– Даже если я умру, тебе будет пофиг, – рычит Люся. – Ты будешь трястись над географичкой. Может, я вообще у тебя приемная, поэтому ты со мной вот так.
Я улавливаю в воздухе запах эвкалипта. И сразу вспоминаю, что осенью дочь рассказывала мне, как расплакаться на камеру. Она смотрела одну блогершу, и та посоветовала намазать пазухи носа «Звездочкой». Люся, по-видимому, забыла, что поделилась со мной этим лайфхаком.
– Чем это от тебя пахнет? – вкрадчиво спрашиваю я.
– Отчаянием! – хнычет Люся. – Безнадегой!
– Ты что, натерлась «Звездочкой», чтобы меня разжалобить? – Я все никак не могу поверить, что моя дочь – криминальный талант. – Зачем так кардинально? Я слышала, можно просто на лампочку смотреть подольше – тогда слезы тоже навернутся.
– Что? – Люся заливается краской, даже кончики ее ушей вспыхивают. – По-твоему, я придуриваюсь?
– Не знаю. Но вообще как-то странно все.
– Я… Я не притворяюсь. Я намазалась «Звездочкой», потому что у меня от тебя голова разболелась, – заявляет дочь и начинает реветь довольно натурально.
У меня самой щиплет глаза: не могу видеть своего ребенка несчастным.
– Хочешь, я какао сварю? – чуть погодя предлагаю я. Мне хочется хоть немного поднять дочери настроение.
Люся как будто вообще меня не слышит. Она глубже зарывается в подушку и снова издает хлюпающие звуки.
– А после обеда можем на каток поехать, – не отступаю я. – Нельзя в телефон целыми днями втыкаться, надо хоть изредка выбираться из дома.
– Не нужен мне твой каток, – взвивается Люся. – И какао тоже не нужно. Я хочу снимать видео, хочу свой канал. Что ты со мной как с маленькой?
Вид у нее такой свирепый, что мне становится не по себе. Кажется, еще немного – и Люська к папе жить запросится. Тот, конечно, будет не в восторге, но чисто назло мне может и согласиться на время приютить ее у себя. Станет моя Люська жить на одних чипсах и ложиться под утро. Только этого мне и не хватало.
Дрогнув, я блею:
– А давай так: вы с Арианой удаляете нынешний канал и создаете новый, анонимный. Снимаете для него все, что хочется, но лица свои не демонстрируете. Идет?
Люся перестает выдавливать слезы, убрав подушку от лица, чешет в затылке:
– Даже не знаю. Звучит глупо.
– Ничего не глупо. Нужно уметь приспосабливаться к обстоятельствам, – глубокомысленно изрекаю я. – В искусстве всегда существовала цензура, но умелые творцы знали, как ее грамотно обойти.
Люся соскакивает с дивана, сморкается в какой-то носок.
– Ладно, я подумаю над твоим предложением, – в итоге бормочет она. – А что ты там говорила про каток?
***
С детства ненавижу зимние забавы: коньки, лыжи и игру в снежки. Я неуклюжая, мне эти развлечения крайне трудно даются.
Когда мы с Люсей приезжаем на каток в торговом центре, я сто раз проклинаю свою больную фантазию. Вот почему я предложила дочери каток, а не поход по магазинам? Или, на худой конец, боулинг? В боулинге мало шансов себе что-нибудь сломать, а на катке их миллион. Я еще недавно несколько пломб дорогущих поставила, теперь у меня совсем не получается отлепить себя от бортика. Я бреду, точней, качусь вдоль него, но сердце все равно бьется через раз, а перед глазами всплывают чеки из стоматологии.
Люся же на катке чувствует себя превосходно. Она падает каждые две минуты, но ее это не смущает.
– Смотри, я могу ласточку сделать! – верещит дочь перед очередным падением.
– Люсенька, осторожней, – умоляю я, сокрушаясь, что не прихватила с собой дочкин полис. Последнее было крайне неосмотрительно. Теперь, если нам понадобится в травмпункт, сначала все равно придется ехать домой. Мы намучаемся, потеряем драгоценное время, а сотрясение мозга – это вам не шутки какие-нибудь…
– Мам, тебе надо расслабиться. – Дочь, хохоча, влепляется в меня, расплющивает мою тушку по бортику. – Ты слишком серьезно ко всему относишься. Ну давай, поехали в центр, я научу тебя катиться спиной вперед.
– Не-не-не. Я уже старая, у меня кости плохо будут срастаться.
– Держись за меня и не навернешься! – Люся тянет меня в толпу народа, снующую в центре.
– Не хочу!
Пытаясь вывернуться из хватки дочери, я отпускаю бортик. Блямс! Я растягиваюсь на льду и сшибаю Люську. Дочь ржет как конь. У меня же перед глазами кружатся звездочки. Больше никогда в жизни не пойду на каток!
– Жалко, что я телефон не взяла, – говорит Люська, проворно вскакивая. – Ты такая смешная. Если снимать тебя, видео точно наберет миллион просмотров.
Я на четвереньках подползаю к бортику, кое-как привожу себя в вертикальное положение. И вдруг вижу его. Марка! Он стоит шагах в пятнадцати от меня, да не один. С ним рядом молоденькая брюнетка в фиолетовой толстовке. Она держит его за рукав, с щенячьей преданностью заглядывает Марку в глаза. Я отворачиваюсь, зажмуриваюсь.
Разве бывают в жизни подобные совпадения? Нет, не бывают. У меня, должно быть, галлюцинации от того, что я слишком сильно приложилась головой о лед.
Я осторожно тру шишку на затылке, выждав секунд десять, оборачиваюсь. Марк никуда не исчез. Он все еще стоит на прежнем месте, а вот его брюнетка грациозно кружит вокруг Марка, красиво виляя бедрами. Марк поглядывает на нее с заметным интересом.
Ну вот, приехали. Я не сходила с ним вчера на свидание, и он уже нашел себе другую. Моложе. Интересней. Эффектней, черт возьми! Оно и понятно: на красивых мужиков очередь.
Отвернувшись, я крепче вцепляюсь в бортик. Да почему мне вечно так не везет, а? Только познакомилась с мужчиной мечты, как все сразу пошло наперекосяк. Если бы не Люськины проблемы в школе, сейчас рядом с Марком могла быть я. Я!
Вздохнув, я утираю плечом сбежавшую по щеке слезинку. В груди неожиданно шевелится призрачная надежда. А может, это и не Марк вовсе, просто похожий мужик? Я ведь Марка видела только один раз, да и то – по видеосвязи.
Я снова оборачиваюсь. Нет, это точно он, без сомнений. Еще задолго до нашего созвона я внимательно изучила все фото Марка на сайте знакомств. Я и куртку его прекрасно запомнила, и джинсы вот эти мне тоже уже знакомы. Люблю, когда мужчина красиво одевается, не могу не задержать на нем взгляд.
Люська делает круг и возвращается ко мне, снова пытается оторвать меня от бортика.
– Люся, отстань, – с горечью шиплю я. – Мне и одной шишки достаточно.
Дочь хихикает и несется дальше.
Я бросаю еще один взгляд на мужчину своей мечты. Он уже снимает свою спутницу на телефон, что-то тихо приговаривает, отчего брюнетка заливается истеричным смехом. Я так сжимаю зубы, что мои бесценные пломбы чуть не крошатся. Зачем, черт возьми, я придумала себе температуру и насморк? Надо было сказать Марку, что у меня дочь приболела, или трубу прорвало. Мы бы перенесли наше свидание на сегодня, и не случилось бы в его жизни никакой брюнетки.
Марк убирает телефон, начинает обводить взглядом каток. Поджилки у меня мелко трясутся. Мне не хочется, чтобы он меня тоже заметил и узнал. Не хочется быть уличенной во вранье. Если с брюнеткой у Марка ничего не получится, он обязательно вспомнит обо мне. Но если я сейчас спалюсь, мои шансы на роман с ним полностью улетучатся. Лгуний никто не любит.
Я натягиваю на голову капюшон куртки, надвигаю его на глаза. Потом вспоминаю, что в кармане у меня валяется медицинская маска. Осенью мы ходили с Люсей в поликлинику, я немного покашливала, так что раскошелилась на маску. Выкинуть ее, как обычно, позабыла, так и таскаю в куртке четвертый месяц. Еще у меня в кармане буклет суши-бара и чек на какую-то булку. Они мне, конечно, не пригодятся, но все равно хорошо, что я запасливая.
Нацепив маску, я вновь гляжу в ту сторону, где тусуется Марк. Его на прежнем месте уже нет. Кручу головой. А, вот он – катит за ручку с брюнеткой, оба счастливые-пресчастливые, прямо как молодожены. Хнык.
В носу противно хлюпает, хочется высморкаться, но маска этому серьезно мешает. Ладно, буду терпеть.
– Мам, что с тобой? Зачем ты маску нацепила? – раздается рядом удивленный голос Люси.
Я поворачиваюсь к дочери: