Россия и современный мир №1 / 2018

Россия и современный мир №1 / 2018
Юрий Иванович Игрицкий

Журнал «Россия и современный мир» #98
Профиль журнала – анализ проблем прошлого, настоящего и будущего России их взаимосвязи с современными глобальными и региональными проблемами. Журнал имеет многоплановый, междисциплинарный характер, публикуя материалы по истории, социологии, философии, политической и экономической наукам. Ключевые рубрики – «Россия и мир в XXI веке» и «Россия вчера, сегодня, завтра».

Россия и современный мир № 1 / 2018

Памяти Владимира Алексеевича Виноградова

(02.07.1921–27.12.2017)

Академик РАН, профессор, доктор экономических наук, лауреат Государственной премии СССР, кавалер высших орденов нашей страны и иностранных государств.

После тяжелого ранения в начальной стадии войны демобилизован, поступил учиться в МГИМО МИД СССР. Окончив вуз в 1948 г. (первый выпуск), В.А. Виноградов начинает свою деятельность в Президиуме АН СССР, где впоследствии поднимается до высокой должности заместителя Главного ученого секретаря Академии. В конце 50-х – 60-е годы вносит большой вклад в установление международных связей АН СССР.

В 1972–1998 гг. – директор ИНИОН РАН. Ему удается превратить научную библиотеку (ФБОН) в исследовательский институт. «Виноградовский» ИНИОН – одно из высших достижений советской социально-гуманитарной науки 70–80-х годов. Этот Институт стал окном России в мир, и наоборот – вхождением мировой науки и культуры в русское сознание.

Владимир Алексеевич был не только выдающимся ученым, но и великим научным администратором. Он сумел превратить «долгострой» рядом с метро «Профсоюзная» в великолепное здание, которое до катастрофического пожара 2015 г. было центром социогуманитарной науки России.

Автоматизация библиотечного дела, создание национальной и международной системы научной информации (МИСОН), самые большие в мире аннотированные базы данных, библиографический центр, не имеющий себе равных, реферативные журналы по всем направлениям социально-гуманитарных наук, аналитика, специнформация, переводы классиков общественной науки ХХ в. – это и многое другое заслуга академика В.А. Виноградова.

После ухода с поста директора Владимир Алексеевич сосредоточился на работе руководителя Отдела глобальных и региональных проблем ИНИОН и любимого им Совета по экономической истории РАН. Автор 17 монографий и более 400 публикаций, он отдал свой выдающийся талант темам государственной собственности, приватизации, теории научной информации в области общественных наук. Он всегда помогал нам, сотрудникам его Института. Внешне строгий, обладал широкой и любящей душой. Создал в ИНИОН атмосферу дружелюбия, уважения друг к другу, терпимости. Учитель, директор, старший друг, источник заботы и защиты. Мудрец, мужественный и красивый человек.

Как мы были счастливы и спокойны, работая с Владимиром Алексеевичем!

Россия вчера, сегодня, завтра

«Он всегда будет жертвой интриг»: придворная борьба Александровской эпохи

    А.Г. Готовцева

Аннотация. В статье речь идет о политической борьбе при дворе императора Александра I. Анализируются идеи, циркулирующие в придворных кругах в разные этапы правления Александра. Делается вывод о том, что во многом следование этим идеям было продиктовано желанием представителей элиты стать как можно ближе к престолу и устранить конкурентов. При этом сам Александр I умело использовал эти идеологические разногласия в качестве своеобразной системы «сдержек и противовесов».

Ключевые слова: придворная борьба, Александр I, А.А. Чарторижский, П.А. Строганов, П.П. Долгоруков, М.М. Сперанский, А.С. Шишков, А.А. Аракчеев, либерализм, консерватизм, религиозные движения, Священный союз.

Готовцева Анастасия Геннадьевна – доктор филологических наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета, Москва. E-mail: brunhilda@yandex.ru

A.G. Gotovtseva. «He Will Always Be the Victim of Intrigues»: Court Fight in the Reign of Emperor Alexander I

Abstract. This article is about the court fight in the reign of the emperor Alexander I. The author analyses the ideas circulating in the court at different stages of Alexander’s reign and concludes that the court following these ideas, wanted to become closer to the throne and eliminate competitors, while Alexander used these differences as a system of «checks and balances».

Keywords: the court fight, Alexander I, A.A. Chartoryzhsky, P.A. Stroganov, P.P. Dolgorukov, M.M. Speransky, A.S. Shishkov, A.A. Arakcheev, liberalism, conservatism, religious movements, the Holy Alliance.

Gotovtseva Anastasya Gennad'evna – Doctor of Philology, Professor of Russian State University for the Humanities (RGGU). E-mail: brunhilda@yandex.ru

1

Близкие друзья великого князя Александра Павловича, составившие после его воцарения Негласный комитет, – та сила, о которой обычно вспоминают, рассуждая о начале царствования Александра I. Эти молодые люди, европейски образованные, подолгу в Европе жившие, размышляли о будущем России именно в европейском контексте. С этой точки зрения среди них выделяется польский магнат князь Адам Чарторижский, императорской волей возглавивший внешнюю политику России. Он мечтал о восстановлении Польши после его разделов Екатериной II. Восстановление это должно было произойти путем отвоевания бывших польских территорий у Пруссии.

Историк Александровского царствования великий князь Николай Михайлович осуждал подобные планы Чарторижского, отмечая, что намерение «? ne rien faire qui p?t exercer une f?cheuse influence sur les destinеes futures de ma patrie»[1 - «Не делать ничего, что могло бы оказать неблагоприятное влияние на будущие судьбы моего отечества» [54, p. 324].] было хотя «благородно с точки зрения человеческой, патриотично для поляка и его родины, но цинично и даже преступно для руководителя русских интересов» [34, с. 41–42]. Однако в глазах друзей юности, товарищей по Негласному комитету, никакой крамолы в позиции князя не было.

Воспитателем Чарторижского был аббат Шипионе Пьяттоли, апологет идеи «вечного мира». Идея эта была сформулирована в начале XVIII в. другим аббатом, Шарлем Сен-Пьером, и с тех пор бытовала в европейской политической культуре (см. об этом подр.: [4, с. 5–24; 1, с. 160–207]). В соответствии с ней Чарторижский пытался строить внешнюю политику России, создавая планы переустройства Европы и ратуя за создание антинаполеоновской коалиции. В мемуарах он писал: «Я твердо верил <…> что для меня возможно будет примирить русское стремление с благородными идеями, заставив служить ненасытную жажду русских к славе и первенству благу человечества <…> Я желал, чтобы Александр стал в некотором роде арбитром мира (arbitre de paix) для всего цивилизованного человечества <…> чтобы его царствование, наконец, начало бы новую эру в европейской политике <…> основанную на общем благе и праве каждого» [54, p. 370–371][2 - По причине не вполне точного перевода, сделанного в издании [48] здесь и далее перевод сверен с французским изданием: [54].].

Это – изложение космополитической мечты, лежащей в основе концепции «вечного мира» и всех ее производных. На ее фоне национальные интересы отдельных стран и народов кажутся не столь важными, и рассматривать их стоит только в рамках всеобщего контекста. Поэтому Чарторижский, создавая свои мемуары и заботясь, как любой мемуарист, о собственном положительном образе, считал вполне возможным признаться, что, хотя и «избегал произносить имя Польши, идея ее восстановления скрыто содержалась в самом духе» его внешнеполитической работы, в том направлении, которое он «хотел придать русской политике» [54, p. 372][3 - Оригинал на французском.]. Отмечу, что идею «вечного мира» разделял также воспитатель будущего императора Александра I Фредерик Лагарп, имевший на своего воспитанника несомненное влияние [37, с. 60–61]. Казалось, что с учетом этого замыслам министра не должно ничто помешать.

Но близилась война и, конечно, в окружении юного императора были те, кто пропагандировал активные военные действия против «корсиканского выскочки». Сторонники так называемой «русской партии» противостояли партии «вечного мира». Наполеон называл этих людей «une trentaine de freluquets, que sous diffеrens titre environnent l’empereur de Russie» или просто «ces trente freluquets»[4 - «Тридцать хлыщей, которые под различными титулами окружают императора России», «эти тридцать хлыщей» – фразы из 30-го, «аустерлицкого», бюллетеня Великой армии (12 фримера / 14 (3) декабря 1805 г.).], и был уверен, что им платит жалованье английское правительство, а император Александр находится под их полным влиянием [56, p. 493, 501]. Один из современников, граф Александр Ланжерон, остроумно констатировал: «Их было не тридцать, но к несчастью, их было слишком много. Впрочем, Наполеон нашел верное слово…» (цит. по: [50, с. 284]). Взгляды членов «русской партии» были националистические, даже «ура-патриотические».

Главой партии был энергичный и амбициозный князь Петр Петрович Долгоруков-младший. Он известен в истории прежде всего своей дипломатической встречей с Наполеоном в ноябре 1805 г. По мнению многих современников, именно поведение князя стало причиной Аустерлицкого разгрома союзных русско-австрийских войск[5 - Долгоруков держался с французским императором высокомерно, а по возвращении в Главную квартиру представил дело так, будто Наполеон испугался силы Русской армии. Последовало решение союзников атаковать французские войска и катастрофическое поражение. Подобные суждения можно найти в переписке и мемуарах той поры. См., напр.: [35, с. 18, 22, 41].].

Но роль Долгорукова при александровском дворе, его отношения как с императорским окружением, так и с самим монархом, конечно, не ограничиваются незавидной репутацией самоуверенного придворного, который не сумел разгадать гениальную провокацию великого Наполеона. Выполняя сложные дипломатические поручения, князь имел и военные таланты, он занимал далеко не последнее место в придворной иерархии, составляя оппозицию «молодым друзьям» императора (см. об этом подробнее: [12]).

* * *

«Космополиты» убеждали государя, что некоторое изменение существующих границ для восстановления польской государственности обеспечит прочный мир в Европе и защитит ее от Наполеона. Война же с Наполеоном – особенно после трагедии Аустерлица – отнюдь не необходима.

Ближайший друг Чарторижского, граф Павел Строганов, в декабре 1805 г. писал ему из Берлина о желательности «заключить внезапный союз с Бонапартом и вместе есть пирожные» [32, с. 346][6 - Оригинал на французском.]. В начале 1806 г. он подал императору официальное «мнение», в котором заявлял, что «в настоящем положении польза России требует, чтобы кабинет наш не пренебрег никаких средств, достоинству Е[го] И[мператорского] В[еличесст]ва соответствующих, сблизиться с Франциею». Того же мнения придерживался и сам князь: «Сохранение мира и всеобщего спокойствия Европы с самого начала 1801 года было всегдашним и постоянным предметом попечения российского двора. Для достижения сей главной политической цели надлежало возобновить прежнее доброе согласие, существовавшее в сношениях между Россиею и Франциею до времени революции, и для пользы общего дела надлежало пожертвовать всеми другими уважениями» [44, с. 217; 49, с. 200].

Долгоруков же обещал Пруссии помощь в случае, если та решится воевать с Наполеоном [30, с. 233]. Строганов, так же как и его конфидент князь Адам, был раздражен, считал Долгорукова виновным во всех бедах, а деятельность его не только бесполезной, но и вредной.

Долгоруков же, должно быть, искренне верил в благотворность и необходимость своих действий. Он внушал юному царю: «Вы единственный, государь, кто имеет возможность, средства и желание спасти Европу; но имея дело с деятельным врагом, ему противопоставляют такую же активность, чтобы быть уверенным в победе над ним» [35, с. 93–94][7 - Оригинал на французском.].

После Аустерлица, вопреки общей убежденности в невозможности продолжить войну, Долгоруков не отказался от своей риторики: «Вы единственный среди государей Европы, кто своей властью и всеобщим доверием, которое внушает Ваш образ действий и Ваша решимость, может еще его (Наполеона. – А. Г.) остановить <…> Вы можете еще одержать победу в этом прекрасном деле, защитником которого Вы объявили себя в глазах всей Европы и которым Вы удостоились всеобщего поклонения» [35, с. 32][8 - Оригинал на французском.].

За этими словами – целая стройная концепция. Александр должен стать спасителем Европы. Такая роль – нечто существенно отличное от «арбитра мира», которым видел русского императора Чарторижский и его окружение. Гению Наполеона должен быть противопоставлен не миротворец, не верховный судья мирного европейского порядка (на эту роль претендовал сам Бонапарт), а мессия[9 - Одна из идеологических моделей дискредитации Наполеона, разработка которой началась как раз в декабре 1806 г., – легенда о Наполеоне-лжемессии и Наполеоне-Антихристе (см., напр.: [26, с. 63–64, 301; 18, с. 38–39; 15, с. 235–236; 16, с. 84–85; 31, с. 130–131]). В соотнесении с метафорой «Александр – спаситель Европы» она создавала аллюзивную библейскую схему.].

Как-то в присутствии государя Долгоруков заявил Чарторижскому: «Вы рассуждаете, милостивый государь, как польский князь, а я рассуждаю, как русский» [35, с. 11].

Чарторижский действительно был поляком, и этого было достаточно для обвинений. По меткому замечанию А.Л. Зорина, поляки «воспринимались как пятая колонна внутри империи» [17, с. 165]. Ф.Ф. Вигель писал: «Князь Адам Чарторижский <…> сделался всем ненавистен. В средних классах называли его прямо изменником, а тайная радость его при виде неблагоприятных для нас событий не избежала также от глаз высшей публики» [8, с. 404–405]. Чарторижский признавался в мемуарах: «Русские воображали себе, что я тайно сочувствую Франции» [54, p. 351]. «Изменнический» мотив дискредитации оппонентов окажется значимым и в дальнейшем.

2

Во время военных действий 1806–1807 гг. возобладала одна модель – «спасение», в данном случае спасение Европы. Борьба за влияние переносится в главную квартиру армии и касается в основном военных дел. Так или иначе, к моменту заключения Тильзитского мира, когда противоборство придворных вернулось от бивуаков в дворцовые залы, лица при дворе сменились[10 - В декабре 1806 г. умирает Долгоруков. Полугодом ранее, в июле, подал в отставку Чарторижский. Утратив влияние на императора, хотя и сохранив личное общение, он перестал играть при дворе былую роль. В.П. Кочубей покинул пост министра внутренних дел в ноябре 1807 г. по причине слишком заметной для послетильзитской России симпатии к Англии. Что касается находившегося в Лондоне Строганова, то он, поняв, что в Петербурге все изменилось и «друзья его сошли со сцены», принял решение покинуть гражданскую службу. Он ушел со всех высоких государственных постов еще раньше Кочубея, в марте 1807 г., и поступил в действующую армию, добровольно отказавшись от придворного влияния. Из друзей юности рядом с Александром остался лишь Н.Н. Новосильцев, однако и тот уже никогда больше не пользовался прежним влиянием. В 1809 г. он уехал в Вену.].

Место при особе императора занял новый потенциальный вершитель судеб империи – М.М. Сперанский. «Новый фаворит, – замечает А.Л. Зорин, – лишь заполнил функциональную нишу, возникшую с уходом с государственной арены членов Негласного комитета, и прежде всего Чарторижского» [17, с. 215]. Собственно, и сам Сперанский отмечал подобную преемственность в известном Пермском письме Александру I: «В существе своем он (план государственного преобразования. – А. Г.) не содержал ничего нового; но идеям, с 1801 года занимавшим Ваше внимание, дано в нем систематическое расположение» [40, с. 412].

То, что в Негласном комитете существовало лишь в набросках и суждениях, у Сперанского получает стройную систему. Говоря словами Ключевского, «он был идеолог или теоретик», ум которого работал лишь с отвлеченными понятиями [21, с. 199].

Политика на некоторое время разворачивается на внутренние дела. Сперанский начинает готовить свои реформы. Следует обратить внимание на то, каким он видел российского императора: «В России государь соединяет в себе все роды сил, он есть законодатель, верховный судия и первый исполнитель своих собственных законов – вот что называем мы государственным постановлением и на сем одном понятии основываем мы все наши суждения о законах» [41, с. 185]. Если вспомнить рассуждения Чарторижского об императоре – «арбитре мира», то можно заключить, что в проектах Сперанского государю предлагалась та же роль, но по отношению к собственным подданным[11 - А.С. Шишков в относительно недавно обнаруженном сатирическом наброске, озаглавленном «Прогулка. Стихи к А.С. Хвостову» изобразил некоего «Мироправа» (arbiter de paix? – А. Г.). Догадка публикатора М.Г. Альтшуллера о том, что под этим именем Шишков изобразил Александра I «с его несостоятельными либеральными замыслами» в свете приведенных выше обстоятельств лишь подтверждается (см.: [2, с. 13–17]).].

Главную оппозицию Сперанскому, как известно, составлял тверской салон великой княгини Екатерины Павловны, по просьбе которой Н.М. Карамзин написал свою «Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». Конечно, нет никаких доказательств, однозначно подтверждающих знакомство Александра I c «Запиской…» Карамзина, но нет и никаких сомнений, что настроения кругов, близких в великой княгине, и порождаемые ими суждения были императору хорошо известны. Сам Карамзин был чужд властных амбиций, однако его перо могло быть использовано. В центре его записки – идея спасения, предложенная еще П.П. Долгоруковым; однако эта идея предложена на другом историческом фоне. Европа, по мнению Карамзина, уже проиграна «в Аустерлице и Фридланде». В новой обстановке нужно было думать только о России – «чтобы сохранить ее внутреннее благосостояние, т.е. не принимать мира, кроме честного» [19, с. 54].

А проект уложения государственных законов, подготавливаемый Сперанским, в оценке Карамзина, не что иное, как переведенный кодекс Наполеона: «Обещают скорый конец плаванию и верную пристань. Уже в Манифесте объявлено, что первая часть законов готова, что немедленно готовы будут и следующие. В самом деле, издаются две книжки под именем проекта Уложения. Что ж находим?.. Перевод Наполеонова Кодекса! <…> Время ли теперь предлагать россиянам законы французские, хотя бы оные и могли быть удобно применены к нашему гражданственному состоянию? <…> когда имя Наполеона приводит сердца в содрогание, мы положим его Кодекс на святой алтарь Отечества?» [19, с. 92][12 - Между тем, как отмечал биограф Сперанского М.А. Корф, «Наполеонов кодекс, каковы бы ни были частные его несовершенства, вполне соответствовал всем тогдашним требованиям науки и общества» [23, с. 162].].

Сперанский убеждал государя, что хотя войны с Наполеоном нельзя избежать, ее необходимо отсрочить на возможно долгое время: «Нет никакой вероятности, чтоб Франция начала войну, если Россия строго будет держать себя в настоящем положении» [41, с. 409]. Это было вполне в русле того отношения, которое высказывали представители Негласного комитета. И вызывало такую же реакцию оппозиционных кругов. Как отмечает А.Л. Зорин, «парадоксальным образом деятельность Сперанского, направленная на корректировку профранцузской линии официальной дипломатии, могла выглядеть в глазах недостаточно информированных людей как проявление его особой симпатии к Франции» [17, с. 193]. Даже польский контекст был призван его противниками в качестве аргумента [17, с. 212–213].

Но все эти обвинения в пособничестве Наполеону в посттильзитский период были мало состоятельны: с равным успехом можно было записать в изменники самого императора, который дружески обнимался с Наполеоном и называл его братом. Кроме того, Сперанский не был поляком. Поэтому нужен был другой, более сильный довод.

И здесь появляется новый элемент – религиозно-мистический. Он был в каком-то смысле подсказан действиями самого Сперанского, пытавшегося унифицировать масонство для объединения и просвещения духовенства [11, с. 108–109; 17, с. 217–221]. Терминологической и идеологической базой для противников реформатора в этом контексте стала преимущественно книга французского аббата Огюстена Баррюэля «Памятные записки к истории якобинства», первая часть которой была издана на русском языке в 1805 г.[13 - С 1805 по 1809 г. вышло два издания перевода этой книги на русский язык. Сочинение Баррюэля проводило идею всемирного масонского заговора и во многом определило самосознание противников реформ [17, с. 202–206].]