– Кстати, – продолжил он через пару минут. – Вот меня всегда волновал такой вопрос: а для чего вам дерьмовозка? Я уже давно в метро работаю, и никогда не сталкивался с этим.
– Ну… местная канализационная сеть никак не сообщается с городской. Поэтому всё это дело нужно откачивать и вывозить из метро на сливную станцию. Потом вам всё это и расскажут, и покажут.
Кайрат уже давно обратил внимание на загадочные двери с табличками «ФЕКАЛ», которые то тут, то там проскакивали на фотографиях из тоннелей здешнего метро. Иногда могло посчастливиться увидеть их приоткрытыми и заметить, что за ними скрывались сложные переплетения толстых труб с многочисленными вентилями, а кое-где – ещё и манометрами с сигнальными лампами. Но, тем не менее, желания познакомиться с ними поближе у него не возникало.
– Может, сменим тему? Всё-таки обедать идём! – постарался вразумить коллегу Алексей, когда они уже прошли через весь цех и свернули в сторону столовой, прямо перед которой был небольшой скверик с макетом вагона на постаменте.
– Олег Михайлович, а вы тоже с нами пойдёте? – поинтересовался Кайрат.
– Нет, я не голоден, – ответил ему Стрельников, несмотря на то что с самого утра нормально не ел.
От скверика уходила асфальтированная дорожка в сторону транспортного КПП. По ней, однако, редко что-то ездило, и потому стремительно приближающаяся туча пыли и рёв мотора, по меньшей мере, озадачили Стрельникова. И когда тёмный БМВ, известный в народе по прозвищу «акула», с визгом шин и скрипом тормозов остановился прямо напротив входа в столовую, начальник депо уже мысленно представил, как подписывает приказ об аннулировании пропуска лихача. «Гонщиком» оказался Антон, который приоткрыл дверь и крикнул:
– Олег Михайлович, в машину, срочно!
– Что ещё случилось? – Стрельников взглянул на Тырышкина так, как будто тот обдал его ведром ледяной воды.
– Громов случился!
– Какого лешего? Я же вчера ему звонил, и он сказал, что отложит инспекцию!
Похоже, приезд большого начальника, к которому все так долго и упорно готовились, как всегда, оказался полной неожиданностью. Стрельников повернулся к остальным и сказал:
– Ну, значит, так. Всем приятного аппетита, я поехал. Дима, после обеда проводи ребят до проходной и распишись на охране. Потом я позвоню, если что. А вам, – он обратился к Алексею и Кайрату, – до завтра.
Стрельников торопливо занял место рядом с водителем, и БМВ рванула с места с пробуксовкой и дымом из-под колёс.
– Слухал за Громова? Который с Москвы? – спросил Дима Алексея, когда они зашли в туалет, чтобы помыть руки.
– Ну да, вроде. А кто это?
– Ответственный представитель заказчика. Тот, кто будет подписывать приёмку. Так знаешь его?
– Слышал, но лично не знаю. Но, говорят, зверствует.
– Ну, вот сегодня и узнаем. Мы, кажется, с ним уже встречались.
***
– Стрельников на месте? – едва открыв дверь в приёмную начальника депо, задала вопрос высокая блондинка. Она всем своим видом демонстрировала решимость и собственное превосходство.
Не привыкшая к такой наглости Лилия встала со своего места. Даже несмотря на то, что ей предстояло общаться, глядя на посетительницу снизу вверх, она умела держаться с достоинством.
– Сначала здравствуйте, – подчёркнуто вежливо, но твёрдо ответила Лилия, буквально чувствуя кожей, как вошедшая дама измеряет её взглядом. – Меня зовут Лилия, я секретарь Олега Михайловича. А как к вам обращаться?
– А вы действительно секретарь? – с издёвкой ответила посетительница вопросом на вопрос. – А то я уже начинаю сомневаться в вашей компетентности. Анастасия Фельдман, центральный аппарат Минтранса. И если бы вы работали как следует, то пакет документов для аудита лежал бы на этом столе.
Женщина уселась на диванчик, закинув ногу на ногу. Лилия выдержала паузу, оглядывая Анастасию. Строгий костюм бежевого цвета, кожаная сумочка с логотипом известного бренда, золотые часы, серёжки-гвоздики с бриллиантами, длиннющие ногти со свежим маникюром: всё говорило о том, что она тщательно продумала свой деловой образ: к мнению дорого одетого человека прислушиваются лучше, это общеизвестный факт. Но Лилию почему-то в этот момент больше заинтересовало, натуральный ли цвет волос у этой леди или нет, и она склонялась ко второму. «Так вот какая она, «Анестезия», – подумала Лилия. – Я была о ней лучшего мнения». Она, конечно, была наслышана об этой даме, но лично пообщаться выпало только сейчас. Прозвище Фельдман имело свою историю, связанную с одним маленьким бзиком: она ненавидела своё уменьшительное имя и не упускала возможности указать каждому встречному-поперечному, что она не «Настя», а «Анастасия». Неудивительно, что те, кто с ней работали, быстро переиначили её имя в «Анестезия», и прозвище это к ней прилипло.
– Придётся подождать, Олег Михайлович сейчас ушёл в цех, вернётся, скорее всего, только после обеда. Если бы вы предупредили о своём визите, то ждать бы не пришлось.
– А вы не хотите предложить посетителю кофе? – задержав оценивающий взгляд на кофемашине, произнесла Анастасия.
Она приехала в город ещё вчера, чтобы, не теряя времени, приступить к работе. Фельдман уже давно не доверяла никому, кроме себя. Даже собственному начальству. Именно поэтому она решила заявиться без предупреждения и даже раньше Громова, рассчитывая на эффект внезапности.
– Извините, конечно, – круглое лицо Лилии покраснело от гнева, – но я вам не официантка. Столовая на первом этаже, от лестницы направо.
***
Местным метрополитеновцам уже доводилось иметь дело с Валерием Геннадьевичем Громовым с полгода назад или даже больше. Тогда заказчики приехали на промежуточную инспекцию, а у подрядчика все сроки сорваны, и на стройплощадке метро царил полнейший шалман. Инспектора тогда долго удивлялись, почему все документы в порядке, а как дело дошло до проверок на объекте – у строителей возникала то одна отговорка, то другая, то тридцать третья, и все как на подбор правдоподобные, как рассказы барона Мюнхгаузена. Тогда их от души проскипидарили, и поэтому нынешней приёмки администрация боялась, как огня.
Стрельников напустил на себя как можно более добродушный и гостеприимный вид, чтобы скрыть разочарование от неожиданного визита. Но в мыслях Олег Михайлович репетировал самые разные сценарии начала разговора, пытался угадать, как на этот раз поведёт себя инспектор – пойдёт ли в наступление с первой же минуты или придёт с миром. И, наученный долгим опытом, Стрельников, тем не менее, догадывался, что ни один из воображаемых сценариев не реализуется так, как он предполагал.
Выйдя через проходную, куда довёз его Антон, Олег Михайлович затянулся папиросой и задумчиво вглядывался в проезжающий поток транспорта. Наконец, минут через пять-семь у ворот депо остановилось такси, откуда вышел кряжистый невысокий мужчина. Судя по тому, как сильно он боролся с одышкой, его лучшие годы были уже давно позади. Но, несмотря на это, шёл он довольно быстрым шагом. Мужчина, узнав его, поспешил навстречу и сам начал разговор:
– Здравствуйте! Извините, что без приглашения! И стеснять своим визитом вас не хотел, поэтому с вокзала сам такси заказал. Давненько не виделись, однако, Олег Михайлович! – Его грузноватая фигура никак не вязалась с визгливым, почти женским голосом.
– Давненько, Геннадьич! И на какой горе, с позволения сказать, волк сдох, что ты решил к нам пожаловать? Как Москва, стоит ещё? – приобнял Стрельников Громова, но за этим жестом угадывалась скрытая ненависть.
– Куда денется! По десять станций в год открываем, пока вы тут мхом порастаете! – с притворной фамильярностью ответил Громов.
– Если бы ваша дорогая Москва вовремя средства выделяла, так не порастали бы! – Стрельников жестом пригласил Громова на территорию.
– Ну как вы, до первого снега успеете сдать объект?
– С луны свалились? Нам бы к следующему лету закончить!
– Потому вы швейцарцев и спугнули, верно?
По сравнению с Громовым даже немногословный Стрельников казался образцом харизмы и красноречия – настолько трудно было понять, искренними или притворными являлись слова и эмоции Валерия Геннадьевича. Отвечая на неудобные вопросы, он мог отшучиваться и переводить беседу на отвлечённую тему, либо вещал долго и занудно, не отвечая по существу. Хотя чаще всего был молчаливым и задумчивым, и вся его манера разговора строилась на контрасте между мрачной натурой и пошловатым юмором. Ещё Громов частенько любил добавить в разговоре реплику про всяческие запреты, обоснованные или нет. Видимо, это больше всего нравилось ему в жизни – запрещать, и делать это с невыносимо слащавой улыбкой.
Пройдя через проходную, Стрельников пригласил гостя сесть в машину. Громов, заняв место на заднем сидении, спросил у Антона, сидевшего за рулём:
– Как у вас тут живётся?
– Как будто все черти с цепи сорвались, – усмехнулся Тырышкин, не зная, какую реакцию ожидать от этой в целом невинной фразы: то ли начнут расспрашивать, сколько мух и ворон пролетело над проходной, то ли пошлют на хутор бабочек ловить.
Стрельников наклонился к нему и легонько ткнул в бок, после чего обратился уже к Валерию Геннадьевичу:
– Вы, наверное, с дороги проголодались, предлагаю пообедать, – Олег Михайлович надеялся, что на этом первый день проверок и закончится.
– Я бы предпочёл сразу перейти к делу. Нас в административном корпусе уже Фельдман ждёт, – одной фразой разрушил его надежды Громов. При упоминании «Анестезии» Стрельников, прекрасно наслышанный об этой даме, поморщился, как будто съел лимон.
– А это у тебя часом не борщевик вырос? – Громов вдруг резко сменил тему и указал рукой на двухметровые зонтики на толстых стеблях, вальяжно покачивающиеся на ветру у забора. Затем, отвлёкшись от изучения местной растительности, он будто бы невзначай бросил коллеге:
– Вы тогда назначьте на завтра брифинг, пригласите всех, кого сочтёте нужным. Мне надо будет пару слов сказать.
***