Звезда пилота

Вдвоем они вытащили Данилевского наружу и помогли натянуть штаны на опавший живот. Непослушные ноги подогнулись, профессор сел на землю под аморфитом и зашарил по карманам.

– Где мой микрокомп? Там записи наблюдений в лесу, куда они его дели?

Мади на четвереньках нырнула в аморфит, пошевелила гнусно пахнущую подстилку и вернулась без микрокомпа. Где он, алам же он не нужен? Над аморфитом кружился Эо, и в его биоволне было что-то подозрительное. Конечно, микрокомп не нужен ни одному алу, кроме…

– Эо! Верни чужое сейчас же! – приказал Бентоль самой грозной биоволной. Подросток нырнул за аморфиты и вынырнул, держа в пальцах вымазанный непонятно чем прибор. Сев на землю перед Первым, он захлопал крыльями в сомнениях – возвращать или не надо?

– Дай сюда! – микрокомп был немедленно возвращен.

– Любовь не отпустит, она вечна, но как глупость может соседствовать с любовью? Любовь не заменит человеку дела его жизни, – неожиданно заговорил Данилевский, откинувшись к стене дома-аморфита. На помятом лице, заросшем густой бородой и усами, отразилось сомнение. – Нельзя заставить человека отказаться от самого себя…

Это что за чушь? Фери без слов потыкал пальцем в свой мираж, где внушала поддельную любовь фальшивая богиня. Понятно. Станция внушения уже начала вечерний сеанс, а жука с Данилевского никто не снимал. Вот упрямый человек! Даже с внушением станции пытается спорить! Но теперь уже недолго ему носить жука, надо только попасть в деревню людей. Бентоль связался с Мики через микрокомп Трагата, мальчишка пригнал свое едва дышащее крыло, и вскоре они были дома.

14. Ответы

Бентоль сидел за пультом грузовика, подняв миражи, и просматривал ночные записи. Локатор не дал за ночь ни одного сигнала, но Первый поставил себе за правило проверять его записи перед утренней тренировкой. В миражах все было как обычно, утренние пути алов миновали деревню, и даже кавины не проползали в поле зрения локатора. Ночью лил очередной дождь, сверкали молнии, но больше ничего не происходило.

– Это так просто, что стыдно объяснять! – раздался снаружи голос профессора Данилевского. – Вы делаете ошибки, а потом пытаетесь их обосновать!

Бентоль бросил взгляд на аморфит, который уже семь стикских суток служил жильем генетику с мировым именем. После возвращения в человеческое общество, если жителей лесной деревни можно было этим обществом считать, профессор в основном спал. По мнению Рены, это было следствием двадцатидневного сна под действием пировиратов. Как это лечить, никто не знал, а потому решили не торопить события. Несколько раз в день Данилевский просыпался, ему делали уколы пратопона, давали есть и пить, а потом он снова засыпал богатырским сном. Но теперь небольшой фиолетовый аморфит, подготовленный Валентином для нового поселенца, был пуст. Первый вышел из грузовика и пошел на голос. Под навесом лаборатории сидели у стола с капсулами Рена и Мади, а Данилевский, полностью заросший вьющейся рыжеватой шерстью с проседью, возмущенно тыкал пальцем в мираж.

– Вот это что такое, я вас спрашиваю? – гневно вопрошал он.

– Справа записи численности вируса Стики в опытных капсулах двадцать пять, сто двадцать восемь и двести девять, где добавлена вытяжка из кожуры сентавуса. С левой стороны – данные контрольных капсул номер восемнадцать и шестьдесят восемь, – четко отрапортовала Мади.

– Кожура сентавуса? Вытяжка? – окончательно рассвирепел Данилевский. – Вы ученые или деревенские травники?

– Это неважно, главное, что наш состав с добавлением вытяжки сентавуса дает стойкий эффект, не вызывая побочных явлений, – не смутилась Мади. «Мы делали правильно, и результат есть, а профессор ругается, как дежурный в медицинском центре», – упрямо твердили ее мысли. Неплохо держится с Данилевским, а уж он-то давить умеет, без этого заведующим лабораторией не становятся.

– Сегодня мы начинаем клинические испытания, – невозмутимо подтвердила Рена. После того, как Фери едва не отравился промежуточным вариантом Анти-ВС, а сама Рена получила аллергическую реакцию от наружного применения другого варианта, она относилась к испытаниям очень осторожно. И если теперь она объявила об испытаниях при профессоре, значит, риск был действительно невелик.

– А начать надо с меня, поскольку у меня имеются к тому необходимые предпосылки, а именно: настоятельная необходимость и добрая воля к участию, – вставил подошедший Трагат. – Я провел подготовку, и уже четверо суток воздерживаюсь от вина, чтобы, как сказал Сократ, будучи рабом удовольствий, не извратить своего тела и души.

– Безобразие! Дилетанты в науке опаснее полных невежд! – взорвался Данилевский.

– Вслед за великим Сократом я готов возразить – лучше работать без определенной цели, чем совсем ничего не делать! – вставил философ. – Кроме Миранды Астен и моей жены никто не занимался исследованиями вируса Стики и тем более не получал результатов, пригодных для клинических испытаний. Разве можно возражать против столь очевидной истины?

Ну, хватит сотрясения воздуха! Бентоль шагнул к спорщикам, но Рена включила микрокомп, висящий на конце захвата. Послышалась чувствительная музыка – вот-вот должна была начаться проповедь, а за ней – сеанс внушения станции. На эти передачи никто в деревне не обращал внимания, жуки у всех были отключены, но грозный профессор вдруг замолчал и замер, глядя в мираж.

– Любовь ведет человека к вершинам чувства, но кто может вести его к самому себе? – задал он риторический вопрос. – Только слабый может идти на поводу пустых слов или посвящать чувствам все свои мысли…

Да это же работа станции внушения! Данилевский до сих пор находился под ее действием, хотя она и вызывала у него только желание спорить. Жука надо было снимать.

– Сядьте на захват, профессор, – распорядился Бентоль, внушая своему создателю. Данилевский посмотрел удивленно, но уселся на среднюю перекладину. Несколько команд роботу, переключение на операционное вмешательство, и синие рубчатые шланги потянулись к виску Данилевского. Профессор отшатнулся от инструментов, но новое мысленное внушение прекратило сопротивление. Данилевский притих, был избавлен от жука и получил свою голубую наклейку на висок. Потом были анализы, замеры, констатация вируса Стики, а главное, сильного биополя почти в двенадцать бионтов. Неудивительно, что он постоянно спорил с внушением своей жены и станции. Остаточное внушение у него вообще не проявилось. Наконец, все было закончено, и к Данилевскому вернулся прежний напор.

– Вот что, Бено! Объясни, как ты сейчас мне внушал! Сначала моя сумасшедшая жена внушает, теперь еще ты! Отвечай! – потребовал профессор. Но почему он требует ответа? А не должен ли он сам сначала объяснить свои действия? Но разговаривать обо всех своих секретах при деревенской публике Первый не хотел – чего не знают, того не выдадут.

– Вам надо вымыться, – сказал Бентоль, в очередной раз нажимая внушением. – Мади, бери ведро и таблетки «нагрев-дезинфекция»!

Он взял Данилевского под локоть и повел к реке. Девчонка вытащила из аптечки полный флакон с таблетками, подхватила ведро, сделанное из розового аморфита, и помчалась за ними. У реки она зачерпнула воды, развела таблетки и деликатно отвернулась. Данилевский мылся долго, добавляя нагревающие таблетки, и тщательно промывая пряди кудрявой шерсти. Бентоль терпеливо ждал – не для того он мчался на эту гнилую Стику, чтобы отступить в последний момент! Наконец, Данилевский отряхнулся, натянул на мокрую шерсть мешковатые брюки и требовательно посмотрел на Первого, как бывало в Девятке.

– Почему ты здесь, Бено? Рассказывай!

Опять отчета требует? Пусть получит!

– Потому что вы сделали меня мутантом, и я прилетел на Стику к вам. Я хочу знать, почему? Что вы со мной сделали?

– Так это ты сам внушаешь, без преобразователя и жука? – просиял Данилевский. – Вот оно что! Это твое биополе, это тебя я слышал, когда лежал у скатов! Страх, призыв вернуться, приказ уходить! Ты внушал многим скатам одновременно, для этого нужна огромная сила! Сколько?

Додумался! И ни смущения, ни угрызений совести! Мади повернулась к ним и слушала, не спуская глаз с обоих.

– От ста восьмидесяти до двухсот тридцати бионтов.

– Ты легко внушаешь и, должно быть, когда у скатов появился этот страх, смог сопротивляться? – профессор Данилевский увлеченно расспрашивал, как исследователь, наконец, добившийся результата. Но Первый не собирался отвлекаться на последствия, ему нужны были причины.

– Так что вы сделали? Рассказывайте.

– Генетическая формула, которую я создал для тебя, должна была дать результат сразу же, в детстве. Но в то время отклонения, которые я задал в ней, ничего не дали, и я решил, что ты – неудача. Однако определенные результаты все же имелись – твои лучшие среди сверстников коэффициенты, редкая реакция, фотографическая память и прочее в любом случае оправдывали мой эксперимент. И хорошо, что Джессу Гардону, моему ученику, удалось тебя сохранить после скандала. Могло быть гораздо хуже. Служба Безопасности могла утилизировать тебя на всякий случай – потому, что твою формулу создавал я.

Он опять уходит от прямого ответа! При чем тут Джесс Гардон, теперешний заведующий? Ладно, немного внушения, пара наводящих вопросов…

– Что особенного в моей формуле? Как вы сделали, чтобы отклонения никто не замечал столько лет? Вы заставляли меня держать под контролем эмоции, но больше я ничего не знаю.

– Это так просто, что стыдно объяснять! – на заросшем лице профессора снова появилось довольное выражение. – Надо уметь работать! Введение элементов природного гена стикского ската при конструировании человеческих генов должно было дать эффект усиления биополя примерно до биополя ската. Эта часть генетической формулы, С-зона, у них очень близка к человеческой. Даже при тщательном сравнении с эталонными формулами человека эти отклонения в сочетаниях генов укладываются в нормативы.

Так вот зачем он в первый раз летал на Стику! Видимо, образцы биоматериалов он провез нелегально, чтобы не обращать внимания Службы Безопасности на свои изыскания!

– На всякий случай я приучал тебя всегда держать себя под контролем, в результате твое поле усиливалось в состоянии волнения до десяти, но не больше. – продолжал генетик. – Ты всегда соответствовал нормам, но что изменилось теперь?

– Такой страх, как здесь, но это случилось на Нептуне. Что это?

В мыслях Данилевского появилось замешательство.

– Что такое этот страх, я не знаю, кроме того, что он появлялся при встрече людей с астрионом, а потом здесь, но без явных причин, – потрясенно проговорил он.

Вот это бамп-тест лабораторный! Значит, Первый получил свои особые способности от алов-скатов, страх проявил этот талант, а профессор ничего о страхе не знает? Интересно, он вообще знал, чем закончится его эксперимент?

– Но это неважно, Бено, – продолжал он. – Лучше скажи, что еще дает твое огромное биополе, кроме внушения?

Неважно? Так вот ему важное!

– Я слышу биоволны. Любые мысли – ваши, Мади, алов, кавинов.

– Кто такие алы?

– Это летучие скаты, так они сами себя называют, – заговорила девчонка. – Они разумные существа, вы сами видели их дома, их обряды…

– Ничего я не видел! Попал под их проклятые пировираты! – Профессор Данилевский снова пришел в себя и снова принялся возмущаться. – Все эта ссылка!