Солнце светит одинаково

Леонид курил на лестничной площадке, когда услышал доносившиеся снизу Ленины шаги. Это были именно её шаги, потому что только они всегда будоражили его воображение некой живой картинкой, как, например, сейчас: изящный сапожок обнимает стройную ножку, которая на ходу грациозно осыпает звонким цокотом ступени.

– Решила вернуться? – улыбнулся он.

– Решила. Пока Генка не влип во что-нибудь… Где он?

– Где-то там, – махнул Неретин в сторону длинного коридора. – Потерялся, пока мы шли курить.

Лена хотела сказать: «Тоже мне, друг!», но передумала: «Что я к нему пристаю? Как будто он Завьялову нянька…»

При приближении к комнате 28 всё громче звучал поющий под гитару доморощенный «Высоцкий» и всё тяжелее становился портвейно-табачный дух.

Она открыла дверь – от рези сразу заслезились глаза, но она смогла разглядеть, что Генки здесь нет.

Лена пошла дальше по коридору, заглянула в соседнюю комнату 29, где жила Зоя Терёхина.

И оцепенела!

Голый Генка лежал на кровати кверху задницей и спал, а Зоя сидела в своём домашнем халатике за столиком перед зеркальцем и расчёсывала волосы.

Зоя взглянула открыто, твёрдо, победительно, будто бы говоря: «А тебе, подруга, здесь делать нечего!»

Лена захлопнула дверь и бросилась бежать.

Неретин всё ещё стоял на лестничной площадке.

– Лен, ты чего? – попытался он её остановить.

Она молча его оттолкнула, и по ступенькам покатился цокот её каблучков.

Неретин вслед за ней спустился вниз.

Стояла снежная зима. В такую снежность бывает особенно уютно и тихо, как в комнате с ковром. На белом уже голубела сумеречная тень, в небе из-под дымки желтела, будто заметённая пургой, луна, а воздух был свеж, но не холоден.

Неретин вздохнул полной грудью и довольно усмехнулся.

Да, всё случилось, как и было задумано…

Читатель, ты в изумлении?

А помнишь историю с Ладеевым и Леной? Так вот, там, в аллее, Неретин действительно был!

Солнце светит одинаково…

Прослушав главу «После картошки», Елена Тихоновна сказала:

– Дальше, Арсений, решать вам: написать ещё что-нибудь о студенческих годах или перейти к следующему этапу.

– Видите ли, я обязан представить материал определённого объёма… Ведь лишнее всегда можно убрать.

– Да, да… Определённого объёма… Иной раз попытаешься осилить роман, да бросишь, потому что поймёшь: сути там – на рассказ, а всё остальное – вода в виде никому не интересных рассуждений автора и пространного описания внутреннего мира героев. Зато объём!

Арсений Ильич кивнул:

– Я и сам грешу этим. Правда, стараюсь чересчур не умничать. Но что поделаешь: издатели теперь предпочитают литературу больших форм. А поэзию, например, вообще не жалуют. Хотя, с другой стороны, сейчас можно напечатать что угодно. Но за свой счёт.

Елена Тихоновна внимательно посмотрела на Сомова.

– Как я понимаю, без рекламы и продвижения – это выброшенные на ветер деньги?

– Совершенно верно.

– Вот и подевалась куда-то настоящая литература… А в годы нашей молодости она была! Вы только не подумайте, что я начну досаждать рассуждениями, будто раньше трава была зеленее и небо голубее. Нет, всегда и всем солнце светит одинаково, а вот жить тогда было радостней!

Сомов посмотрел с нескрываемым удивлением.

– Странно, конечно, – согласилась Елена Тихоновна, – что именно я говорю такое! А если я не о себе говорю, а обо всех нас? Хотя и о себе тоже… Мы были наивные, приученные к добру, поэтому зло нас легко обмануло.

Непроизвольно лицо Сомова приняло иронично-недоверчивое выражение, он спохватился, но Елена Тихоновна была, как и прежде, внимательна.

– Вы, наверно, думаете, что мой муж и есть одно из зол? Уверяю вас, нет! Всё заработано его честным трудом! Не забывайте, он был учёным, лауреатом Государственной премии!

– Разумеется, я помню!

– Вот и давайте перейдём к следующему этапу. А студенческая жизнь – что ж… Она похожа у всех… Экзамены, любовь, учёба, пирушки… На последнем курсе мы с Леонидом поженились. Гена с Зоей тоже. Вскоре после диплома она дочку родила и засела в декрете. А остальные разлетелись кто куда согласно распределению. Я, например, в конструкторское бюро, Гена – в НИИ приборостроения, а Лёня остался на кафедре в институте.

– Ну да, его же Ладеев протежировал.

– Я бы сказала: опекал талант. Вы же знаете, они потом были включены в группу, которая участвовала в важнейшей военной разработке. Собственно, так и начался путь Леонида Васильевича – от младшего научного сотрудника до директора крупнейшего НИИ военно-промышленного комплекса!

– Ну что ж, давайте перейдём к следующему этапу…

Глава 3

Бельский и другие

(глава из повести Сомова)

Неретину нравилось ходить на кафедре в синем халате.

Ладеев подшучивал над ним по этому поводу:

– Лёнь, ты всё-таки мэнээс[1 - МНС – младший научный сотрудник.], а не лаборант!

– Я в нём, Андрей Сергеевич, резко умнею… Вплоть до озарений!

– Да, озарения нам не сегодня завтра очень понадобятся!

Вскоре стало ясно, что имел в виду Ладеев: их обоих пригласили в штат одного из ведущих оборонных НИИ, где создавалась группа по разработке тематики, которой занимались они на кафедре института.