Она, пожалуй, даже и придвинулась, когда в конце провожания Гена обнял Лену в подъезде её дома. Какими же вкусными были её губы – невольно ему вспомнился недавний мякиш горячего хлеба, – только пахли они мороженым. А потом, когда сложились его вдох и её выдох, он уловил винную нотку, и голову его окончательно накрыло дурманом…
«Обслюнявил всю, – улыбнулась Елена Тихоновна, вспомнив то провожание. – Совсем целоваться не умел. Но всё равно… хорошо было!»
Глава 2
Случай с Ладеевым
Сомов не появлялся три дня.
– Прошу меня простить, но были неотложные дела.
Я звонил Глебу Леонидовичу, предупреждал.
– Да, да, я в курсе. Ну что ж, проходите, присаживайтесь.
Елена Тихоновна была, как всегда, приветлива.
– Давайте сегодня поговорим о картошке! Вы ведь ездили студентом на картошку?
– Конечно! После второго курса!
– Вот и мы после второго… Я несколько фотографий нашла, взгляните.
С одного из чёрно-белых снимков смотрела ватага молодых людей, одетых в телогрейки, куртки, лыжные шапочки. На Лене (её Сомов нашёл сразу) был толстый свитер – такие свитера всегда придают монументальности женскому бюсту; упавшая на плечи косынка словно бы обрезала её распущенные волосы. Рядом с ней, конечно, стоял Неретин – в длиннополой «гангстерской» шляпе с двумя вмятинами на тулье. Он явно пижонил, что подтверждалось линялой кожаной курткой, резиновыми сапогами, самодельно укороченными за счёт широких отворотов, рваными джинсами, заправленными в эти сапоги (кто бы мог подумать, что в исторически недалёком будущем такие джинсы станут чрезвычайно модными!).
Сомов поискал глазами Гену Завьялова. Тот скромно располагался с самого края в первом ряду. Старый тренировочный костюм, поверх – штормовка, на голове – кепочка с маленьким козырьком. На лице у него какая-то растерянная улыбка, очевидно, оттого, что девушка, много ниже ростом, прильнула к его груди, пропустив ему за спину руку. По её смеху непонятно, то ли она шутит, то ли обыденно пользуется своим неоспоримым правом.
– Эта девушка – Зоя Терёхина, – констатировал Сомов.
– Верно. Хотя я вам её раньше не показывала. Вы уже прекрасно разбираетесь в персонажах нашей истории!
– Но вы говорили, что она косила…
– Ну и что? На фото её косинку никогда не было заметно. А вот это знаете кто?
Она показала на мужчину, стоявшего вполоборота перед компанией. На нём был светлый плащ, между отворотами лацканов – галстук, из чего однозначно следовало, что это начальник.
– Ладеев Андрей Сергеевич. Недавний аспирант и наш куратор.
– Тот самый аспирант?
– Тот самый! Защитился и был оставлен на кафедре. Между прочим, будущий академик! Они с Леонидом очень тесно общались. Это может показаться странным: второкурсник и преподаватель! Но так было. Андрей Сергеевич разглядел в Лёне незаурядные способности, привлёк к работе на кафедре, потом в группе, занимавшейся важнейшей оборонной тематикой… Как говорится, сыграл значительную роль в его научной карьере. А на фото то утро, когда Ладеев уезжал в Москву. По возвращении он нас собрал и объявил, что курс решено оставить на картошке ещё на две недели! Что тут началось! Кто-то назвал это потом «исходом». Библейский сюжет тут, конечно, ни при чём. Просто слово оказалось к месту…
Елена Тихоновна продолжала говорить, а мысль её то и дело цеплял, как заусенец, другой эпизод, внезапно возникший в памяти…
То, что она нравится Ладееву, для Лены не было тайной. А кому она вообще из представителей мужского пола не нравилась?! Обычное дело! Давно уже не будоражило… Льстило, конечно: взрослый мужчина, кандидат наук, преподаватель, и хоть не красавец, но о таких девушки обычно говорят, невольно впадая в кокетство: «А он ничего…».
Может, Лена когда-нибудь и посмотрела слишком протяжным взглядом – и он показался ему прельщающим, или улыбнулась очаровательно – так что ему привиделась надежда, однако с её стороны если что и было, то только невинный флирт, именно невинный, ибо женская повадка нравиться не искусственного происхождения, а врождённая.
Был вечер. После рабочего дня девчонки мылись в душе. Вдруг дверь распахнулась и в проёме возник Ладеев. За его спиной маячил завхоз пионерского лагеря (именно там и жили студенты).
Слишком уж горячо обсуждали они выявленные недостатки на мужской половине, чтобы прислушиваться, есть ли кто-нибудь в женском отделении.
– Шесть смесителей свинчено, – возмущался Ладеев. – Это как, Кузьмич? А сколько здесь не хватает?
Далее следовала классическая сцена: онемелые дядечки, взирающие перед собой широко раскрытыми глазами, и лавина девичьего визга.
Не визжала только Лена, стоявшая под крайним от двери душем. Она неторопливо повернулась боком, прикрыла ладонью сосок и искоса взглянула на пришельцев спокойным, чуть насмешливым взглядом.
Ладеев завороженно смотрел на мокрые, прилипшие к её шее завитки волос и никак не мог отмереть, пока Кузьмич не толкнул его в бок.
– Простите, – пробормотал он, отступая за порог.
Что тут скажешь? Курьёз, но не из тех, которые надолго запоминаются.
И этот, разумеется, забылся бы, не имей он продолжения – увы, не столь забавного.
На улицу Лена вышла последней. Её должен был встретить Лёня, но он опаздывал, и Лена пошла ему навстречу по аллейке, ведущей к жилым корпусам.
Вдали горел единственный фонарь, под ногами стелилась осенняя листва, гряды деревьев по сторонам обозначали путь, их кроны тускнели лоскутами погасшей желтизны, бывшими, как заплатки на тёмном.
– Нащокова! Лена! – окликнул мужской голос.
Она обернулась. В нескольких шагах от неё стоял Ладеев.
– Да, Андрей Сергеевич?
– Лена…
Он подошёл вплотную, так что Лена невольно отшагнула.
– Что?
– Лена…
Он продолжал наступать – она пятиться, пока оказавшаяся за спиной скамейка её не «подсекла».
Лена не удержалась, плюхнулась на мокрые деревяшки. Ладеев навалился сверху и начал торопливо расстёгивать на ней куртку.
От него пахло куревом и недавно выпитой водкой, он был тяжёлый и сильный.
«Лёня! Лёня! Где же ты?!» – молила она, понимая, что ей не совладать с Ладеевым.
Наконец краем глаза она увидела его!
Но что это?! Леонид стоял поодаль и не двигался! Ей показалось, что он чего-то выжидает!
Однако он тут же исчез из виду: Ладеев порывисто развернул ей лицо, припал к её рту…