Оценить:
 Рейтинг: 0

Захват

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 26 >>
На страницу:
4 из 26
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Нетт. Коре, Пааво.

– Горе? Отобрали – чего: серп? оберег? Не понял. Корап?

«Жолото-корапликка оти!.. лайва… оти, оти, проп-пал!.. оти» – донеслась до ушей истина, которую зять все же кое-как уловил, вслушиваясь в тещину речь. Выкраден, – мелькнуло в сознании заветный поклон, оберег, врученный жене в час как родила близнецов! Так! Так, так, не иначе. Лайва, безо всяких сомнений сиречь: наградная деньга, златочеканный корабль.

– Кут оти, старая?! – воскликнул мужик. – Отняли, да отняли. Кто: писарь? крюконосый толмач? Во наговорила!.. отстань.

«Оти, оти… Взяли, да и всё; уволок… Хапнувши какой-то наглец находник на деревню, из ратушных людей, бургомистровых, а кто – не прознать, – думалось как шел на колодези, пониже двора. – Бестолочь какая-то… ну; что с нее, старухи возьмешь?» – Виделось: в траве, на ключах, неподалёку от малого, который кипит, в белополотняном уборе, водьском разумеется, с вышивками – люба, Что это надела передники? Ах, праздник, забыл. Акка заморочила голову, так будем считать. Вототко вдругорядь склонилась, пятится, – отметил супруг. Там же, в стороне родников, неподалёку Иван, Марья – для чего-то присела… Встав, переместилась в низы. «Думают сыскать корабельник, – промелькнуло в душе: – вкупь… соополчась воедино; тешатся надеждою, цел».

«Подсеченная яблонка я, бедная, кручинная, немочная» – чует супруг с тем как, перебравшись за пряслица у репной гряды, быльником спускается в дол; «Выкосить бы это бурьянище, мамаеву рать!..»

– Высмотрел-таки, на грудях, вор, – проговорилось в низу.

Ойкнула; послышался всхлип.

«Надо же вось так подгадати, – донеслось до ушей: – Лотка, из нее чужаки. Ой горюшко. С Ыванова дня, целый в сундуку пролежал. Вовремя схотелось надеть!.. Нешто, если даже и выронил в поспехе найдешь в эттаком, по пояс былье? Всё-таки подходим: а вдруг? Юммала поможет, господь нашенского роду… И тот… Оба. Помоги, не оставь, иже еси на небеси!» – Голос временами срывался от наклонов, подчас, еле уловимая одаль, саженях в сорока слышалась чухонская речь.

– Акка говорит, чародеица-та: все пропадем, ежели не сыщется оберег, – звучало в низу откликом на мужнин вопрос: – Як произошло? Невзначай… вдруг. За руки надумал тянуть – в лес… в чащу-ту, придворную… сильно… силою.

– Как? – Вершин, – зачем?

– Да уж: не по ягоды, Цвет, – проговорилось тишком в сторону того, кто внимал: – так… Блуд выдумал творити насильством, – проронила хозяйка нехотя, потупив глаза. – Вырвалась, Черемухин Цвет. Ну и, во отместку содрал, чтоб ему пропасти, врагу. Понял? Наконец-то внялось?

«То-то и пошло по деревне лаище, собачья брехня, в темь, – сообразил селянин; – думалось, на Мье: пустяки, вышло, на поверку: беда. Право-но дурак дураком! Нет бы возвернуться к подворью, с плавней Голодуши назад! Расхлебывай теперь кисели… Да уж, так».

– В Речку собиралася лезти, на носу именин. После послезавтра, вот-вот. Чаялось, братеник подточит загодя тупые ножи… Нетути, пропал!.. И секач. Тоже затупившись; ага… Нет бы – самому навострити, Веточка Черемухин Цвет.

Высказавшись, Найда притихла, сызнова склонилась к земле.

– Толку-то. Ишши, не ишши… Тшетно. Уволок, негодяй, шшоб ему пропасти. Дай срок. Я т-тебе… Годи, скорохват, – молвила, привстав: – Не уйдешь. Я т-тебе таки посажу де-нибудь потом, нападателя в глубокую воду. Али же – убью… все равно.

Станется, пожалуй; прибьет… Чаятельно, всё необычное – в порядке вещей, даже, временами убийство. Это ж как понимай: женщина! – дивился мужик, в легкой оторопи. Ну и дела!.. Думается, впрочем: утопит.

Мокрое внизу на вершок, с ходками в росистом былье, амы потерпевшей, хозяйки сузилось в каком-то движении, – отметил супруг, подле рукава, у подмышки взвиделся разорванный шов.

«Хрупкая? кручинная? Гм. Стренутся – пощады не жди. Экк смотрит бешено, несчастная женушка, – подумалось Парке: – Нате вам чего наблюдается: не женщина, – рысь; кошка дикая. Глаза-то, глаза: будто собралась нападать – с прозеленью; именно так. Гневается. К счастью, отходчива: слегка приголубь, лютую, – представил на миг, – очи – васильковая синь… То же происходит вокруг; воистину; всё-всё переменчиво, не только глаза».

Несколько бренчалок внизу левого передника, чесяряттит, крайних оборваны, един погремок (чищенный, – отметил супруг) только что нашелся, в травье. Худо, что пропал корабельник!

Видимо, когда отбивалась от кого-то из пришлых, лодочников – предал гайтан, купленный, по случаю дешево, казалось в торжке, новенький на вид ремешок. Не выдержал ухватки, ну да, – вскользь проговорилось в мозгу. – Новое бывает похуже проверенного временем старого… Зачем покупал? Сдуру; получается, так.

– Лутше бы бы срезало им голлову! – роняет жена: – Выя разболелась, в крови… Нетт как нет!!

– Сыщем, – неуверенно, муж: – Где-нибудь найдется, – изрек, чуть ли не потрогав свою. – Шея-та? Пройдет, не горюй, – молвил, приголубив; – а то;

«Синие, так будем считать», – произвелось на уме.

Двойственное всё на миру, спорное, дробится на части, верное соседит с неправдой, мечется туда и сюда, в противоположных подчас, можно говорить направлениях, – подумал супруг, – правда с оговорками – ложь.

Подсеченная яблонка – так, сходится; куда бы ни шло. Кручинная – опять-таки верно; не противоречит случившемуся: горе, считай… Лучше бы сказать, полуправдою: прямая беда. С Веточкою малость не то.

Пень, кой там – веточка, – мелькнуло вослед, в знании своей виноватости: вернулся б – и всё, не было бы жениных слез. Чуяло ведь сердце, – ан нет, все-таки уплыл, недотыка. С песенкою!.. Во скоморох; в точности такой же, как Федька, – мнил, вообразив Нюенштад. Именно… И кто она есть, кстати говоря беглецу в худшее от лучшего, Федьке песенная, скажем хоть так, сущая под Тихвином бабонька по имени Настя? Но, да и вполне допустимо: не было такой в животе – выдумал большое ничто: песельник; Баян, да и только!..

Умница, с другой стороны: все-таки получше иметь (больше ли – отдельный вопрос) бабу в голове… Хм… не то… нежели ходить по блядям. Главное: всегда при себе! Так, в среднем, – рассудил селянин.

Терпится покаместь; ништо. Пень, так пень. Важно ли? Авось прорастет. Выправимся, чуть поопосле. Как-нибудь; достанем корап… Веточка и пень, при таком взгляде на неважный успех розысков у дома, в будыльнике, по сути – одно. Веточка и Веточка; пусть. Нравится, и ладно, раз так. Не сопротивляемся-от. По-нашему: хоть как называй… И не переспорить. Своё! Это вам не то, что Настасья! – Вершин недовольно поморщился, припомнив градок. – Слезная, покаместь жена (всё пройдет как-нибудь потом, образуется) – и лучше, и больше. Разве что, в людском понимании (да ну их к чертям, насмешников): жирку маловато. Как ее, такую понять? Противоречия – на каждом шагу: есть есть, казалось бы; чем больше, тем лучше!.. Пробовали как-то заставить, силою – встает на дыбы. Умеренность в еде соблюдает – большего не хочется; но. Как-то не совсем по-людски. Чуть что не надобное любе – отпор. Словную борьбу ненавидит. Лучше уж, в таком положении со многим смириться. Выгоднее, как бы… И то: чем больше на тебя нажимают, тем сильнее отпор насилию, вообще говоря. Как не так? В чем-то уступи, не воюй.

«Нам… всем пропасть! – Ям-ма волчья! Слышь? Акка говорит: не к добру. Надо же такому стрястись… Ведает» – услышал супруг.

– С кольями на дне, понимай? Вылезем, – ответовал муж. – Как-нибудь найдется; эге ж: выкосим будыльник – и все; мало ли бывает потерь, – молвил, зазирая в глаза спутнице по жизни, а там – горечь затаенная, скорбь, их заполонила тоска! Слез не было, как будто – иссохли, канула недавняя лють. Где она, небесная синь? Так меркнет васильковое поле с наступлением сумерек, представил, вздохнув; яко бы – заросшее озеро, иначе сказать.

Чем больше врастала Найда в его жизнь, тем незаменимее зрилась. То бишь, по-иному, – подправил мысленную речь селянин, со временем все чаще и вяще виделась как часть самого. Что ж, что не бывает в миру незаменимого, мелькнуло у Парки – в целом, приблизительно так. То же, очевидно как день, в отношении его как сожителя, с ее стороны свойственно еговой хозяйке; женина словесная любость – всякие, там разные веточки в порядке вещей: женщина, не баба-яга. Не Старостина женка… вот, вот: можна угодить как мужчине кое и когда в любострастном; ночью – для чего бы и нет? Оба они, вызналось не так чтоб давно искренне друг в друге нуждались;

Эта, – промелькнуло у Парки обоюдная нужность представляет собой, как бы, двуединую волю – и теперь надлежит внутреннее, силу желаний вытратить на внешнее; так… На определенные действия.

Ужотко найдем! Станется, хотя и не вдруг. Выручим поди горевальницу. А как же еще? Женина беда и его, мужнина, бо всё – пополам. Свойственное миру стяжателей никак не пример. Где уж, там делиться по правде, поровну, – хватают, себе чуть ли то не всё целиком… Да уж, так.

Хоть из-под земли добывай! Лучше бы, – явилось на ум: сразу же пуститься всугонь, брегом (за околицей – тропками), чтоб след не простыл. – Так тому и статься, – изрек, чуточку подумав; – и то.

– Скрылись – а куда потекли? акка? – вопрошал селянин, встретившись нечаянно взглядом с тещею (старуха, серпом скашивала подле колодезя, у вётел бурьян). «Дурища, – мелькнуло у зятя: стебли – хоть секи топором сей чертополох, на забор»; «Пяйваинен алла… хозя… шалмакси» – достигло ушей нечто не совсем вразумительное.

Парка: – На юг?

– Да. Там. Под солнышко поплавали, салмой, – вторила для ясности Найда, вяленько махнув рукавом в сторону избушки посельского, который (с двумя порядочных размеров язями), крадучись вернулся домой.

– Как вы говорите: проливом? протокою? Да? К Лиге, понимается так. Или же на Стрельну, к сородичам, – вещал селянин. – Гад-дина!.. Не выйдет, шалишь. Только бы нагнать, сволоту!.. Я т-тебе, наглец. Не уйдет.

«Достали до печенок, проклятые, – подумал в сенях, нашед на перевернутой кадке оружие, капустный секач: – Дело ли ось так выражатися, по-штатски, по-матерному!.. Дык сорвалось. При женщинах! Куда бы ни шло: где-нибудь в рядах, на торгу… На пристани, в конце-то концов. Ай нехорошо получилось: дома! – промелькнуло в душе чуточку смущенного Парки. – Ну и допекли, немчура!.. лодочные, так понимай».

Всугонь! – заторопился крестьянин, бросившись вослед, побережьем. Только что, недавно уехали; раз так, не уйдут – но спустя некоторый час, на бегу вперся в непролазный ивняк; поздно, нипочем не догнать, – сообразил в кустарях.

7

Кто ж сволок?

Надо бы еще расспросить старосту, посельского – Немца и, быть может видал что-нибудь Прокопий, сосед – знаемо, глазастый мужик… Даже чересчур, по словам Ксении, еговой жены. Да и не мешает затем сунуться на Речку: а вдруг что-то присоветует родич, набольший семейства – Оким, косвенный свидетель того, что произошло на ключах, ибо-то живьём наблюдал кое и кого горожан… косвенный участник, ну да.

В сущности не так чтобы очень зельная потеря; двойственное. Кто не терял то или иное добро? – тщился приспокоиться сельник, возвернувшись от старосты, с пролива ни с чем, и, передохнув на крыльце тронулся в заречье, на Речку.

Только-то: изъят корабельник, – думалось как шел по тропе в сторону соседней избы. – Да уж, получается так; но. Бляшка, украшение женское!.. Не так; не совсем: дар – за боевые заслуги. Мужество и честь не пустяк, редкостны теперь на Руси… бывшей, – промелькнуло в сознании, – что, впрочем не важно, да и не последнее – верность. Токмо лишь единственный раз, помнится в руках подержал; впрямсь; как не жаль? С мыслями о прошлом осталися. Куды их девать? Сокол бы, наверно вписал оные в карманную книжку; в сонниках бы-от прижились.

Были, вещал укко рати мимоходом, из Нова-города на Полну-реку, такоже Сестрой нарицаемую, дабы вернуть долг свейским немцам за их находы на Ыжору и Водь: жгли крепости на финской земле. За море пускались, по льду, али же то сплыли в ушкуях, то бишь, получается в каторгах, какие теперь плавают вблизи городка. С русью, во главе соплеменников ходил воевать некоторый уккин прапрадед. Славу и богатство достали, отомстя вероломство, и напротив Ругодева, у Нарвы-реки щит делали, красно говоря, по-васькиному – русьский запор, к немской нарови, на тех же дверях: возвели крепость Ывань-град[7 - Основана в 1492 г., что, в общем никакая не новость.]; нарва, как известно любому – поперечная стяжка поверху стоячих досок, скрепа на дверном полотне.

Так что никакая не мелочь, в сути – наградная деньга. Шутка ли: награда за подвиг! С тем, что украшение: знак доблести былых поколений. Знамение славы прапрадедов – колзуихин дар, золоточеканный поклон ставши родовою святыней. Можно ли такое предать? «Корабелник-от Ывана Василевича» – видится надпись, тиснутая вскрай ободка; далее: «И сына Ывана». Верность – имение существенное даже теперь; ценится во все времена.

Вообразив женщину с детьми, у колодезей, старуху и Немцева, мужик поместил рядом тихвинца Галузу, разносчика, с которым на днях виделся в заневском градке, русича с лопатой и с коробом; рядок невзначай выплывших вблизи от Романовки, представших воображению знакомых людей чуточку спустя замыкает смутно представляемый Паркою – безликий – толмач.

«Ён?» – произвелось на уме.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 26 >>
На страницу:
4 из 26