Terra Insapiens. Книга первая. Замок

Немного помолчали, слушая плеск волн.

– Мессию вчера отпустили, но книги у него отобрали, даже Библию, – сказал Артур.

– Ничего, вернут. Это Демон его не любит, а Хозяин его бережёт. Он – жемчужина в его коллекции.

– Меня сбивают с толку его проповеди. Иногда он сам себе противоречит.

– Противоречия – признак жизни. Мессия не проповедует придуманного им Бога. Он всё ещё Его ищет. На ощупь, вслепую, но настойчиво и упорно – в этом его сила.

У ног плескалась вода, с океана дул свежий ветер. Они сидели молча, глядя на тонущее Солнце.

– Если нам не удастся побег, – наконец озвучил Артур свои мысли, – мы будем сидеть здесь на острове до конца своей жизни.

Адам посмотрел на него.

– Не переживай! Всё будет хорошо.

– Насколько это возможно, – добавил Артур, и Адам улыбнулся.

– Быстро учишься.

Он поднялся.

– Пойду спать. Не засиживайся, а то простудишься.

Солнце утонуло в океане, окрасив линию горизонта багровым цветом. Небо проявляло первые звёзды.

Артур в задумчивости сидел на берегу. Когда понял, что рядом кто-то стоит, обернулся. Это был Никто. Капюшон лежал на его плечах, спутанные волосы были откинуты назад.

– Как идут дела союза освобождения от человечества? – спросил Артур.

– Что? А вы об этом! Нет, я понял, что борюсь с призраками. В этом нет смысла.

Он пристально вглядывался за горизонт. Потом повернулся к Артуру.

– Вы думаете, там за океаном что-нибудь есть?

Он кивнул головой куда-то в сторону океана, хотя океан был со всех сторон.

– Там территория снов. Ничего реального там нет.

Он помолчал.

– Когда Бог спит, ему снятся сны. Эти сны и материализуются в бесконечные Вселенные, населённые звёздами, планетами, людьми, животными. Материя – это ткань Божьего сна. Персонажи сна рождаются, живут, умирают – возникают и испаряются, возникают и испаряются. За время своего краткого «сносуществования» они успевают объяснить себе мир, определить его законы, начинают писать некоторые слова с большой буквы – Родина, Истина, Бог… А когда Бог просыпается, материя его снов перестаёт существовать, ведь её никогда и не было. И остаётся один Бог – вечный, бесконечный, единый…

– Одиночество не тяготит Его – оно стало привычным. Но иногда ему хочется, чтобы кроме него был кто-то ещё. И тогда он закрывает глаза и начинает видеть сны. И снова появляется материя снов, и снова рождаются звёзды, планеты, люди, звери. Они снова начинают верить в себя и окружающий их мир, начинают изучать его, желают счастья и вечной жизни. Ну не смешно ли? Несуществующие жаждут вечного существования. Иллюзорные находят законы иллюзорного мира. И так бесконечно – возникают и испаряются. И лишь для того, чтобы нарушить одиночество Бога. Чтобы сделать ему хоть чуть-чуть легче… Одиночество от этого не исчезнет. Но забывшись на краткое время сном, Он сможет забыть о своём одиночестве. Сны – великие обманщики, великие утешители.

Он присел на корточки и потрогал воду.

– Вы замечали, что сны иногда бывают убедительнее реальности? Как это там у китайцев? Проснулся мудрец, которому снилось, что он бабочка. И не знает теперь – мудрец он, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она мудрец?.. Реальность, выдумка, мифы, верования, сны – всё переплелось в клубок, и уже не поймёшь – что есть что? «Жизнь и сновидения – страницы одной и той же книги», – говорил Шопенгауэр.

– Я тоже думал об этом, – Артур был взволнован. – Мне приснился сон, что я сплю и вижу сон.

– И что же было в этом сне сна?

– В этом сне я прожил удивительную и радостную жизнь… Представьте же моё разочарование и обиду, когда я проснулся и понял, что всё это было только сон… Но потом я проснулся снова и испытал радость оттого, что разочарование и обида тоже были сном. С лёгкой грустью я понял, что всё в этом мире – и радости, и печали – только сон.

– Может быть, стоит ещё раз проснуться?

– Именно с этим желанием я теперь и живу.

Никто покачал понимающе головой и сел на камень возле Артура.

– Это не поможет… Каждый раз, когда услышишь «Non, rien de rien», будешь оглядывать мир с подозрением – а точно это последняя и единственная реальность?

Он вздохнул и задумчиво глядя на спокойные волны, продолжил:

– Когда жизнь становится предсказуемой, она кончается… Я редко помню сны. Но недавно днём случайно заснул и видел какой-то сон из моей и совершенно не моей жизни, не имеющий ничего общего со мной. Если начать его пересказывать, получится чушь. К тому же многое стремительно забывается, испаряется. Но сохранилось острое ощущение какой-то иной жизни, возможность какой-то иной жизни. Материалист скажет, что это бред нездорового сна; идеалист скажет, что это подсознательное воспоминание о нашей прошлой жизни. Я не знаю… Когда-то я читал «Войну и мир». Может быть, эти слова, пришедшие к князю Андрею на поле Аустерлица, лучше всего объясняют мои ощущения: «ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего-то непонятного, но важнейшего».

Артур с интересом смотрел на собеседника.

– Вы так здраво сейчас размышляете, что я просто в недоумении. До этого, простите, я считал вас самым сумасшедшим из всех обитателей Замка. А теперь уже не знаю – что и думать?

– Я сумасшедший. Я сам про себя это знаю. Во мне не один человек, а сотни людей, и сейчас с вами говорит только один из них. Возможно самый нормальный из ненормальных.

Он не смотрел на Артура, он смотрел за горизонт.

– Я – это кто? – произнёс он задумчиво.

– Человек каждый день меняется. Я сегодняшний не равен себе вчерашнему. Жизнь – это постоянное изменение, развитие. Жизнь – это постоянное отмирание чего-то старого и зарождение чего-то нового. Это верно и в материальном, и в духовном плане.

– Тогда что же такое «Я»? Даже на уровне материи я не могу определить свои границы. Каждый день у меня выпадают волосы; значит, волосы – это не «Я». Каждую неделю я стригу ногти; значит, ногти – это не «Я». Человек пришёл с войны, потеряв ногу или руку, и говорит: «я вернулся»! Значит, ноги и руки – это тоже не «Я». И что остаётся – голова профессора Доуэля? Ведь она тоже может сказать: «да, это я, профессор Доуэль». Моё «Я» даже в телесном образе для меня нечто неопределённое, не имеющее чётких границ. Что уже говорить о моей душе! Тут границы размыты ещё серьёзнее.

– Я помню того школьника, писавшего свои первые стишки. Я помню даже несколько строк из них. Но я не помню уже их целиком. И я не смогу уже написать подобные. Значит, «Я» – это уже не он, и он – это не «Я». Чушь собачья! Получается, моё духовное «Я» вечно изменчиво, также как моё тело… Даже если человек достигнет бессмертия, это будет ещё одна иллюзия. Жизнь и смерть неразлучимы. Человек живёт, умирая. В старике уже умер ребёнок, оставив о себе только воспоминания, тускнеющие с каждым годом… Что же такое – «Я»?

Он стиснул зубы и посмотрел на Артура.

– Хотите, покажу – почему меня упрятали сюда?

Он поднёс левую руку к лицу Артура и задрал рукав. Артур содрогнулся от ужаса. Это был обрубок, культяпка, без единого пальца.

– Я рубил пальцы один за другим и думал: «что? я ещё живой? значит это всё – не Я»!

Он смотрел прямо в глаза Артуру, а тот хотел, но не мог отвести глаз от уродливой кисти.

– Это было прилюдно. Но все оцепенели от ужаса, и только когда упал последний палец, я стал терять сознание, меня схватили, и кто-то дурным голосом заорал: «а-а-а-а»!.. Это было последнее, что я помню. Очнулся я уже в больнице, и – да, это была психушка.

Никто опустил руку и отвернулся. Артур не знал – что сказать? Он хотел бы развидеть то, что увидел.