Гавань

Бежит по тропинке Тая за Митькой вслед. Солнце выглянет – травы запахнут сладко. Ветер макушку треплет. Овсянка – пыррр! из-под ног.

Стрекочет кузнечик. Вода журчит и хлопает по камням.

Лягушонок ручей перепрыгнул. Смешной!

Вот бы ей лягушонком стать! Не насовсем – на время экзаменов. Было бы чудно: квакай себе и прыгай с камня на камушек. Ни зубрежки, ни хихиканья за спиной.

И никто за косичку не дергает – откуда у лягушонка косички-то?

И духоты никакой – столько вокруг сладкого ветра и солнца! И вода! Много-много воды!

Бежит Тая.

В траве – желтый лютик да толстый шмель. Лопух пахнет горько, метелки травы ветер метет. Над заливом облака кучами, будто пена в прачечной у Митькиной мамы.

Столько интересного в гавани!

Можно забраться на старую иву и сидеть в развилке. Играть, глядя в рябые волны, будто на верхней мачте смотровой пост, и плывет корабль к чужим берегам, а матросы, капитан и Знатная Дама из первого класса – все ждут, когда на горизонте покажется остров сокровищ.

Можно прыгать с разбегу и съезжать по песчаной горе. Заглянуть в ласточкино гнездо, осторожно, чтобы не получить клювом в глаз.

Можно под старой лодкой устроить дом и играть, будто в нем живут муж с женой, да толпа ребятишек, и всех кормить на званом обеде, подавая на тарелках из лопухов то да се.

Можно купаться между причалов, где вода теплая и пахнет тиной. Можно подслушать чаек и узнать вести из дальних стран.

А можно по камушкам прыгать хоть до самого рейда – мелок залив на отмели. И кажется, прыг! – и допрыгаешься до течения Гольфстрим, ляжешь в теплую воду, и понесет тебя к берегам жарким, а под тобой поплывут киты, камбалы и тунцы, морские звезды зашевелят разноцветными пальцами.

Выплывут дельфины, удивятся, спросят: куда путь держите? Ответить не успеешь, подхватят, понесут, и окажешься на необитаемом острове под пальмой с кокосом да ручной обезьянкой…

Была бы ее воля, осталась бы здесь. Собирала сокровища: камушки да цветы, ловила бы рыбу с дедом Матвеем, а то уплыла бы, нанявшись юнгой на иноземный корабль…

Митька про все ей рассказывал: где воровская малина, где бывают марухи с котами, куда матросы играть ходят.

Тая, конечно, кивала, но ничегошеньки не поняла. На что ворам-то малина? Не медведи же, чай. А марухи с котами представлялись ей вроде тех глиняных игрушек, что она на ярмарке видела: румяная барыня в кокошнике и толстый раскрашенный кот, хвост трубой…

Но не переспрашивать же? Стыдно. Решит еще, что она глупая…

Между прочим, гимназисткам тут бывать строго запрещено.

Здесь же матросы! И жулики. И неблагонадежные типы.

Гимназистка любого тут удивит. И порядочный человек поведет заблудшее дитя к маме. Только вот порядочных в гавани нет. Недаром Карантинной ее никто не зовет.

Пьяная гавань.

Девочки сюда не ходят. А мальчишки – пожалуйста!

И кому какое дело, что сидят на камнях двое, в штанах до колен, один ободранный, другой почище, и помочи с тесемками. Кто разберет, что под шляпой у чистого спрятаны две куцых девчачьих косы?..

Нос с конопушками, широкое лицо, круглые глаза в бесцветных ресницах – пацан и пацан, мало ли их забредает за приключениями?..

Так что Таю тут не признают – спасибо за это толстому мальчику…

Маленький затон. Затхлыми моховыми ступеньками спуститься к воде. Тина мягкая, будто ковер. Вода щекочет ступни, и кажется, меж пальцами – перепонки, как у лягушки.

Ветер тучи нагнал, и пупырышки по рукам побежали. А пяткам тепло, приятно, словно на перине стоишь. Камни добела отмыты, а те, что под водой – в бороде зеленой. Шумит вода, у камней пеной собирается.

Митька скачет из затона в затон, прыгнул раз, скакнул другой – да и провалился по пояс. Зубы скалит.

Видно его, да не слышно – с трех шагов слова не разберешь.

Осока по берегу в Таин рост, метелки торчат, как копья. По течению чайка плывет – хвостом вперед, а вид все такой же, гордый.

– Смотри, чего есть, – Митька подбежал, развернул перед ней карту, – Пе-тер-бурх, – читает по слогам.

– Где взял?..

Молчит.

Настоящая карта! Вот тут – Карантинная гавань, эта узкая нить – улица Благовещенская, а эта пупырка – надо же, гимназия и есть.

А сверху написано «справочник».

Ой. Не тот ли, что у директрисы сперли? Вот Митька! Теперь на Таю подумают. Она же бесплатная! С бесплатных особый спрос. Ох, Митька. Зачем влез…

– Там в углу камень выпал, – слюнявый палец тыкает в карту, на пупырку гимназии. – Туда можно клад сложить.

– Какой клад?

– Найдется, какой. Есть у меня одна задумка…

– Эй, голытьба! А ну, подсоби! – хриплый голос летит от причала.

Дед Матвей седой, как лунь. Морщины у него глубокие, будто кто специально вырезал. А глаза – голубые, прозрачные. И хитрые. Ох, и горазд дедо врать!

– И ты тут? – кряжистой ладонью хлопает Таю по шапке, – ишь, прилетел гусь на Русь!

Дед – их давний приятель. Думает, Тая – Митькин братишка.

– А ну, навались! – по-боцмански каркает дед, – богу молись, а к берегу гребись!

В ладони впивается смоленая веревка, они с Митькой тянут дедову лодку на песок, а тот, босой, подпихивает сзади.

– Давай, голытьба, живы будем – не помрем! Гляди, малой, портки-то в смоле не изгваздай! Больно хороши портки.

Митька хохочет, пихает Таю в бок. Дед ворчит:

– Смешно дураку, что нос на боку. Ну-ка, переворачивай!