– Ты ведь знаешь что-то, о чём не говоришь?
– Нет. Я просто предполагаю, братец лис.
– Если я применю гипноз…
– Ты обещал не делать этого.
– А вдруг всё станет настолько серьёзно, что мне придётся?
– Можешь применять свой гипноз, братец лис, хоть сейчас.
– Ты не шутишь?
– Нисколько, – Юстас улыбнулся, и от этой улыбки у Эриша похолодело внутри. – Давай, я не обижусь.
– Тогда посмотри на меня. Я хочу задать тебе один вопрос.
– Задавай.
– Ты… – Эриш не договорил. – Ты научился?
– Выходит, научился, – развёл руками Юстас.
– Полезное умение, – тихо сказал Эриш. – Что ж… ты сейчас домой?
– Нет, к Тоду.
– Увидимся вечером?
– Увидимся.
Эриш сел в машину, а Юстас на подкашивающихся ногах отошёл к своему автомобилю и опустился рядом на корточки, прислонившись к дверце.
– А мышата-малышата тихо носиком сопят,
Спать мышата не хотят.
Юстас уронил голову на руки. Раньше он знал, что брат всегда сможет добиться от него правды, если захочет. Юстас не мог противостоять гипнозу, несмотря на то, что в школе сыска их обучали различным методикам сопротивления. Эскот с трудом выдерживал гипноз наёмного убийцы Пересмешника и уже готов был застрелиться, если бы его тогда не спас Макс. Но стишок про мышат помог тогда продержаться хотя бы немного. Теперь же Юстас смог. Это значило, что с этого дня он всегда сможет врать брату. Юстас словно получил неограниченные права, и от этого почему-то было очень страшно. Захотелось прямо сейчас побежать обратно к Эфе и сказать ему, что он не может найти живых бабочек, потому что он потерял контроль, только не над ситуацией, а над собой.
Когда Эскот приехал в губернаторский дворец к Тоду, министр оторвался от бумаг и проговорил:
– Вы вовремя, Юстас.
– Вам нужна помощь?
– Не мне, а нашему бывшему другу Койоту.
– Чем же я могу ему помочь?
– Узнав о том, что у вас есть алиби, которое я вам представил, Койот решил, что может мне угрожать, и передал мне письмо пренеприятнейшего содержания. После этого один мой хороший знакомый сотрудник КПЗ сделал так, что у Койота появился новый сокамерник. Теперь наш бывший друг в лазарете. Я хочу, чтобы вы навестили его как лекарь и облегчили его мучения.
– Облегчил в каком смысле?
– В прямом. Нет, Юстас, убивать его не надо. Я хочу, чтобы он отсидел своё в тюрьме, раз не может работать нормально и так падок на всё, что блестит. Так что облегчите ему боль, а заодно намекните на то, что со мной шутить не надо. И угрожать мне не надо. Покажите ему это наглядно. Вы меня поняли?
– Понял.
– Тогда отправляйтесь. Мой знакомый в КПЗ вас уже ожидает.
Вскоре Юстас встретился с тем самым человеком, который когда-то посадил Рюу и Хорейса в одну камеру, что закончилось для последнего крайне плачевно. Эскота проводили в лазарет, где на койке лежал Джеффри Стоун, на которого сейчас было больно смотреть. Ничего больше не напоминало о том самонадеянном парне, который захватывал «Салун». Увидев Юстаса, он испуганно отпрянул к стене и застонал от боли.
– Ты пришёл мне отомстить? – спросил Койот. – Ты меня убьёшь? Это Тод тебя послал?
– Как много вопросов, – вздохнул Эскот. – Нет, нет и да.
– Что?
– Не буду я тебе мстить, и убивать тебя никто не собирается. Ты своё уже получил.
– А зачем тогда ты пришёл?
– Помочь хочу.
– Как помочь? Почему?
– Что ж ты такой болтливый?
Юстас сел на койку рядом с Койотом и хотел дотронуться до него, чтобы облегчить боль, но Стоун начал его отталкивать и спихивать с койки, очевидно опасаясь за свою жизнь.
– Я, правда, хочу помочь, чудак-человек, – проговорил Эскот. – Ну, чего ты?
Юстасу всё-таки удалось схватить Койота за плечи, и Стоун ошарашено замер. Эскот закрыл глаза и, осторожно придерживая Койота, снял боль, которую тот испытывал от побоев и очевидно сломанного ребра.
– Что это было? – прошептал Стоун.
– Это временно, не радуйся, – ответил Юстас. – А теперь, когда ты в адеквате, давай поговорим.
– О чём?
– Забудь о Тоде. Если ты задумаешь мстить, то хуже будет тебе, а не ему. Не ввязывайся в это. И ещё маленький совет от меня лично: с Рюу тоже не шути.
– Да он мне уже сам намекнул, – вздохнул Койот.
– Прости меня, – вдруг проговорил Юстас на языке амаргов.
– Чего? – удивился Стоун.
– Ты понимаешь этот язык?