От её тёплых слов что-то защемило в груди.
– Ты всегда сражался за других, и никак не хочешь смириться с тем, что есть вещи тебе не подвластные.
Элан улыбнулся:
– Я никогда не опущу руки!
Он тяжело поднялся на колени и задрал голову вверх, туда, где между убелёнными стенами оврага, в частоколе спящих деревьев, был виден кусочек светлеющего неба.
Хельга и Мирра тактично отвернулись, зная, что прикрывший глаза лис-оборотень просит свою богиню о помощи. Его пушистый хвост лёг на снег, тело на несколько секунд замерло, и только дыхание едва заметной струйкой пара выдавало присутствие жизни. Ещё миг, и друг уже поднимается на ноги, подхватывает на руки верную винтовку и с самым решительным видом лязгает затвором, не давая застывшей влаге намертво прихватить подвижные части:
– Пора выступать. Ещё километра три, и мы у реки.
Они немного отдохнули, а похлёбка из клубней и двух чудом уцелевших пайков влила хоть немного сил в измождённые тела…
Лис привык к путешествиям в лесах в одиночку или в компаниях друзей-эволэков. Сильные и духом, и телом, приученные с малых лет преодолевать себя, соратницы и соратники неизменно демонстрировали чудеса выносливости, и дети младших классов обычной средней школы стали настоящим испытанием его терпения. Ну, кто бы мог подумать, что всего-то двенадцатикилометровый марш-бросок от шахты к реке затянется на две трети долгой ночи и всё утро? Изоляционизм сыграл с кицунэ злую шутку, заставляя невольно мерить всех на свой аршин, и продвижение на скорости смертельно больной улитки выводило его из состояния равновесия.
А когда одна из девчонок, не выдержав-таки напряжения тяжёлого похода, осела в снег и разревелась…
Лис просто раскидал всех от хнычущей школьницы. Первой попала под горячую руку Оля – девушка бросилась к своей подопечной, но профессор за шкирку чуть ли не отшвырнул её назад, в голову колонны.
– Сейчас ей нужно не слезливое сочувствие! – прорычал он, и девушка осеклась, не решаясь перечить, но и не отходя далеко от плачущей девчушки, замялась на снегу.
Следующей досталось Хельге, а потом и Мирре – обе инстинктивно бросились на выручку, но взбешённый не на шутку товарищ только указал обеим на их обязанности.
– Занять места согласно купленным билетам! – Он не кричал и почти не повышал голоса, но раздражение, казалось, сейчас зажжёт снег.
Тут же, ломая крыльями тонкие веточки, на посадку пошла Лесавесима, и женщины, сплотившись в едином порыве материнского инстинкта, пошли на приступ.
– Слушай, рыжик, не кипятись! – упрашивала Хельга. – Я могу её понести, без проблем, и ты это прекрасно знаешь.
– Я тоже могу брать на спину по одному пассажиру через равные промежутки времени, – заверяла серая молния.
Но сердце кицунэ было неприступно и холодно, как скала в северном море. Он был не бездушным, просто…
– Нет, нет и ещё раз нет! – уже без грозного рыка, но твёрдо, протестовал тот. – Хельга! Ты нам очень нужна в головном дозоре – если влетим в засаду, твоя способность жить миллисекундами спасёт всех нас! Без тебя, моя обожаемая доченька, мы вообще зайдём в капкан и поймём это только тогда, когда нас уже будут пожирать живьём! Мирра тоже не может тащить её на себе – бой с молотоголовыми можно вести только парой, один стреляет, второй заряжает! Только так! Если мы разобьём взаимодействие, то погибнем все до единого!
Женщины осеклись, понимая весомость аргументов, и хитрец тут же овладел инициативой:
– Она должна встать, – отчеканил он, но тут же более мягко добавил. – Я сам с ней поговорю.
Девочка всё также хныкала, сидя на ледяной перине из кристаллов замёрзшей воды, когда рядом на корточки присело странное создание с телом человека, но уже далеко не человеческим лицом. Хвост едва заметно подрагивал, выдавая неуверенность и раздражение, но школьница этого не замечала, растирая по лицу ладошками горючие слёзы.
– Тебе сейчас очень больно и плохо, и тебе очень жалко себя, – спокойно, без насмешки и гнева, начал кицунэ. – Ты думаешь, что тебе уже не сделать ни единого шага.
– Я не могу идти… – глотая слёзы, ответила та. – Почему никто не может меня понести?
Она устремила полные слёз и обиды глаза на «плохого» дядьку-лиса, но тот тихо ответил:
– Потому, что всем сейчас так же тяжело, как и тебе. Посмотри, какой тяжеленный рюкзак тащит тётя Мирра. А ещё у неё винтовка, пистолет и патроны, а у тебя ничего этого нет.
Его внимательно слушала не только маленькая плакса, но и все дети. Собственно, именно на это и был расчёт:
– Тетя Лесавесима, – кивок на крылатую дочурку, – уже много часов летает, высматривая чудовищ, и сильно устала. Она ничего не ела со вчерашнего дня, потому что накормила тебя и твоих друзей картошкой, и ещё грела теплом своего тела. А о себе позаботиться не смогла, потому что беспокоилась о тебе. Вкусно было?
Вообще-то мороженые клубни, приготовленные на огне, даже на паршивый общепит не тянут, но оголодавшим детям они показались изысканным лакомством, и девочка закивала:
– Вкусно…
Она уже не рыдала, а Элан не торопился, перечисляя заслуги всех членов отряда:
– Тетя Хельга всегда впереди, она протаптывает тропинку для нас, тех, кто идёт следом. Снег глубокий, и ей тоже очень тяжело, но она не хнычет. Смотри.
Иригойкойя зубами сдёрнул перчатки, показывая ошеломлённой, вмиг перепугавшейся школьнице свои ладони:
– А дядя Лис потерял левую руку в бою с бандитами. Тётя Хельга дала мне свою взамен, но она всё время болит и мёрзнет, потому, что чужая. Но и я не жалуюсь, делаю своё дело, защищаю вас от чудовищ.
– Но…, – неуверенно протянула девчонка, – … вы такие… храбрые… вы…
Она шмыгнула носом, не зная, что и сказать увешенному оружием кицунэ. Он для неё богатырь из былин, и слушать такие истории…
– Мне очень страшно, – честно признался Элан. – Когда я дрался с чудищами в туннеле…
Он на секунду запнулся, не решаясь врать, но и немного стыдясь своего желания слукавить:
– … мне ещё никогда в жизни не было так страшно.
В этих словах было ни капли лжи: кровавые дельцы, заговоры, самые неожиданные препоны, что ставили на пути к победе самые разные люди, всё это только разжигало азарт. Борьба захватывала целиком его душу, заставляла только сильнее гореть огонь в груди, ещё с большей яростью и отвагой бросаться в бой, а тут…
Иригойкойя не мог не признаться самому себе: перед лицом совершенно бездушных, живых, но каких-то и не живых одновременно пришельцев, их простой и страшной жаждой чужой крови и смерти, перед этим опустошительным приливом, пришедшим из другой Вселенной, он невольно пасовал. Боролся, как всегда, но… Настоящей надежды в душе не было… Они – нечто, и как с этим справиться, каким хитроумным ходом или, на худой конец, грубой силой истребить эту напасть, он не знал. И, поэтому, боялся…
– Но, я сражаюсь, как и все, – он протянул руку девочке. – Твои друзья тоже сражаются. Не смотри на то, что у них нет автоматов. Каждый их шаг – это их вклад в победу, и ты должна встать.
Медленно, цепляясь за протянутую руку, девочка поднялась на ноги, и через полминуты уже не было слёз, а Элан ободряюще потрепал её по голове, едва заметно, но тепло улыбаясь:
– Молодец, Надя! Ты настоящий солдат!
Маленький отряд снова вытянулся в колонну, снова предательски захрустел снег под ногами железной леди, а поднявшая мощными ударами крыльев ледяную пыль Лесавесима послала своему папане воздушный поцелуй.
Я думала, ты ей сейчас ремня дашь!
Я бью детей только в целях самообороны!
Пошутил тот в ответ…
«Нам повезло, а вот им – нет!» – подумал Элан, разглядывая настоящий погром, что учинил кто-то в посёлке рыбзавода. Это были не мародёры, не грабители, даже не люди.
Сбив детей в кучку, кицунэ, бойцовская рыбка и киборг медленно и осторожно крались вдоль череды домиков, оставляя по левую руку цепочку искусственных прудов для молоди. Выбитые, будто взрывами бомб, окна и двери, могильная тишина, стройный ряд машин в техническом парке с навесом, ряд больших и малых лодок у деревянной пристани, всё говорило о том, что жителей молотоголовые застали врасплох. Уже снег скрыл следы побоища, уже не разобрать за шапками белоснежного покрывала пролитой крови, мороз схватил осиротевшие дома цепкими пальцами, задушив ледяными объятиями запах трагедии.