случалось ранее представать перед судом?

– Нет, ваша честь. – Потом он без энтузиазма добавил: – Но меня уже арестовывали.

– Ах, вот как?

– Да, но это тоже были недоразумения. И через час меня выпускали.

– Вы можете сообщить суду, за что вас арестовывали и где?

– С удовольствием, ваша честь.

– А мы вас с удовольствием послушаем.

– Первый раз меня арестовали в Батон-Руж, в штате Луизиана. За то, что ехал в автобусе для черных. Я верю в расовое равенство, ваша честь, и в братство людей, и, чтобы продемонстрировать свою веру, я сел в автобус для черных. И меня арестовали... Второй раз...

Судья Карберри остановил его поднятием руки. Он медленно обвел чуть затуманенным взором замершую публику, потом повернулся к стенографисту, будто желая убедиться, что тот занес в протокол это показание. Затем он поднял глаза к верхней части окон, словно размышляя, не следует ли заказать новые рамы. Наконец его взгляд вновь упал на Браша. Судья высморкался и вежливо предложил:

– Будьте добры, продолжайте, пожалуйста.

– Второй раз меня арестовали месяц назад в Армине, в штате Оклахома. Снимая деньги со счета в банке, я сказал президенту, что, по-моему, сберегательные банки аморальны. За это меня арестовали.

– У вас были основания сомневаться в надежности вашего банка?

– Я совсем не это имел в виду, ваша честь. Я хотел сказать, что все банки подобного типа сами покоятся на людских страхах и порождают в людях новые. У меня есть собственная теория на этот счет, но для изложения мне надо время.

– Понятно, – сказал судья. – Ваши идеи отличаются от общепринятых, верно?

– Верно, – ответил Браш. – Я не для того четыре года учился в колледже и пережил нелегкое религиозное обращение, чтобы иметь общепринятые идеи.

И снова удивленный взгляд судьи поплыл по залу. Он заметил миссис Эфрим, сидящую в окружении своих шестерых празднично одетых детей, – вся семья смотрела на него с благоговейным ужасом. Он заметил чету Груберов и Роду Мей, отмытую так, что она розовато светилась, и одетую в белое выходное платье.

– Можете садиться, – сказал он Брашу, потом буркнул что-то секретарю и вышел из зала. Подойдя к телефону, он позвонил своей жене.

– Ты знаешь, Эмма, – сказал он, опустив глаза и почесывая щеку, – м-м-м... м-м-м... бери свое шитье и приходи в суд.

– Это еще зачем, Дарвин?