Дневник его возлюбленной

Дневник его возлюбленной
Ула Риф

Кристине Нортон двадцать четыре года. Она вполне успешный писатель. Но в личной жизни её преследуют трагедии и неудачи.После развода она возвращается в отчий дом, где всем заправляет её старшая сестра, которая намерена принять активное участие в устройстве будущего Кристины.Но у Кристины своё представление о счастье. Кристина жаждет настоящей, всепоглощающей любви. Ей нужен самый необыкновенный, самый преданный, самый-самый, словом, ангел, а не человек.А когда чего-то очень сильно ждёшь, это обязательно происходит…

В своём повествовании я намерено стёрла всё, что могло бы помочь определить, где именно произошли эти события. Скажу лишь, что всё это произошло со мной на планете Земля.

1 августа

Глава 1. Дома.

Я лежала на шёлковом, пахнущем лавандой постельном белье и гадала, который сейчас час. Конечно, можно было просто открыть глаза и посмотреть на часы, но сама мысль о необходимости малейшего физического действия усиливала головную боль и вызывала приступ тошноты.

«В ящике стола должны быть таблетки от головной боли, только вот как до него добраться».

Совершив невероятное усилие, я открыла глаза и для начала выяснила, который час. Было без четверти шесть. Чтобы голова не разлетелась на миллион частей, одной рукой я с силой надавила на лоб, а другой потянулась к ящику стола. Стол стоял в метре от меня, и я решила попытаться достать таблетки, не вставая с кровати. Я вцепилась в узкую прохладную ручку и резко дёрнула на себя. Ящик легко подался вперёд, не стремясь преодолевать моё усилие, и грохнулся на пол вместе со всем содержимым, которое рассыпалось веером ровно посередине между столом и кроватью. Тяжело дыша и стараясь не стонать, я откинулась обратно на подушку. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем я снова возобновила попытку достать лекарство. Я пошарила рукой возле кровати и наконец-то вытащила из вороха рассыпавшихся фотографий упаковку с лекарством. Воды под рукой не оказалось, поэтому я просто разжевала таблетку и, чувствуя невероятную горечь во рту, стала ждать облегчения. Наверно, я впала в забытье, потому что когда упрямая заноза перестала буравить мой мозг и я снова открыла глаза, было уже около семи часов. Солнце висело над деревьями и нагревало комнату, отражаясь от глянца рассыпанных на полу фотографий.

Почувствовав, что способность двигаться постепенно ко мне возвращается, я аккуратно сползла с кровати и стала собирать с пола старые семейные фото, которые после трагической гибели родителей хранились в ящике моего письменного стола. Я и моя единственная старшая сестра Марта, мама и папа, папа с Мартой, мама с Марком. С Марком, который так и не успел официально стать моим отчимом, но сделал всё возможное, чтобы стать другом.

Когда родители решили расстаться, мне было восемнадцать лет. К тому времени я уже покинула стены отчего дома и жила у своего бой-френда. А Марта, её муж Роберт и маленький Артур жили за границей, где работал Роб. Мама с папой остались одни в огромном, пустом и как-то сразу умолкнувшем доме. Наверное, они чувствовали себя осиротевшими, а мы, как все любимые, избалованные и эгоистичные детки, занимались своей жизнью, нимало не заботясь о чувствах самых дорогих людей. Не знаю, может быть, сказалась усталость, но им не хватило сил удержать друг друга в скучных и унылых буднях сытого и устроенного быта.

Переживала ли я их расставание? Не помню. Скорее, я просто не заметила его. Для меня-то ничего не изменилось: и папа и мама были рядом в любую необходимую для меня минуту. Так было всегда. Раньше так было всегда…

Мама и папа уже несколько лет не жили вместе, у каждого из них была своя жизнь, но они не разводились. То ли не придавали этому значения, то ли не находили времени – не знаю. Папа жил один, много работал. Не знаю, также, были ли после мамы в его жизни женщины. Меня он ни с кем не знакомил. А мама жила с Марком, который её боготворил. Они познакомились, когда она, чтобы немного развеяться, собиралась в путешествие на Мауи, один из островов Гавайского архипелага.

Марк возглавлял туристическое агентство «Адреналин», которое занималось организацией поездок в экзотические уголки планеты. Сначала он просто организовывал поездку, а потом, чувствуя, что влюбился в маму, оставил все свои дела и поехал с ней. Это был их медовый месяц. Вернувшись из поездки, они больше не расставались до самой маминой смерти. Мама разделила своё личное «они жили долго и счастливо» между двумя мужчинами, но по иронии судьбы именно с папой умерла в один день.

Мама с Марком собирались пожениться. Но сначала ей нужно было развестись с папой. Несмотря на расставание, мама и папа остались родными людьми, они дружили. (Хотя, иногда мне кажется, что папа до самого конца любил только маму). В день, на который было назначено слушание дела об их разводе, папа, как ни в чём не бывало, заехал за мамой, чтобы отвезти её в суд. На перекрёстке на них вылетела тяжёлая фура, ехавшая на красный свет с критическим превышением скорости. У них не было шансов.

Водитель фуры потом доказывал, что у него отказали тормоза. Его не посадили. Он умер от передозировки через четыре дня после гибели родителей. Когда он их убивал, он тоже был под кайфом.

Мы с Мартой, которая вместе с семьёй вернулась из-за границы сразу после трагедии, тяжело переживали смерть родителей и, как могли, поддерживали друг друга. А ещё я боялась за Марка. Мне казалось, что он не переживёт мамину смерть. На похоронах я даже подумала, что он сошёл с ума. Марк вдруг совершенно серьёзно стал договариваться с могильщиками, чтобы его похоронили вместе с мамой. Ему отказали, он бросился к могиле. Четыре человека с трудом смогли его удержать. За несколько дней он поседел, из видного моложавого мужчины превратился в дряхлого старичка. Действительность его больше не интересовала. Прошли месяцы, прежде чем он смог вернуться к реальности. Я была рядом с ним. Мы много говорили о маме, о жизни и смерти, и он признался мне, что теперь точно знает: смерти не существует, его любимая Лилия по-прежнему с ним, он чувствует её присутствие, и только это даёт ему возможность жить дальше.

Марк так и не женился. Он говорил, что такой любви, которую он испытывал к маме, больше испытать не сможет, и будет заботиться о нас, её дочерях, в память о той, которую так любил. Да, мама была чудным, светлым человеком. Её нельзя было не любить.

Марта ненавидит Марка. Она почему-то именно его считает виновным в гибели родителей. А я его люблю. За то, что он так бесконечно любил маму. За то, что старается, как может, заменить нам погибшего отца.

После трагической гибели родителей душой дома и хранительницей его негаснущего очага стала моя сестра Марта, которая старше меня на восемь лет. Она на удивление сносно ведёт хозяйство, следит за исправностью коммуникаций, хозяйственными постройками и газоном. Словом, ловко справляется с обычными бытовыми задачами, к решению которых у меня нет ни склонности, ни умения.

С личной жизнью у сестры тоже, в отличие от меня, всё сложилось удачно. У неё солидный любящий муж и отец двоих чудесных детишек, моих племянников: мальчика девяти лет и девочки пяти лет, Артура и Виктории, Арти и Тори. И только боль, которую нам с сестрой пришлось разделить на двоих, объединяет и сближает нас, делая вполне сносным наше сосуществование в те забавные моменты моей жизни, когда я возвращаюсь под крышу отчего дома зализывать раны после очередных неудачных романтических отношений.

С Мартой мы абсолютные противоположности, примерно, как Южное полушарие и Северное. Мы отличаемся всем: внешностью, характерами, пристрастиями и отношением к жизни. Я импульсивна, Марта, наоборот, склонна к рассудительности и взвешенности решений. Я взбалмошна, она морально устойчива. Марта могла бы составить цвет какой-нибудь бухгалтерии, и вы не встретили бы никого более опрятного в делах, чем моя сестра.

Но ей не судьба была погрязнуть под ворохом тоскливых смет. В девятнадцать лет она вышла замуж за человека в высшей степени достойного. Мне, одиннадцатилетней, мой новый родственник казался каким-то мастодонтом, но Марте было с ним хорошо. Наверно, именно это называется – «они нашли друг друга», и мне хватило великодушия порадоваться за счастье своей сестры.

Несмотря на то что родители были такими же полярными противоположностями, как мы с сестрой, у меня всегда было ощущение, что они очень сильно любят друг друга. А уж как они любили нас с Мартой… Даже после того, как они разошлись, и мы все стали жить раздельно, они всегда были готовы по первому зову прийти на помощь, что бы ни случилось. Потом их не стало, и у меня остались только Марта и Марк.

Что ж, мне двадцать четыре года, за плечами не сложившаяся семейная жизнь и тяжёлый багаж из чувства разочарования и личной неустроенности. Но что меня не может не радовать – я снова дома в это чудесное утро.

Я сложила фотографии, поставила ящик на место и, стараясь не растерять призрачное благополучие отпущенной болью на свободу головы, принялась одеваться.

Надеясь, что мне удастся в одиночестве выпить свой утренний кофе и окончательно прийти в себя, пока Марта, Роберт и племянники досматривают сны, я спустилась вниз и потихоньку пробралась на кухню.

Тонкий кофейный аромат, растекающийся волнами по дому, ещё на лестнице дал мне понять, что за завтраком я буду не одинока. Несмотря на ранний час на столе было, что называется, сервировано. Марта поднялась ещё раньше меня и, пока я боролась с головной болью и непокорной мебелью, успела приготовить завтрак.

– Как красиво! – Глядя на стол, я вдохнула ещё раз завораживающий кофейный бриз. – Марта, а почему тебе не спится столь прекрасным и столь ранним утром?

– А тебе? – Марта ответила вопросом на вопрос, это означало, что она страшно волнуется.

Всем своим видом показывая своё расположение и благодарность за горячий завтрак, я села и притянула к себе тихо звякнувшую белую кофейную чашку с дрогнувшим от моего усилия содержимым. Затем осторожно, двумя пальцами, приподняла её и ещё раз вдохнула, прежде чем сделать первый обжигающий глоток.

– О чем ты хотела поговорить со мной, моя обожаемая сестрёнка?

Обезоружить Марту было просто. Я знала все её сентиментальные слабости и иногда использовала их с пользой для себя. Конечно, это было не честно, но я не была готова выслушивать нотации этим тихим солнечным утром, учитывая то, что ещё сорок минут назад мне казалось нереальным просто открыть глаза и подняться с постели. Но, судя по всему, Марта была настроена решительно.

– Я хочу с тобой поговорить.

Удивительно, Марта никогда не начинала говорить прямо, она кружила вокруг и около, несмотря на то что я уже давно за неё могла воспроизвести наш грядущий диалог с точностью до запятой.

– Кофе божественен. – Я сделала ещё один глоток.

– Сейчас приедет Сирин.

Я подавилась кофе. На этот раз вопреки всем моим прогнозам Марта всё-таки решила начать с главного.

– Сирин? И ты поднялась в шесть утра, чтобы сообщить мне эту сногсшибательную новость? – Я резко отодвинула чашку. Та покачнулась, расплёскивая своё драгоценное содержимое, которое тут же воплотилось в развесёлые цыганские оборки на белой накрахмаленной скатерти.

Марта проводила взглядом танцующую цыганочку чашку и строго посмотрела на меня.

– Да, теперь я вижу, ты действительно дома.

– Прости. Но зачем, позволь спросить, сюда приедет Сирин? У тебя с ним какие-то деловые отношения?

– Это у тебя с ним отношения.

– Были когда-то.

– Кристина, тебе уже не шестнадцать, надо, наконец, определяться. Вы так долго были вместе, каждый может оступиться.

– Секундочку, дорогая! Кто мотивировал тебя на эту душещипательную беседу с утра пораньше?

– Он мне звонил.

Я не верила своим ушам. Оказывается, тут без меня ведутся переговоры об устройстве моей личной жизни, а я ни сном, ни духом.

– И что же он тебе рассказал? Как ему хорошо живётся с его новой пассией? Сколько ей лет? Кажется, она несовершеннолетняя, эта Соня?

– Когда вы начали встречаться, ты тоже была несовершеннолетняя, а потом при чём здесь Соня. Они просто общаются как друзья. Если хочешь, как родственники. – Марта опустила глаза и, наконец, выдала: – Но любит он тебя. Всегда любил.

Ну и спектакль. Я готова была аплодировать стоя.